Лодка с письмами отчалила, курс был отлажен. У Сэмьюэла были дела с капитаном, и Леда решила воспользоваться сопровождением Видала и погулять по палубе первого класса. Сэмьюэл все еще держал ее за плечи, когда она пожала руку капитану, пожелала удачи, на что он ответил:

— Вы — морячка, мадам. Настоящая морячка.

Покраснев от удовольствия, Леда спустилась по предательски скользкой лестнице. Все — более ста пассажиров парохода — попрятались в свои каюты. В салоне тоже никого не было, за исключением парнишки, который тяжело дыша, откинулся на бархатном кресле, а рот его исказила болезненная гримаса.

Мистер Видал осведомился, не хочет ли мальчик присоединиться к своим родителям, но тот прошептал, что путешествует один, что в его каюте ему невыносимо. Затем он разрыдался.

Леда взяла его за руку.

— Пойдем со мной наверх. Там не очень качает. Ты полежишь и почувствуешь себя лучше.

Его пальцы благодарно сжали ей руку. Втроем они начали подниматься в каюту Леды. Лицо мальчика, который цепко держался за руку миссис Джерард, бледнело все больше и больше. В гостиной Леда усадила его на софу, но он наклонился, и его стошнило прямо на брюки.

— О, дорогой! — Леда потерла нос. — Снимай все это быстро! И ложись!

Но мальчик, даже всхлипывая, оттолкнул ее руку.

— Я не могу в вашем присутствии. Вы — леди!

— Ну, хорошо! Мистер Видал, помогите, пожалуйста, ребенку раздеться, я подожду в коридоре. Повесьте потом брюки на дверь.

— Да, мадам, оставьте его вещи на лестнице, а я дам ему одеяло.

Леда взяла пострадавшие брюки и пошла к лестнице, держась за перила, затем свернула их и положила на верхнюю ступеньку.

Услышав резкий голос Сэмьюэла, в котором звучала непривычная злоба, она замерла за дверью, возвращаясь в каюту. От резкого толчка изнутри дверь распахнулась, ударив Леду. Мистер Видал всем телом вывалился за порог. Сэмьюэл стоял в плаще посреди комнаты и смотрел на стюарда с ненавистью.

— Убери свои грязные руки, — в его голосе прозвучала угроза. Холод, казалось, исходил из глубины его души. — Убирайся? А то я убью тебя!

Леда уставилась на мистера Видала. Синий пиджак его был порван вдоль воротника.

Мальчик лежал на кушетке с широко открытыми глазами. Его голые ноги были укрыты одеялом. Он смотрел на Сэмьюэла, как будто тот был чудовищем из преисподней.

— Сэмьюэл! Да что же это… — Леда уцепилась за косяк. Разорванный пиджак слуги и злобное выражение лица мужа испугали ее.

— Что я сделал? — мистер Видал казался изумленным. — Сэр, что?

Сэмьюэл не шелохнулся.

И тут она начала понимать… Разрозненные мысли стали складываться в единую догадку — раздетый мальчик, плачущий от боли, мужчина рядом, злобное лицо Сэмьюэла…

— О, Сэмьюэл, ты неправильно понял! — воскликнула Леда. — Я попросила его. Я попросила их обоих. Мальчику было плохо. Его стошнило на брюки. Видал помогал мне.

Напуганный ребенок натянул на себя одеяло.

Леда увидела, что приступ ярости Сэмьюэла проходил, краска бросилась ему в лицо. Он посмотрел на мальчика, мистера Видала, на Леду. Затем все чувства словно покинули его.

Спокойно, точно рассчитанными движениями он стал снимать мокрый плащ. Как будто ничего не случилось, он протянул его мистеру Видалу. Тот заколебался.

— Вам больно? — тихо спросил Сэмьюэл. Лицо стюарда вздрогнуло.

— Нет, сэр.

— Вы принимаете мои извинения?

— Сэр, — мистер Видал выпрямился. — Что я сделал?

— Ничего, — лицо Сэмьюэла стало каменным — Я могу поговорить с капитаном о вознаграждении, компенсации…

— Если я сделал что-то, чем заслужил…

— Спасибо, мистер Видал, — вмешалась Леда. — На сегодня все. Если только вы принесете чистые брюки мальчику. Как тебя зовут? Какая у тебя каюта?

— Дикки, мадам. Каюта Б-5, мадам. Можно мне принести мою подушку? Она лежит на моей кровати.

— И захватите его подушку. — Леда повернулась к ребенку. — Тебе лучше?

Тот завернулся в одеяло, все еще не отрывая взгляда от Сэмьюэла.

— Немного. Но в горле ужасный привкус. И хочется пить. А почему он швырнул его за дверь, если мистер не сделал мне ничего плохого?

— Это было недоразумение, — сказала Леда.

— Я принесу также лимонад, мадам, — мистер Видал поклонился и вышел.

— Это было так ужасно. Он летел отсюда туда, — мальчик указал рукой на расстояние между кушеткой и дверью.

— Жаль, что ты так испугался. Это просто ошибка.

— Но он же сказал, что убьет его. Вы слышали? Она сжала губы.

Сэмьюэл ничего не сказал. Он резко распахнул дверь и вышел, оставив Дикки и Леду в гостиной.

Дождь забрался ему за воротник плаща. Он думал сейчас только о скользких ступенях под ногами, ветре за спиной, сильной качке. Пустая палуба расстилалась перед ним — капли отскакивали от бревен.

Сэмьюэл нашел убежище в одном из проходов. Облокотился о стальную перегородку. Пальцы озябли.

Долго он смотрел на бушующее море. Его начало трясти.

Холодно, его трясет от холода, так решил он. — Черт побери, — прошептал он, — дьявол! Сэмьюэл стукнулся головой о перегородку, почувствовал боль. Он сжал зубы и стукнулся еще раз. Боль наполнила его целиком.

Откуда она знает? Он понял это, взглянув ей в глаза. Никто в здравом уме не сделал бы того, что сделал он. Никто… нормальный. Боже, даже Видал ничего не понял.

Сэмьюэл швырнул человека через всю комнату, а тот ничего не понял.

Но Леда поняла.

Чудовище! Чудовище! Он поступил, как безумный. Ни на секунду не задумался… Как он мог так выдать себя? Леда, но ты не должна, ты не можешь этого знать…

Корабль вздымался на волнах. Три четверти миллиона долларов — мотор, сталь и все остальное. Здесь ему принадлежит каждый дюйм. Шестьсот человек получают зарплату по чекам с его подписью. Ежегодный доход в четыреста тысяч поступает на его имя в банк. Вернее, на то имя, которое он выбрал для себя из книжки.

Он помнил ее. «Происхождение норманнских имен». Это — единственное, что он нашел подходящим в школьной библиотеке. Итак, ему нравилась норманнская раса. Он глянул на себя в зеркало и решил, что у него германский нос, норманнские серые глаза. Он выдумал для себя семью и родословную. Как его предки пришли вместе с завоевателями, как его пра-пра-прадедушка был убит, командуя сводным полком, как семья жила в древнем замке, а потом агент по земельной недвижимости обманул их. И они были разорены. Но когда-нибудь придет письмо, и все разъяснится. И все пойдет должным чередом. Но все это были фантазии. Ничего не случилось. Леди Тэсс и лорд Грифон пытались найти его родителей…

Фантазии. Сны и туман. Леда! Ему вновь показалось, что почва уходит у него из-под ног. Он познал уже это чувство — в пятнадцать или четырнадцать лет, — никто толком не знает, сколько ему, — когда выяснилось, что никакие родители не ищут его.

Она не должна знать!

Не должна! Он смотрел на море, холодная влага забралась за воротник. Нет, сама она ни за что бы не догадалась. Она вышла за него замуж, связала его с собой. Интуиция?

Боже, теперь он понял! Она не угадала. Она не могла догадаться. Ей сообщили. Приходили письма. Тэсс написала ей. На какое-то мгновение ему это показалось предательством, которое нельзя пережить. Но потом он понял. Он сам виноват. Леди Тэсс никогда бы его не предала, но он сам мог себя выдать. Он мог… И выдал. Если бы он только мог забыть обо всем, что говорил Дожен, пойти к Леде, лечь с ней рядом… И пусть темнота обнимет их.

Его ошибка.

Он сделал это. Он потерял Кэй. Потерял все, ради чего трудился.

А как этот ребенок смотрел на него? Как будто он был одним из тех, кого надо бояться.

Он вновь стукнулся головой о перегородку.

Снова его душу нужно собирать и лечить. Он даже не понял, как далеко зашел. Океан чувств. Бездна. Дожен чувствовал ее. Сэмьюэл не должен прибывать в Гавайи вот таким…

«Ты — воин, сердце твое — лезвие».

Дожен. Сэмьюэл прижался лбом к перегородке, чувствуя холод и влагу. Порыв ветра обдал его разгоряченное тело — чистый и беззаботный. В этих волнах есть обезличенная справедливость Вселенной. Дожен дал ему возможность увидеть это, дал силу, подчинить эти волны себе. Терпение и смирение — и тысячи путей, чтобы найти убежище в сумерках.