Эви закусила губу изнутри, чувствуя, как щеки заливает жаром стыда. Кажется, он все-таки понял часть ругательств, которыми она плевалась в тронном зале, да простят ее предки, но его лицо было подозрительно невозмутимым.
— Завтрак нам накрыли на террасе, — сказал он, — идем.
Отказ от вчерашнего ужина, да и обеда, если подумать, вот-вот грозил напомнить о себе громким позорным урчанием в животе, поэтому Эви без слов шагнула за ним. Они вышли на террасу, и при виде стола, заполненного блюдами, ее рот наполнился слюной, но привкус невысказанных колкостей портил аппетит. Подобного раздражения она в жизни не испытывала. Даже молча он сбивал ее с толку, нервировал и заставлял краснеть.
И все же, чтобы не показывать своих эмоций, Эви спокойно села и пододвинула к себе первую попавшуюся тарелку. На ней лежали трубочки из тонкого золотистого теста, политые каким-то желтовато-коричневым соусом, и горсть спелых ягод. Она взяла вилку и нож и, следуя его примеру, отрезала небольшой кусочек, но так яростно, что металл противно заскрежетал по тонкому фарфору. Тесто было нежным и таяло во рту, а густой и сладкий соус отдавал цветочным ароматом. Ее голод снова стал невыносимым, и на этот раз злость послужила прекрасным дополнением ко вкусу. Расправившись с одним блюдом, Эви взялась за другое, неосознанно подражая сестре — та бы не стала церемониться.
Подоспевшие рабы бесшумно меняли посуду и подливали напитки. Эви не смотрела на них, глядя в свою истерзанную ножом тарелку. Несколько раз принц, сидящий напротив, кажется, хотел завести диалог, но едва открыв рот передумывал. Только подозрительно кашлянул раза два. Она предпочитала делать вид, что его не существует.
Когда с завтраком все-таки было покончено, Эви сложила руки на груди и уставилась на ряды деревьев. Ее злость утихла. От избытка сладкой и пряной пищи по телу разлилась приятная тяжесть, а мысли увязли в полудремотном состоянии. Она с тоской смотрела на белые дорожки, мечтая прогуляться. Что угодно, лишь бы не возвращаться в четыре стены.
— Хочешь, покажу тебе сад? — внезапно спросил Эрон.
Наконец удостоив его взглядом, она кивнула и встала. Они спустились по ступеням, и пошли вдоль клумб, держась на расстоянии вытянутой руки. Где-то над головами пели птицы, и Эви легко дышала полной грудью впервые за несколько дней. Отсюда не было видно океана, но она знала, что он там, за зелеными кустами и деревьями.
— Здесь очень красиво, — сказала она, чтобы не идти в полном молчании, но слова не были ложью. Сад действительно был прекрасен.
— Это проект моего брата. Ему нравилось уединение.
— Каким он был?
— Элиф? — Губ принца коснулась легкая улыбка. — Лучшим во всем. Из него бы вышел прекрасный правитель.
— Да, я понимаю, — ответила она. — У меня тоже был брат, и из него бы тоже получился прекрасный правитель.
— И что стало с твоим братом?
— Погиб, спасая меня от чудовища в море.
Она смерила его взглядом. Он не отвел глаза, только мягко произнес:
— Мне жаль.
— Если бы не он, меня бы здесь не было!
— Если он пожертвовал ради тебя жизнью, значит, он действительно такой, как Элиф. — Принц неопределенно хмыкнул. — У богов на таких всегда свои планы.
— Я не верю в ваших богов, — не удержалась Эви.
Эрон равнодушно пожал плечами.
— Я не верю ни в чьих богов, но, видимо, им на это наплевать.
Какое-то время они шли молча. Достаточно близко, но не касаясь друг друга. Солнце уже поднялось высоко, тени укоротились, и Эви почувствовала, как шея сзади под волосами становится чуть влажной от пота, а от ходьбы в непривычной обуви натираются ноги.
Наконец, они ступили на дорожку, скрытую за высокой живой изгородью, образующей своеобразный зеленый лабиринт. Эрон шел впереди, указывая путь, они миновали несколько поворотов, а потом… У нее захватило дух.
Перед ними простиралась площадка, устланная ковром из трав, которая заканчивалась обрывом. Вдалеке на бесконечной бирюзовой глади воды виднелся силуэт корабля с белыми парусами и точки лодок, снизу доносились крики стрикстеров и шум волн, ударяющихся о скалы. Эви сделала несколько шагов и прикрыла глаза, запрокинув голову. Ветер отбросил волосы с лица, обнял ее своими прохладными руками. Ощущение, что она стоит на краю мира, пьянило, как вино. Не в силах скрыть улыбку, Эви обернулась.
Эрон смотрел на нее молча, и внезапно его темные глаза напомнили ей о церемонии. О моменте, когда ей показалось, будто внутри него скрывается что-то одновременно пугающее и манящее. Это было лишь видение, действие странного зелья, глупость. Но чувство было таким острым, что сердце забилось в груди встревоженной птицей, а желание сделать шаг ему навстречу напугало больше, чем пропасть за спиной.
Эви отвернулась, и наваждение развеялось на ветру. Она медленно пошла вперед, чтобы узнать, насколько высоко они находятся.
— Осторожно, — сказал он. — Трава может быть очень скользкой.
Трава и правда была скользкой и скрывала под собой камешки, впивающиеся в тонкую подошву, и неровности, поэтому в его словах была истина, но Эви все-таки шагнула на каменный край и осторожно заглянула за него.
Скала отвесной стеной уходила вниз, словно кто-то гигантским тупым ножом срезал с нее кривоватый пласт. Далеко внизу громоздились камни и острые рифы, выглядывающие с мелководья. Волны ударялись в основание скалы и разбивались пеной и брызгами.
Сколько здесь было метров? Пятьдесят? Шестьдесят?
Сердце ухнуло куда-то вниз, небо качнулось, и дыхание застыло в горле ледяным комом.
Эрон схватил ее за руку и потянул назад. Эви прислонилась к его груди и закрыла глаза, ожидая, пока пройдет головокружение. Вслушиваясь в ритм его дыхания, она размышляла о том, что отсюда ей вряд ли удастся бежать. Слишком велик шанс разбиться и стать кормом для рыб. О Владыка, но должны же быть другие пути. Да и просто сбежать мало, нужно найти способ пересечь океан и вернуться домой.
Погруженная в свои невеселые мысли, Эви вдруг осознала, что головокружение прошло, а она все еще стоит в руках Эрона, и его объятия не кажутся клеткой. Даже странно. Это был их первый осознанный контакт, но в нем не ощущалось непривычной неловкости. Прикосновения на церемонии помнились очень смутно и так, будто она смотрела на них со стороны, а не чувствовала кожей. Но еще перед завтраком Линэль рассказала, что, когда Эви привезли в замок без сознания, Эрон нес ее до постели на руках. Может, в этом все дело?
Он не спешил ее отпускать, и Эви в свою очередь не хотела открывать глаза. Ароматы трав и цветов дурманили голову, а захватывающий вид с высоты заставил забыться на какое-то время. Они застыли на краю его мира, и в эти мгновения он вовсе не напоминал того холодного, грубого и властного чужака, каким был до этого.
Эрон погладил ее щеку костяшками пальцев и задумчиво произнес:
— Все думают, что ты дочь воды.
Пальцы спустились вдоль шеи вниз, задержались у ключицы в легкой невесомой ласке и заскользили по обнаженному плечу, посылая волны мурашек по коже. Эви перестала дышать. Сердце снова ударилось в грудь и затрепетало.
— Но я чувствую в тебе огонь, — продолжил он, обжигая ее своим шепотом. — Что если этой ночью я попытаюсь разжечь его, чтобы растопить твое ледяное сердце?
Эви издала какой-то сдавленный писк и вырвалась, едва не упав на траву. Подобрав юбки, она быстро нырнула за зеленую изгородь и не разбирая дороги побежала в сторону замка. Ее преследовал только его тихий смех.
Глава 8
— Скажи ему, что у меня болит голова и что сегодня я не хочу ни с кем видеться.
Эви стояла у окна, сложив руки на груди, и не желала оборачиваться. Вечер был теплым и безветренным, но ее всю трясло. Она вцепилась в свои плечи и стиснула зубы, чтобы не стучали.
— Но, госпожа… — в голосе Линэль звучал испуг. — Вы не можете ему отказать, он же…
— Я знаю, кто он. Иди.
— Да, госпожа.
Эви закрыла глаза. Почему ей так страшно? Она ведь уже не наивная девственница. Они с Иваром дважды занимались тем, чем занимаются супружеские пары. Или скорее… он занимался. Задирал ей юбки в душной кладовке и брал сзади, как кобылу — быстро, грубо, крепко держа за косу и кусая в плечо.