Скайфэк имеет такую орбиту. Это — удобная база снабжения оборудованием, подобных которой в космосе больше нет. И по случайности «Зигфрид», запущенный к Сатурну зонд, который как раз приближался к завершению задания, находится точно на такой эллиптической орбите, которая привела бы его в пределы Скайфэка в нужный момент. Невероятное совпадение. Того же порядка, что и открывшееся окно для старта на Сатурн параллельное появлением там чужаков.

Я не верю в счастливый случай таких масштабов. Лично я подозреваю, что это некоторая разновидность теста на интеллект и способности. Но у меня нет тому никаких доказательств, кроме соображений, которые я вам изложил.

Мои предположения имеют столь же мало ценности, как предположения кого угодно. Нужно иметь больше информации.

— Как долго останется открытым это окно старта? — спросил я.

Часы Вертхеймера были такими же швейцарскими, как он сам, изящными и дорогими, но такими старомодными, что ему пришлось взглянуть на них, чтобы узнать время. — Возможно, двадцать часов. Уфф. Теперь болезненный вопрос. — Сколько продлится полет туда и обратно? — Принимая в расчет нулевое время, три года. Примерно год полета туда и два обратно.

Сначала я был приятно удивлен: провести три года вместо двенадцати закупоренным в одной консервной банке с дипломатами. Но затем до меня дошло, какое в этом случае подразумевается ускорение — в непроверенном корабле, построенном для правительства по низкооплачиваемым контрактам.

И это по-прежнему было более чем достаточным временем, чтобы мы все навсегда адаптировались к отсутствию гравитации. Однако у них явно было нечто специальное и экстраординарное в запасе. Я снова усмехнулся. — А вы летите?

Человек меньшего масштаба ответил бы что-то вроде: «Очень жаль, но я не могу», или что-нибудь столь же самоограничивающее, и мог бы быть в этом совершенно честен. Генеральные секретари не бросаются очертя голову на Сатурн, даже если им этого очень хочется. Но он сказал только: -Нет. И мне стало стыдно, что я это спросил. — Что касается компенсации, — спокойно продолжал он, — то, разумеется, ничто не может быть достаточным вознаграждением за вашу жертву. Тем не менее, если вы по возвращении решите продолжать выступления, все ваши производственные расходы будут впредь покрываться Объединенными Нациями. Если же вы откажетесь от продолжения вашей карьеры, вам всем будут гарантированы пожизненно прекрасные условия и транспорт в любое место в пределах юрисдикции Объединенных Наций.

Нам предлагали пожизненный оплаченный билет куда угодно в принадлежащем человеку космосе. Если мы выживем, чтобы его получить.

— Это никоим образом не следует рассматривать как плату. Любая попытка заплатить была бы смешной и глупой. Но вы выбрали служение человечеству, и человечество вам благодарно. Вы довольны?

Я подумал об этом и повернулся к Норри. Мы обменялись парой фраз по мимическому телеграфу.

— Мы принимаем пустой чек, — сказала она. — Мы не обещаем получить выплату по нему.

Он кивнул.

— Возможно, единственный разумный ответ. Хорошо, давайте…

— Сэр, — быстро сказал я. — Я должен сначала кое-что сказать.

— Да?

Он оказал мне честь, всем своим обликом выразив терпение.

— Мы с Норри хотим лететь, у нас есть на то свои причины. Мы не можем говорить за других. Но я обязан сказать, что не слишком верю в то, что кто— либо из нас может проделать эту работу. Я приложу все возможные усилия — но, честно говоря, я жду неудачи.

На мне остановился взгляд китайского генерала.

— Почему? — рявкнул он.

Я продолжал смотреть на Вертхеймера.

— Вы полагаете, что, поскольку мы Звездные танцоры, мы сможем переводить для вас. Я не могу этого гарантировать. Я рискую сказать, что знаю записи «Звездного танца», даже частные версии, лучше, чем кто бы то ни было. Я их снимал. Я канителился со скоростью и полем образа, пока не выучил каждый рисунок наизусть. Но черт меня побери, если я понимаю их язык. Ну, у меня были моменты прозрения, вдохновения, но…

Шера их поняла — грубо, интуитивно, с большим усилием. Я даже наполовину не такой хороший хореограф, как была она, даже наполовину не такой танцор. И никто из нас. Вообще никто из всех, кто мне известен. Она сама сказала мне, что в их общении телепатии было больше, чем хорео— графии. Я понятия не имею, сможет ли кто-то из нас установить такую телепатическую связь во время танца. Я не был ТАМ. Я был здесь, за че— тырьмя переборками от этого кабинета, снимал на пленку представление. — Я взволновался. Вся тяжесть последних переживаний искала выхода. — Прошу прощения, генерал, — сказал я китайцу, — но это то, чего вы не можете приказать сделать.

Вертхеймер не был расстроен.

— Вы использовали компьютеры?

— Нет, — признался я. — Я всегда намеревался это сделать, когда будет время.

— Неужели вы решили, что мы не прибегнем к этому средству? Наш словарь для перевода между чужими и людьми не больше, чем ваш, но мы многое знаем. Вы можете заниматься хореографией с помощью компьютера?

— Конечно.

— В памяти компьютера нашего корабля заложено столько сведений, что вы будете их изучать весь год полета туда. Они обеспечат вас по крайней мере достаточным «словарем», чтобы начинать процесс приобретения больших знаний. И они будут обеспечивать обширные, пусть даже ги— потетические, предложения по разработке всего этого. Проводились исследования. Вы и ваша труппа — вероятно, единственные люди из ныне живущих, кто способен получить доступ к этим данным и использовать их. Я видел записи ваших выступлений. И я верю, что если кто-то вообще способен это сделать, то это сделаете вы. Вы все — уникальные люди, по крайней мере в вашей работе. Вы мыслите так же хорошо, как люди… но не похоже на людей.

Это была самая экстраординарная вещь, которую кто-либо когда-либо мне говорил. Это оглушило меня больше, чем все остальное, что было сказано в этот день.

— Это явно относится к каждому из вас, — продолжал он. — Возможно, вас ждет неудача. В этом случае вы — лучшие из вообразимых препо— давателей для группы дипломатов, из которых только один человек имеет хотя бы минимальный опыт знакомства с невесомостью. Они будут нуждаться в людях, кто чувствует себя в космосе как дома, чтобы те помогли им — что бы ни случилось.

Он взял сигарету, и американец-штатский ненавязчиво включил для него пепельницу. Вертхеймер сам зажег сигарету спичкой. Сигаретный дымок был странного цвета: чистый табак.

— Я верю, что все вы сделаете максимум того, что в ваших силах. Все те из вас, кто решит лететь. Надеюсь, что такой шаг сделают все до единого. Но мы не можем ждать прибытия ваших друзей, мистер Армстед. Мы все связаны огромными ограничениями. Если знакомить вас с дипломатическим заданием до старта, то именно сейчас.

«Ой-ей-ей. Включить полную боевую готовность. Ты смотришь сейчас на тех, с кем тебе придется жить в течение следующих двух лет. Подпишешь арендный договор — потом будет поздно. Присмотрись повнимательнее; Гарри и остальным будет интересно обо всем узнать».

Я взял Норри за руку. Она сильно сжала мои пальцы.

«Подумать только: я мог быть никому не известным алкашом — видеооператором в Нью-Брунсвике».

— Говорите, сэр, — твердо сказал я.

— Вы надо мной потешаетесь! — воскликнул Рауль.

— Богом клянусь, — заверил я его. — Выглядит как шутка Милтона Берля,

— настаивал он.

— Ты слишком молод, чтобы помнить Милтона Берля, — сказала Норри.

Она лежала тут же на койке, кивая головой и сама того не замечая.

— Так что, у меня не может быть библиотеки записей?

— Я с тобой согласен, — сказал я, — но факт остается фактом. Наша группа дипломатов состоит из испанца, русского, китайца и еврея.

— Боже мой, — сказал Том из своей позиции полулежа на другой кушетке, где он находился с тех пор, как прибыл. Он в самом деле напоминал клубничный йогурт, слегка взболтанный, и жаловался на неустойчивость зрения и боль в ушах. Но его по самую макушку накачали болеутолителями и стимуляторами, Линда не выпускала его руки из своих, а голос у него был сильный и ясный. — В этом даже есть смысл. — Несомненно, — согласился я. — Если только он не собирается посылать по одному делегату от каждой нации, у Вертхеймера остается единственная возможность: придерживаться большой тройки. Это единственное ограничение, которое способно стерпеть большинство. А команда непременно должна быть многонациональной. Ну, все эти штуки насчет человечества, объединяющегося перед лицом угрозы со стороны чужих.