Линда отбуксировала Билла к отделению первой помощи над полками со спортивными снарядами. За Биллом тянулась цепочка красных бусин, которая по ленивой дуге дрейфовала к решетке. Дмирова последовала за Линдой, дрожа от бешенства, или от реакции на пережитое, или от того и другого вместе.
Гарри и Том эффективно связали Силвермена скакалками. Это казалось избыточным — человек его возраста тяжело переносит недостаток кислорода, и сейчас он крепко спал. Чен парил рядом с терминалом компьютера, вводя какую-то программу, а Норри и Де Ла Торре готовилась отбуксировать тело Сонг в медпункт, где по мрачному предвидению имелись запасы бальзамирующей жидкости.
Но когда они добрались до двери, она не открылась перед ними. Норри проверила индикатор, который показывал давление с той стороны, нахму— рилась, нажала ручной рычаг и снова нахмурилась, когда он не сработал.
— Мне глубоко жаль, миссис Армстед, — сказал Чен с искренним сожалением. — Я дал команду компьютеру загерметизировать эту комнату.
Никто не может покинуть ее. — Он достал из-за терминала портативный лазер. -Это оружие без отдачи и способно убить одним выстрелом. Если кто-нибудь попытается угрожать мне, я им тотчас воспользуюсь.
— Почему кто-нибудь должен угрожать вам, Ли? — спросил я мягко.
— Я проделал весь этот путь, чтобы заключить договор с чужими. Я еще этого не сделал. — Он смотрел мне прямо в глаза.
Де Ла Торре выглядел потрясенным.
— Madre de Dios, чужие — что они делают в то время, как мы деремся друг с другом?
— Я не это имел в виду, Иезекииль, — сказал Чен. — Я полагаю, что господин Армстед солгал, когда командующий Кокс спросил его, человек ли он. Мы по-прежнему должны договориться об условиях взаимного сосуществования между этим новым биологическим видом и нашим собственным. Оба предъявляют требования на одну и ту же территорию.
— То есть?! — спросил Рауль. — Наши интересы не пересекаются.
— И вы, и мы предполагаем в конечном счете заселить то, что известно как принадлежащий человеку космос.
— Но вам предоставляется полное право на любую его часть, которая имеет хоть какое-нибудь мыслимое значение для человека, — настаивал Том.
— Планеты нам ни к чему, астероиды нам ни к чему — все, что нам нужно, это пространство и солнечный свет. Неужели вам жалко для нас про— странства? Нам не так много надо…
— Если когда-либо кроманьонцы и неандертальцы жилив мире в одной долине, то лишь в результате чрезвычайного общественного соглашения, — настаивал Чен. — Именно потому, что вы не будете нуждаться ни в чем, в чем нуждаемся мы, с вами исключительно трудно будет жить вместе. Я сейчас говорю это и понимаю, что с вами просто невозможно будет жить вместе. Взирающих сверху вниз подобно богам на нашу бешеную суету, забавляющихся нашими страшными нуждами — как я уже вас ненавижу!
Само ваше существование делает почти каждого живущего ныне человека неудачником; и только те, у кого есть специфическая сноровка акробата жить в космосе — и средства добраться до Титана! — могут сделать попытку пре— успеть. Если вы не есть эволюционный тупик, тогда эволюционный тупик — большинство человеческой расы. Нет, Звездные танцоры, я не верю, что мы сможем когда-либо обитать в одном участке пространства с вами. — Он, пока говорил, на ощупь программировал компьютер, обратив все свое внимание на нас.
— Мир, который мы оставили позади, балансирует на лезвии ножа. Долгое время было трюизмом, что, если мы не взорвем себя к 2010 году, мир пройдет кризисную точку и последует эпоха изобилия. Но в тот момент, когда мы покидали Землю, надежда на это была невелика — я думаю, вы все с этим согласитесь.
Наша планета больна нуждой, и болезнь подошла к критической отметке,
— печально сказал он. — Ничто в большей степени не способно столкнуть ее в пропасть, чем разрушение планетарной морали, которое будет ускорено одним только вашим существованием. Знанием, что существуют боги, которые обращают на Человека не больше внимания, чем Человек на миллиарды и триллионы сперматозоидов и яйцеклеток, которым не удалось превратиться в людей. Это спасение и вечная жизнь — только для немногих.
Иезекииль задумчиво хмурился, и то же самое делала Дмирова, которая только закончила перевязывать Билла. Я начал отвечать, но Чен оборвал меня.
— Пожалуйста, Чарльз. Я понимаю, что ваши действия нацелены на сохранение вашего биологического вида. Конечно, вы понимаете, что я должен защищать свой собственный вид?
В тот момент он был самым опасным человеком, которого я когда-либо знал, и самым благородным. С любовью и глубоким уважением я склонил голову.
— Ли, — сказал я, — я уступаю и восхищаюсь вашей логикой. Но вы заблуждаетесь.
— Возможно, — согласился он. — Но я убежден.
— Ваши намерения?
Я уже знал; я хотел, чтобы он заявил их вслух. Он показал на терминал компьютера. — Этот корабль был оборудован самым прекрасным компьютером, который когда-либо был сделан. Сделано в Пекине. Сейчас я установил программу, подготовленную для меня еще на Земле проектиров— щиками компьютера. Вирусную программу. Когда я прикоснусь к клавише «Исполнение», она начнет потрошить банки памяти компьютера. Ей потребуется только пятнадцать минут, чтобы завершить полное уничтожение информации.
— Вы убьете нас всех, как Силвермен? — потребовал ответа Де Ла Торре.
— Не как Силвермен! — взорвался Чен, покраснев от ярости. Он сразу же совладал с собой и полуулыбнулся. — По крайней мере с большей эффек— тивностью. И по другим причинам! Он хотел, чтобы эти новости узнала только его собственная страна. Я хочу, чтобы их не узнал никто. Я предлагаю отключить коммуникационные лазеры корабля, предназначенные для связи в глубоком космосе, опустошить банки памяти и оставить корабль брошенным командой. Затем я убью вас всех, быстро и милосердно. Бомба, которую вы называете «Разрушителем планет», имеет собственную систему управления; я могу открыть бомбовый люк вручную. Не думаю, что стану надевать скафандр. — Его голос ужасал спокойствием. — Возможно, следующий земной корабль обнаружит чужих все еще здесь, через четыре или пять лет.
Но Сатурн будет иметь восемь лун и два Кольца.
Линда качала головой.
— Вы так неправы. Ли, так неправы. Вы — конфуцианец, который ни на йоту не отступает от буквы закона, глядящий на Тао…
— Я — часть перепуганной матки, — твердо сказал Чен, — и я утверждаю, что в этом случае роды убили бы мать. Я решил, что матка должна впитать обратно зародыш Homo caelestis. Быть может, в пике следующего цикла человеческая раса будет достаточно зрелой, чтобы пережить роды, — сейчас человечество к этому не готово. Я несу ответственность перед маткой — ибо это весь мир, который я знаю и буду знать.
Это началось в тот момент, когда я спросил его о его намерениях, уже зная их.
Это уже случилось прежде, на краткий момент и слишком поздно, когда обуздывали Силвермена. Это прошло не замеченным людьми в комнате. Не было ничего видимого, на что они могли бы обратить внимание: нашим единственным действием было отключение света в комнате. Мы тогда были напуганы — и человек умер.
Но на этот раз под угрозой была не наша свобода, а наше существование как биологического вида. Второй раз за пятнадцать минут моя семья вошла в телепатическую связь.
Время стало разворачиваться по спирали. Шесть точек зрения сплавились в одну. Больше чем шесть точек обзора шести камер: зрительная интеграция в 360 градусов была всего лишь удобна. Объединились шесть мысленных точек зрения, шесть индивидуальных комплектов опыта, мнений, мастерства, понимания, столкнувшихся друг с другом и слившихся подобно капелькам ртути в одно целое. Поскольку та часть нас, которая была Линдой, знала Ли лучше всего, мы использовали ее глаза и уши, чтобы контролировать его слова и его энергию в реальном времени, в то время как параллельно с этим мы рассматривали вопрос, как лучше всего успокоить нашего сородича. Во время единственной паузы, которую он сделал, чтобы вздохнуть, мы ис— пользовали слова Линды, чтобы испытать его энергию и отклонить ее, но потерпели неудачу, и это нас не удивило. Он был слишком ослеплен страда— нием. К тому времени, как контролирующий фрагмент сознания Линды сообщил, что палец Чена напрягается, чтобы потянуться к клавише «Исполнение», мы все были более чем готовы осуществить наш план.