– Значит, я буду страдать, – сказал Лео спокойно. – Если мне удалось освободить тебя, я считаю, что жил и умру не напрасно. Однако, скажи, Аэша, как это ты изменилась там, на утесе?

– Я исчезла в огне и в огне явилась. Может быть, пламя поглотит когда-нибудь нас обоих. А, впрочем, возможно, что я все та же, и тебе только показалось, будто я изменилась. Не спрашивай больше.

– Позволь еще один вопрос, Аэша. Сегодня было наше обручение, когда же будешь ты моей женой?

– Ах, не теперь, не теперь! – дрожащим голосом торопливо сказала она. – Подожди несколько месяцев, год, будь пока другом.

– Отчего? – разочарованно спросил Лео. – Я долго ждал, Аэша. – Я старею. Жизнь коротка и, может быть, близок ее конец.

– К чему эти слова! – сердито топнула ножкой Аэша. – Но ты прав, ты не защищен от жала времени и всякого рода несчастий. О! Это было бы ужасно, если бы ты опять умер и оставил меня.

– Дай мне свое бессмертие, Аэша!

– Я охотно поменялась бы с тобой. О, жалкие смертные, что завидуете нашему бессмертию! Жизнь на земле – это ад, уходя из него, душа возвращается к миру. Жить вечно на земле, видеть, как умирают наши близкие, не имея надежды последовать за ними, видеть, как они возрождаются, но не узнают нас и снова терять их – ужасно. Неужели, Лео, ты хотел бы такой жизни?

– Если мы будем делить ее вместе!.. Бессмертие тяжело в одиночестве. Вдвоем все эти скорби мы превратим в радости.

– Хорошо, – сказала Аэша, – когда придет весна и растает снег, мы пойдем с тобой в Ливию. Там ты выкупаешься в Источнике Жизни. Потом я стану твоей женой.

Лео стал уговаривать ее сначала обвенчаться и путешествовать после свадьбы, но она сказала: нет, нет, и нет, и словно боясь, что сама не устоит перед его просьбами, стала прощаться с нами.

– Почему она откладывает свадьбу? – спросил Лео, когда мы вернулись к себе.

– Она боится, – отвечал я.

Наблюдая за Аэшей в последующие дни, я убедился, что женщина она или дух, но не было на свете существа несчастнее ее. Ее постоянно преследовал страх за будущее, предвидеть которое, несмотря на свое бессмертие, она не могла. Опасалась она и Афины. Соперница была побеждена, но Аэша боялась, что рано или поздно все изменится.

Что касается Лео, то видеть постоянно Аэшу и не сметь даже поцеловать ее, сознавать, кроме того, что так будет продолжаться еще года два, – было для него тяжело: он похудел, потерял сон и аппетит. Он умолял Аэшу переменить свое решение и стать его женой, но она оставалась непоколебимой.

Кроме одного этого, все другие желания Лео исполнялись. Его не заставляли участвовать в религиозных церемониях, хотя, следует заметить, что культ Гезеи сам по себе чист и невинен. Это было древнее поклонение египтян Озирису и Изиде, имеющее что-то общее со средне-азиатским учением о переселении и перевоплощении душ и о возможности чистотой жизни и мысли приблизиться к божеству.

Жрецы служили Гезее, как представительнице Божества, в остальном же жили тихо и творили добрые дела; имели больницы, а в зимние холода нередко кормили горцев. Втайне они, правда, вздыхали о потерянной власти над Калуном.

Видя, что привыкшему к движению на воздухе Лео вредно оставаться все время в комнате, Аэша стала настаивать, чтобы он ходил на охоту на горных коз и каменных козлов. Лео стал охотиться под охраной некоторых вождей горных племен. Недавно выздоровевшая рука не позволяла мне резких движений, и я редко сопровождал Лео, чаще оставался дома.

Раз мы сидели с Аэшей в саду. Она задумчиво глядела на снежные вершины гор. Вдруг заволновалась и указала куда-то вдаль. Но я ничего не видел, кроме снега.

– Неужели ты не видишь, что Лео в опасности? – воскликнула она. – Впрочем, я забыла, что ты не можешь видеть. Смотри же! – и она положила руку на мой лоб. Мне показалось, что от этой руки мне передался электрический ток, и я увидел перед собой Лео, боровшегося с огромным леопардом. Другие охотники толпились вокруг и ждали момента, чтобы убить леопарда, не задев Лео. Наконец, Лео удалось нанести животному смертельный удар, и оно упало, окрасив снег кровью. Лео встал, смеясь и показывая свое разорванное платье, а один из спутников тотчас подошел и начал перевязывать ему раны. Видение быстро исчезло. Аэша тяжело упала мне на плечо и заплакала, как обыкновенная женщина.

– Одна опасность миновала, – всхлипывала она, – но сколько еще впереди!.. Долго ли сможет выносить это мучение мое бедное сердце! Вот так, Холли, страдаю я уже много лет.

Потом она разразилась угрозами против вождя и других охотников и послала навстречу Лео носилки. Через четыре часа Лео вернулся; на носилках несли шкуру леопарда и убитую дичь. Аэша бросилась к Лео и осыпала его упреками за неосторожность.

– Как ты узнала о случившемся? – удивился он.

– Я видела все.

– Не выходя из храма? Значит, опять волшебство? Мне надоело это! – рассердился Лео. – Неужели же я не могу остаться хоть ненадолго один?

Между тем появился Орос.

– Что тебе надо, Орос? – спросила Аэша жреца.

– Гезея, лазутчики пришли с важной вестью. Жители Калуна пострадали от засухи. Поля дали плохой урожай. Причиной засухи народ считает двух чужеземцев, которые прошли через их страну к тебе в горы. Ханша тоже страшно разгневана. Она собрала два войска – в сорок и двадцать тысяч человек. Одно из них, под начальством Симбри, уже наступает. Другое она оставила для защиты Калуна.

– Эта женщина потеряла рассудок, если хочет померяться со мной силой, – засмеялась Аэша. – Орос, оповести вождей, чтобы через три дня они были готовы выступить с двадцатитысячным войском. Пусть возьмут с собой припасов на две недели. Я поведу войско сама.

На следующий день в храме произошло важное священнодействие – освящение войны, на которое мы с Лео не пошли. Вечер Аэша, как всегда, провела с нами за ужином.

– Сегодня я была оракулом, – сказала она нам. – Ко мне приходили люди из Калуна спрашивать, кто из них будет убит и кто вернется с войны с почестями, а я не знала и старалась отвечать, играя словами так, чтобы можно было истолковать ответ мой по-разному. Я знаю прошлое и настоящее, но будущее для меня – черная стена, за которую я не могу проникнуть.

Она пробовала также убедить Лео остаться в храме, обещая остаться с ним сама, меня же с Оросом послать командовать войском. Лео был по натуре враг всякого кровопролития, но тут он возмутился: сидеть дома, когда меня пошлют на поле битвы, казалось ему нелепым.

– Ну так иди, – сказала Аэша, – но если что случится, ты сам и отвечай. Впрочем, нет, милый, пусть ответ падет на мою голову!

От грусти Аэша внезапно перешла к веселью, смеялась как ребенок, рассказывала нам анекдоты из прошлого о людях, которых мы совсем не знали или имена которых встречали лишь в истории; с юмором говорила она об их любви и ненависти, силе и маленьких слабостях, тщеславии и погоне за призраками земного счастья.

Мало-помалу она перешла на свою жизнь и стала рассказывать о себе, о том, как она искала истину, изучала разные религии и отвергла их все, как проповедывала в Иерусалиме, за что ее книжники побили камнями. Тогда она бежала в Аравию, но и родной народ изгнал ее, и она поселилась в Египте при дворе фараона. Там жил известный маг – не то обманщик, не то провидец. Он научил ее своему искусству, но она превзошла его, и он сам стал ей повиноваться. Потом вдруг Аэша стала рассказывать о том, что было в Египте, в Коре: Лео, в то время Калликрат, пришел туда с Аменартой, которую Аэша знала еще на родине и ненавидела.

– Была тихая ночь, – рассказывала Аэша. – Мы сидели втроем вот так, как теперь; на твоем месте, Холли, сидела дарственная Аменарта. Она была красивая женщина, красивее меня, пока я не выкупалась в источнике Жизни… Что тебе нужно, Орос? Не можешь ни на час оставить меня в покое!

– Письмо от ханши Афины Гезее, – поклонился жрец.

– Сорви печать и читай, – беззаботно сказала Аэша. – Может быть, она раскаялась в своем безумии.