Очередь рассмотреть клинок дошла и до Дмитрия. Понял, что он сработан тем же мастером из Тегерана, что и один из клинков, висевших на стене кабинета дяди Семена. Даже надпись та же самая — «Во имя Аллаха милостивого, милосердного». На другой стороне клинка тонкая золотая чеканка сплелась в стих «клянусь мчащимися всадниками, выбивающими искры, нападавшими на заре». Обрадовался, что еще не все позабыл из прошлых уроков дяди. Не удержался, прочитал надпись вслух и перевел. Затем пояснил, что это стих из Корана.

Товарищи вежливо выслушали, согласно кивнули — очень интересно.

Веселая вечеринка продолжалась.

При прощании Федор Иванович задержал Дмитрия. Сказал, что и раньше слышал о его интересе к восточным странам и народам. Как бы между прочим поинтересовался, не желает ли тот пополнить свои знания в этой сфере. Услышав положительный ответ, удовлетворенно кивнул.

После этого вечера состоялись новые встречи с новыми людьми, а затем писание рапортов, томительное ожидание и повторные беседы в кабинетах начальства. В результате всех этих хлопот всю прошлую зиму Дмитрий являлся на Дворцовую площадь, где один из переводчиков Азиатского департамента российского Министерства иностранных дел приводил в порядок его познания в арабском языке. Потом начались походы на набережную Невы, в университет. Там специально отобранные преподаватели читали лекции для небольшой группы офицеров — одетых в штатское стажеров из Географического общества. Тем временем служба в полку продолжалась, хотя начальство и сделало некоторые послабления. Бывало, спал не более четырех часов в сутки. Сдавал дежурство, быстро переодевался и на извозчике гнал через весь Петербург, чтобы не опоздать на занятия.

Но игра стоила свеч! Университетские преподаватели обладали уникальными знаниями. Можно было до бесконечности слушать их лекции об истории и традициях народов Ближнего и Среднего Востока, их верованиях и обычаях. Это не были рассказы о седой старине, многие из преподавателей сами бывали в азиатских странах. Иной лектор становился у карты и в мельчайших подробностях начинал описывать караванные пути от Ашхабада до Кандагара и Дели. Перечислял перевалы и колодцы, называл вождей местных племен, давал характеристики их родным и приближенным. А какие богатства хранились в массивных шкафах университетской библиотеки!

К весне лекции закончились. Их слушателям не устраивали шумных проводов, и один за другим они исчезли из столицы. Вернулся в свой полк и Дмитрий, но теперь он часто появлялся в библиотеке университета, где получил разрешение брать книги для самостоятельной работы дома. Как аккуратному читателю, ему даже позволяли и самому покопаться на книжных полках.

Однажды Дмитрий стал невольным свидетелем любопытной сцены. В читальный зал вошел невысокий молодой человек, чья походка, осанка, лихие усики резко выделяли его среди обычных посетителей университетской библиотеки. На фоне скромных студенческих тужурок и штатских пиджаков его расшитый шнурами мундир и начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги всем бросались в глаза.

— Чем могу быть полезен, господин офицер? — сухо поинтересовался седой библиотекарь.

— Профессор Богомолов просил передать вам эту записку. Мне нужен словарь абиссинского… пардон, амхарского языка, составленный господином Ашиновым.

— Соблаговолите немного подождать, господин офицер. — Упоминание имени известного профессора, знатока церковной истории и многих восточных языков произвело на библиотекаря сильное впечатление. — Как прикажете записать вас в библиотечный формуляр?

— Булатович Александр Ксаверьевич. Поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.

Посетитель получил словарь, щелкнул каблуками, распрощался.

Дмитрий стоял за книжными шкафами, молча слушал и смотрел. Как эта Абиссиния наших поручиков-то манит! Совсем недавно в этой африканской стране Машков Виктор Федорович побывал. Тоже поручик. До того на Кавказе служил, а потом Главный штаб послал его в командировку в Абиссинию «для ученых занятий». Там он и встретился с абиссинским царем Менеликом, привез от него письмо российскому императору Александру Третьему. Получил орден и опять отправился в Африку с ответным посланием. Об итогах его поездок в газетах не писалось, на площадях не объявлялось. Но теперь в Петербурге не только ученые-востоковеды, но даже министры знают, что в Абиссинии народ говорит на амхарском языке, саму эту страну следует называть Эфиопией, а ее царя — негусом.

Конечно, о таинственной христианской земле, затерявшейся где-то в глубинах Африки, знали еще в Московском государстве. Ходившие в Иерусалим ко святым местам паломники потом рассказывали о встречах с чернокожими единоверцами, но пройти в те края через турецкие владения мало кому удавалось. Совсем недавно, после постройки Суэцкого канала, Эфиопия вдруг оказалась рядом с кратчайшим торговым путем из Европы в Индию, Австралию, страны Дальнего Востока. За удобные гавани на здешних выжженных солнцем берегах разгорелся яростный спор. Здесь как-то сразу появилось множество научных экспедиций, возглавляемых отчаянными молодыми людьми. Большинство их окончили военные училища в разных странах, принадлежали к различным родам войск и говорили на разных языках.

Объединяло их одно — все они носили невысокие воинские звания. Но не секрет, что те из них, кто возвращался домой живым, получали награды и повышения по службе. Так что поручику Машкову, которого можно считать первым российским лицом, посетившим эфиопскую столицу, было нелегко. Приходилось иметь дело с иностранными коллегами, которые не тратили время на ученые диспуты и действовали решительно, не стесняясь в средствах. В спорах они порой могли приводить поистине убийственные аргументы.

7

Что же это за словарь редкого языка, который вдруг понадобился поручику? Дмитрий взял с полки книгу довольно большого формата в нарядной красно-черной обложке. Отпечатана в петербургской типографии некого господина Комарова. Издатель книги постарался, непривычные для россиянина угловатые буквы амхарского алфавита с прилепившимися к ним, словно маленькие флажки, значками пропечатаны крупно и четко. Оказывается, при помощи этих значков каждую букву можно прочесть по-разному. К примеру — «ме», «му», «ма», «мо»… Очень интересно.

Автор, Николай Иванович Ашинов, назвал свою книжку «Абиссинская азбука и начальный абиссинско-русский словарь». Не без умысла использовал название страны, наиболее известное российской публике. Кроме алфавита в книгу включил числительные, названия дней недели, времен года и месяцев, приложил словарь. Слов не так уж и много, но если их выучить, то на основные житейские темы вполне можно объясняться… Что же, для первого знакомства с редким африканским языком это не так уж и плохо. Тот же гусар Булатович, надо думать, помусолит этот словарь, а потом, оказавшись в Эфиопии, быстро заговорит на амхарском языке. Следом за ним, глядишь, пойдут и другие россияне.

— Зачем приходил офицер? — негромко поинтересовался у библиотекаря один из университетских преподавателей.

— Ашиновский словарь спрашивал.

— Очень странно. Теперь о его авторе все стараются не упоминать. Старательно делают вид, что забыли об этом национальном скандале.

— Ну зачем же так зло. Газеты и так вволю наиздевались над этой экспедицией и ее участниками. Правительство и общественность осудили ее как авантюру, даже наши великие писатели в стороне не остались. Уважаемый Лесков о «воителе Ашинове» весьма нелестно отозвался. Да и непревзойденный сатирик Салтыков-Щедрин остроумно изобразил его в образе странствующего полководца Полкана Редеди. Писал о том, что тот в Африке сражений не выигрывал, но обладал страстью к закусыванию и в трактирах маневрировал столь успешно, что не оставлял целой ни одной тарелки.

— Клевета все это!

— Ах, почему вы так резко, дорогой мой!

— Мой младший брат принимал участие в экспедиции Ашинова. — Говоривший понизил голос, но стоявший позади книжной полки Дмитрий ясно слышал все сказанное. Да он и сам хорошо помнил, как начиналось все это предприятие.