Экзамен!

Может быть, самый важный...

Другого такого не будет.

* * *

Это только из рубки «Саратоги» равнина казалась гладкой. Лишенной примет и признаков абстрактной декорацией. Валька-то с самого начала знал, что это не так.

Здесь, на ее плоскости, даже летящий снег, скрывший горизонт и Седые хребты, не мог скрыть ее истинное лицо. Холмики и ложбинки. Заносимые снегом овражки. Приметы, понятные только тренированному глазу. Рельеф.

И рельеф этот Валька знал буквально на ощупь. Он мог бы добраться до Поселения с закрытыми глазами. Так что буран не был ему помехой. Зато других помех предвиделось немало.

Прежде всего надо было нащупать начало Тропы. Его, как и еще несколько ключевых точек пути проникновения, все время переносили с места на место. Но на всякую хитрость у него наработаны свои приемы. И на всякий замок изготовлены свои отмычки...

Одну такую отмычку Валька загодя достал из рюкзака и повесил себе на шею. Несколько других рассовал по карманам куртки. Но главное было не в ключах и отмычках. Главным было содержимое его башки, и он надеялся, что она не подведет. Поэтому, спускаясь в ложбину, которая должна была вывести его к одной из шести возможных точек выхода на Тропу, он присматривался не столько в мерцанию болтающегося на шее амулета-индикатора, сколько к неуловимым следам, которые должны были оставить те, кто проходил по Тропе. Если кто-то прошел здесь хотя бы пару дней назад, то никакой буран не помешал бы различить те приметы, которые оставили они в памяти упрятанных в свои гнезда-норы сторожевых автоматов.

А с ними Валька дружил. Этому его тоже научил Сайрус.

Нет, здесь по Тропе не ходил никто. Уже давно. Значит, вероятность того, что вход на нее где-то здесь, была довольно велика. И свечение амулета-индикатора — трепетное и неровное раньше, ставшее теперь ясным и ровным, — подтверждало это. Итак, с первого раза ему повезло — он точно вышел на Тропу.

Это даже не понравилось Вальке. Когда везет сначала, точно не везет в конце...

Здесь, в ложбине, ветер наносил снег с одного ее края и сдувал с другого, обнажая скалистое ложе, по которому когда-то — до зимы неслись воды сбегавшей с Седых хребтов речки. Так всегда — на равнине снег не залеживается, но и не уходит с нее... Добравшись до того места, где русло делало поворот, Валька снова глянул на амулет — тот светился уже сумеречным багровым светом — светом Тропы. Валька притулился в защищенном от ветра углублении, сбросил рукавицы и достал из-за пазухи вторую свою отмычку — тонкую металлическую дудочку-манок.

На мгновение его охватил страх — ему показалось, что он сбился, выдувая мелодию, от которой зависело так много. Проверить себя он не мог — манок пел в неслышном человеческому уху диапазоне. Но деваться было некуда. Он трижды просвистел беззвучный сигнал, откинулся спиной на жесткий камень стенки расселины, прикрыл глаза и стал ждать — кто придет на зов. И только когда услышал знакомые поскрипывания и постукивания, понял, что не ошибся — из-за полузанесенной снегом скалы к нему не торопясь вышел Штур. Старина Штур.

— Здравствуй, Сайрус... — сказал старый сторожевой робот скрипучим, как и его суставы, голосом.

Ну конечно, для древнего кибера обладатель манка, знавший секретную мелодию, не мог быть никем другим, кроме Сайруса Ноттингема. Их дружба восходила к тем временам, когда Сайрус, вот так же, как Валька сейчас, отправился на задание — живой маскировкой. И вернулся в одиночку.

— Здравствуй, Штур... — отозвался Валька. — Вот я и пришел. Ты скучал?

— Роботы не скучают, — напомнил страж Тропы. И добавил: — Я не могу выйти на волну Службы.

Казалось, в голосе его звучала застарелая досада. Но, конечно, досаду эту досочинило воображение Вальки. Роботы не досадуют. Точно так же, как и не скучают. Хотя досадовать, конечно, было о чем: хитрый сигнал, «вшитый» в замысловатую мелодию манка, спровоцировал маленький сбой в исполнении рутинной программы несения сторожевой вахты и старина Штур «забыл» частоту, на которой должен был отрапортовать Службе о встрече со старым приятелем.

— Я сам отрапортую, — пообещал Валька.

— Отрапортуй, — тут же согласился робот.

— А теперь подойди сюда... Стань боком... Тебе нужно сделать профилактику...

Валька положил руки на холодные стальные пластины броневого покрытия Штура, нашел нужную и сдвинул в сторону. Потом отогрел дыханием замерзшие пальцы и принялся переставлять джамперы на панели настройки.

Закончив это небезопасное дело, он нервно вздохнул и с минуту просто сидел с прикрытыми глазами, приводя в порядок нервы. На это у него были свои причины: он не по рассказам знал, что бывает с теми, кто ошибается при перепрограммировании «стража».

— Теперь слушай меня внимательно, Штур, — сказал он, не раскрывая глаз. — Сейчас сюда придут еще трое... И два Пса. Ты умеешь узнавать Псов?

— Я умею... — отозвался кибер.

— Эти трое... Они будут знать слово. Ты понял?

— Я понял. Каким будет слово?

— «Атака». Слово будет «атака»...

— Слово будет «атака».

— Правильно. Ты проведешь нас — троих, их Псов и меня. Мы должны встретиться с... С Арно...

— С Арно... Личный номер восемь, восемь, девятьсот три...

— Правильно. Только не вызывай его по радио. Пошли к нему «букашку». А сейчас — жди. Ступай к Нижнему порогу и жди.

Выждав немного, словно стесняясь присутствия робота, Валька вытащил на свет божий Кимов блок связи и набрал сигнал вызова.

* * *

На Чуре на широте посадки «Саратоги» время уже перевалило за полдень. Полдень здешних двадцативосьмичасовых суток. Ким с уже неприкрытой тревогой вглядывался в снежную пустоту горизонта.

— Зря я его отпустил туда одного... Зря! — со злой досадой выговорил Ким и треснул крепко сжатым кулаком правой руки в ладонь левой. — Только идиот может втягивать детей во взрослые разборки. Тем более — в разборки с Нелюдью! Идиот и подлец!

— Не говори так, агент.

Голос Фора был очень спокойным, совсем недетским.

— Ты не прошел бы туда. И даже мы не прошли бы... А если бы и прошли, то ничего сделать мы там не сможем. Мы — чужие. Нас никто не будет слушать. И никто не поверит ни единому нашему слову.

ГЛАВА 11

НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ

Ким с тревогой прислушивался к гортанной речи, доносившейся из динамика. Слова и даже построение фраз были знакомыми, но донельзя искаженными, надерганными из разных языков древней Земли, и потому все вместе было абракадаброй. Казалось, что еще чуть — и поймешь суть, но нет — смысл ускользал, обманывая агента ложными значениями и ассоциациями с чем-то знакомым.

— Они отправили проводников, — перевел Киму Фор. — Они отведут людей Поселения к Заброшенным колодцам... Там есть запасы пищи и топлива... Но идти придется пешком — здесь плохо с транспортом...

— А о каком расстоянии идет речь? — спросил агент.

— Примерно полторы сотни километров, — пояснил Фор. — Это недалеко по здешним понятиям.

— Но там будут и дети, и, возможно, больные...

— Если все обойдется, то можно будет использовать транспорт из Поселения, — заметил Ган.

Фор бросил в микрофон еще пару слов и отключил передатчик.

— Все, — решительно сказал он. — Теперь...

И тут же тихонько запел сигнал вызова. На этот раз — из карманного блока связи. Ким включил прием и поднес трубку к уху.

— Это Валентин, — со вздохом облегчения ответил он на немой вопрос устремленных на него трех пар глаз. — Нам пора прощаться, Кэн.

* * *

— Наши потери — двое раненых, — доложил Таннер. — Оба из той тройки, что была блокирована вместе с заложниками. Они прекрасно справились с заданием, и я буду ходатайствовать о награждении всех троих. Среди заложников потерь нет. Террористы уничтожены полностью. Потери экипажа лайнера — двое: капитан и офицер. Погибла одна пассажирка — Крамер. Глубокая гипотермия... Реанимация не удалась. Пятеро пассажиров... Их, я думаю, следует считать пропавшими без вести.