Наконец впархивает улыбающаяся хозяйка. Трудно сказать, действительно ли она рада нас видеть или думает примерно следующее: «Черт подери этого бездельника! Угораздило же его притащиться именно в то утро, когда я собиралась повесить чистые шторы!»

Как бы там ни было, она старательно изображает радость и даже приглашает остаться к ленчу. В данной ситуации мы чувствовали бы себя значительно увереннее, если бы из разреза на юбке торчал хвост: осталось бы лишь посмотреть, что он делает в данную минуту: мерно и дружелюбно раскачивается или застыл параллельно полу?

Правда, существует опасение, что люди научили бы свои хвосты соблюдать правила этикета. Да, заставили бы их приветливо помахивать, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарычать от злости. Неискренность родилась в тот самый момент, когда человек придумал прикрыть наготу фиговым листком.

Впрочем, иногда возникает вопрос, так ли уж необходимо добиваться истины. Одного моего знакомого мальчика воспитывают в соответствии со странной системой. Здравомыслие его родителей вызывает серьезные сомнения. Дело в том, что они придерживаются особых принципов: внушают ребенку, что всегда и везде необходимо говорить правду, только правду и одну лишь правду. Я с интересом наблюдаю за ходом эксперимента. Если поинтересуетесь, что думает о вас юный джентльмен, он ответит прямо и откровенно. Мало кто осмеливается повторить вопрос. Как правило, следуют эмоциональные восклицания:

– Что за грубиян!

– Но ведь вы настаивали, – защищается мальчик. – Я не хотел говорить.

Оскорбленных взрослых аргумент ничуть не утешает. Но самое интересное, что правдолюбец уже обладает несомненным влиянием: те, кто осмелился подвергнуться испытанию и вышел из него с честью, живут с высоко поднятой головой.

Дети всегда говорят правду!

Вежливость была изобретена для удобства недостойных. Мы расточаем комплименты направо и налево – без разбора, ничуть не заботясь, заслужил ли собеседник похвалы или нет. Уходя из гостей, непременно сообщаем хозяйке, что провели лучший вечер своей жизни. Каждого из посетителей, пришедших в наш собственный дом, заверяем, что безмерно счастливы видеть. Вспоминаю, как одна милая дама, которую довелось встретить в пансионате небольшого городка на юге Германии, организовала катание в санях по лесной дороге. Дело в том, что подобное коллективное времяпрепровождение несколько отличается от пикника. Те из гостей, которые стремятся к более тесной компании, не могут просто уйти и затеряться в кустах, предоставив занудам счастливую возможность наслаждаться обществом друг друга. Нет, на зимних прогулках общество сохраняется в полном составе с раннего утра и до позднего вечера. Нам пришлось проехать двадцать с лишним миль вшестером в одних тесных санках, всем вместе отобедать в уединенной деревенской таверне, провести вечер в танцах и пении, а потом, уже при свете луны, отправиться обратно – все те же двадцать с лишним миль. В подобных случаях успех путешествия зависит от каждого члена компании, от его способности гармонично вписаться в общую картину. Накануне вечером, собрав всех в гостиной пансионата, наша энергичная предводительница наносила на полотно завершающие штрихи. Одно место оставалось вакантным.

– Томпкинс!

Два голоса одновременно назвали это имя, а еще три немедленно повторили. Томпкинс был прекрасным человеком – самым веселым и компанейским парнем, какого только можно представить. Его присутствие гарантировало затее яркость и неизбывный оптимизм. Героя, который прибыл лишь несколько часов назад, немедленно показали главной устроительнице. Из противоположного угла гостиной до нас доносился его добродушный смех. Решительная дама тут же встала и направилась к означенному джентльмену.

Увы! Мы совсем забыли о близорукости нашей приятельницы. Вернулась она чрезвычайно довольной, в компании мрачного типа, которого я прошлый год встретил в Шварцвальде и надеялся больше никогда в жизни не увидеть. Я отвел ее в сторону и начал умолять:

– Ради всего святого, не приглашайте… – Имя этого человека я забыл, надеюсь, что скоро забуду и его самого, после чего буду чувствовать себя значительно лучше. Для удобства назову его Джонсоном. – Не успеем проехать и полдороги, как он превратит праздник в похороны. Мне уже довелось лазить с ним по горам. Единственное достоинство господина в том, что рядом с ним все остальные неприятности сразу бледнеют.

– Но кто же такой Джонсон? – удивленно осведомилась дама.

– Вот это существо, которое вы зачем-то привели. Ну почему, почему выбор пал именно на него? Где же женская интуиция?

– Боже мой! – горестно воскликнула собеседница. – Я думала, это и есть Томпкинс. Он с готовностью принял приглашение.

Леди считала, что вежливость превыше всего, а потому наотрез отказалась сообщить новому знакомому, что приняла его за другого, более приятного обитателя пансионата. К несчастью, худшие опасения оправдались в полной мере. Путешествие Джонсон начал со ссоры с возницей, а весь путь посвятил рассуждениям о налоговой системе. Хозяину таверны поведал все, что думает о немецкой кухне, а потом потребовал открыть все окна. Один из членов нашей компании, немецкий студент, затянул песню «Германия, Германия превыше всего!», и в результате разгорелась жаркая дискуссия о месте чувства в литературе. Джонсон завершил спор резким осуждением тевтонского характера в целом. Мы не танцевали. Джонсон заявил, что, разумеется, может говорить только от своего имени, но лично он считает, что созерцание дам и мужчин средних лет, прыгающих в обнимку, словно малые дети, наводит на окружающих тоску. Несдержанное поведение естественно только для молодежи, так пусть молодые и веселятся. Лишь четверо из нашей компании могли с некоторой долей вероятности отнести себя к возрастной категории «до тридцати», но они сжалились над остальными и не стали демонстрировать собственное превосходство. Обратную дорогу Джонсон оживил глубокомысленным анализом полученного удовольствия, разобрав по пунктам, на чем именно основывались приятные впечатления и из каких конкретных компонентов состояли.

И что же? Желая узурпатору спокойной ночи, наша очаровательная хозяйка поблагодарила его точно в тех же выражениях, с какими обратилась бы к Томпкинсу – достойнейшему из достойных, чье безупречное чувство юмора и несомненная, безошибочная тактичность сделали бы день поистине незабываемым.

Каждый получил причитающееся по праву!

Мы дорого платим за стремление к искренности. Например, с некоторых пор окончательно утратили возможность с благодарностью принимать похвалы в свой адрес: признание просто обесценилось. Случается, люди крепко жмут мне руку и сообщают, что с удовольствием читают мои книги. Но теплые слова лишь раздражают. Не то чтобы я недооценивал комплименты – на подобное высокомерие не способен никто. Нет, я просто не верю, что собеседники говорят то, что думают. То же самое они сказали бы, не прочитав ни строчки из написанного тем автором, которому старательно льстят. Если я захожу к кому-нибудь домой и вижу, что на диване вверх обложкой лежит раскрытая книга, написать которую судьба приказала именно мне, то в мозгу немедленно зарождается подозрение. Вполне возможно, что накануне моего появления между хозяином и хозяйкой произошел следующий диалог:

– Не забудь, завтра должен прийти этот Дж…

– Завтра? Неужели нельзя было сказать пораньше?

– Говорил еще на прошлой неделе. Вечно ты все забываешь!

– Нет, не говорил. Я бы запомнила. Он что-то собой представляет?

– Ничего особенного. Всего лишь пишет книги.

– Какие книги? Хотя бы приличные?

– Разумеется, приличные. Иначе я бы его не пригласил. Сейчас эти люди ходят из гостиной в гостиную. Кстати, у нас найдется хоть одно из его сочинений?

– Вряд ли. Впрочем, надо посмотреть. Если бы сказал раньше, можно было бы заказать.

– Ничего, я как раз собираюсь в город. Заодно по дороге загляну и в книжный.