Но горечь исчезла, смытая огромной волной радостного возбуждения, которое захлестнуло ее, когда она увидела, что может напоить больных и выздоравливающих наваристым бульоном, укрепить их силы, и в течение нескольких дней обилие свежего мяса и запах жаркого вознаграждали изголодавшиеся желудки и пробуждали в людях веселость, пусть немного нервозную, но наверняка помогавшую им восстанавливать силы и запасаться терпением.

Разве могла когда-нибудь Анжелика хотя бы в мыслях своих допустить, что наступит такой день, когда она будет есть свою лошадь! Для человека знатного происхождения лошадь никогда не стояла в одном ряду с другими домашними животными, которых можно было послать на бойню: с быком, с бараном или с коровой. Лошадь всегда была другом, другом с самого раннего детства, верным товарищем в прогулках, в путешествиях, в войне.

В иное время Анжелика испытала бы дикий ужас, оттого что ест лошадь, ибо для нее это было равнозначно каннибальству.

Именно то, как каждый из обитателей Вапассу отнесся к этому, особенно подчеркнуло разницу в их происхождении. Большинство из них даже не нахмурились. Они лишь сетовали, что пришлось положить столько труда, чтобы привести лошадей в Вапассу, а теперь они вынуждены забивать единственную кобылу. Но ничего, придет время, и здесь снова появятся лошади. Они все начнут сначала и доведут до победного конца. Да, их огорчала потеря кобылы, но они не испытывали того внутреннего сопротивления, какое может испытать дворянин, для которого лошадь как бы составляла неотъемлемую часть его самого.

Наверно, потом Анжелика еще не раз вернется мыслями к этому дню, но пока она слишком устала, чтобы предаваться размышлениям. Зато она ясно видела, как у Онорины вновь округляются щечки, как все оживают, и она начинала лучше понимать, почему индейцы обожествляют церемонию еды и почему их обычай собираться вокруг огня с друзьями, чтобы устроить табаги note 8, носит поистине религиозный характер.

Глава 11

Анжелика смотрела на слиток золота, который она держала в руках. Это было ее золото. Граф де Пейрак вручил его ей, как и другим, как и всем «своим людям», в ночь богоявления… И вот сегодня она решила привести в исполнение то, что давно уже замышляла в сердце своем.

Дав обет, если их минует черная оспа, поставить целую связку свечей всем святым рая, она хотела теперь пожертвовать этот слиток золота храму Сент-Анн де Бопре, о котором канадцы часто упоминали.

Храм был воздвигнут бретонскими моряками, спасшимися во время кораблекрушения на берегу реки Святого Лаврентия, и, как говорят, в нем происходят многие чудеса.

Войдя в этот послеполуденный час в залу, Анжелика подумала, что момент благоприятный, ибо барон д'Арребу и граф де Ломсни были там одни: они сидели за столом, углубившись в свои молитвенники.

Анжелика подошла к ним, положила на стол перед ними слиток и поведала о своих намерениях.

Она надеется, что викарии прихода используют это золото по своему усмотрению — может, на покупку риз и церковного облачения для священников, чтобы служба была еще более пышной, а может, для росписи прекрасного главного алтаря или стен четырнадцатью сюжетами «Пути на Голгофу». Она просит только, чтобы ее имя было выбито на церковной стене, на плите белого мрамора, рядом с именами других, тоже выполнивших свой обет. Этот вклад — ее благодарность небу, которое отвратило от них ужасную болезнь.

Оба знатных канадца рывком вскочили и отпрянули от нее с такой поспешностью, что барон д'Арребу даже опрокинул стул. Они с ужасом смотрели на золото, которое мягко поблескивало перед ними на столе.

— Это невозможно, — пробормотал барон. — Никогда в Квебеке не согласятся принять это золото, если узнают, откуда оно и особенно кто именно прислал его в дар.

— Что вы хотите сказать?

— Монсеньор епископ наверняка предпочтет скорее сжечь храм или же заставит изгнать из него злых духов…

— Но почему?

— Это золото проклято.

— Я не понимаю вас, — сказала Анжелика. — Вы не говорили этого, когда согласились принять от моего мужа золото для экспедиции на Миссисипи. Я бы сказала даже, не согласились принять, а выпросили его.

— Это совсем другое дело.

— Почему же?..

— Принять золото для церкви из ваших рук!.. Подумайте только!.. Да нас забросают камнями!

Она молча разглядывала их. Нет, они не сошли с ума. Все гораздо хуже.

— Сударыня, — сказал Ломени, потупя голову, — я глубоко удручен, но я должен выполнить неприятную миссию, раскрыв перед вами, что вокруг вашего имени ходят слухи, которые приобрели значительный размах и внесли раздор в среде наших сограждан в Квебеке и даже во всей Канаде. Кое-кто, удивленный вашим появлением, вашими деяниями, обеспокоен и склонен видеть в некоторых совпадениях…

Взгляд Анжелики, застывший на нем, не облегчал ему признаний.

Она уже знала, что он хочет сказать, но это казалось ей чудовищно нелепым, и она молчала, предпочитая, чтобы он выходил из затруднительного положения сам, без ее помощи. Несомненно было только одно: она начинала терять самообладание. Конечно, она никогда не требовала от них какой-то особой признательности!.. Но это уж слишком, не хватили ли они через край, эти жалкие вояки? Она заботилась о них. Она круглые сутки обслуживала их. Она сама дошла до изнеможения. Да вот и сейчас у нее ноют спина и руки, ибо только что она разбивала киркой лед в проходе, ведь там шагу нельзя было ступить, чтобы не упасть. Госпожа Жонас сегодня утром поскользнулась и растянула на ноге связки. Чтобы несчастный случай не повторился, Анжелика два часа без передыху колола лед, потом посыпала проход золой и толченым углем. И вот именно в такой момент они бросили ей в лицо оскорбительные глупости.

Д'Арребу, видя, что Ломени-Шамбор совсем запутался, выпалил:

— Вас подозревают, что вы и есть Демон Акадии. Разве вы не слышали об этом подозрении?

— Слышала! Речь идет, насколько я понимаю, о видении, которое явилось одной из ваших монахинь, и она возгласила повсюду, будто демон в женском обличье хочет погубить души жителей Акадии. Да, такое случается. — Слабая улыбка тронула губы Анжелики. — Выходит, по-вашему, я вполне подхожу на эту роль?

— Сударыня, увы, нам не до шуток в столь трагических обстоятельствах, — вздохнул Ломени. — Судьбе было угодно, чтобы граф де Пейрак появился в Акадии как раз в то время, когда это пророчество волновало умы канадцев. А тут еще они узнали, что рядом с ним живет женщина, по описанию похожая на демона, который предстал перед ясновидицей, и, естественно, на вас пало подозрение…

Да, все это было чудовищной нелепостью, и тем не менее Анжелика почувствовала себя обеспокоенной. Еще когда она увидела, как шарахнулись от ее подарка оба знатных канадца, у нее сразу появилось предчувствие, что все это очень серьезно. Она отнюдь не самообольщалась. Слухи о видении монахини дошли уже до нее раньше. Ей намекнул на это Никола Перро, когда вернулся в Вапассу. Она догадывалась, что у канадцев может появиться искушение сделать сравнения. Но она не ожидала, что дело примет столь крутой оборот.

И вот теперь она начинала понимать, что происходит. Зверь вышел на охоту. Она слышала его тяжелую поступь…

Инквизиция!

Чудовище, которое поджидало ее в Америке, не было столь необузданно, как в Старом Свете, но вместе с тем это был тот же самый враг и даже, возможно, еще более злобный и опасный. Потому что для нее не было тайной, что на территории испанских колоний инквизиция беспрестанно устраивала самые жестокие аутодафе, какие только помнит человечество. На них массами сжигали индейцев, которые не пожелали подчиниться католической церкви.

Там, во Франции, Анжелику преследовали, потому что она была молода, красива, любима и мужественна, потому что она не походила на других. Здесь ей в лицо хотят бросить обвинение в том, что она демон… как некогда кричали Пейраку: колдун…

вернуться

Note8

Пиршество (инд.)