– Поедемте со мной, господин рыцарь, – обратился граф де Лаваль к Молеону. – Я предлагаю вам гостеприимство в моем доме… Сегодня же вы начнете сбор денег, и – даю вам слово! – их будет немало. Пусть госпожа Тифания побудет наедине со своим горем.

Молеон почтительно поцеловал руку благородной даме и, сопровождаемый благословениями народа, – люди сбежались сюда, узнав о его приезде, – последовал за графом.

Мюзарон был вне себя от радости. Он едва не задохнулся в объятиях бретонцев, которые хватали его за ноги и целовали его стремена, словно он был сеньором-знаменосцем.

Гостеприимство графа де Лаваля обещало слишком скупому и бдительному оруженосцу несколько славных дней, и к тому же Мюзарону – надо это признать – очень хотелось бы увидеть хотя бы отблески огромной кучи золота.

От общины к общине сборы быстро увеличивали массу денег. Скромная хижина отдавала дневной заработок; замок вносил сто ливров – стоимость пары быков; не менее великодушный и не менее патриотически настроенный горожанин отрывал от себя фамильное блюдо или кружева с жениных юбок. За неделю Аженор собрал в Ренне сто шестьдесят тысяч ливров и, вычерпав все деньги в округе, решил начать разработку другой золотой жилы.

Кроме того, как гласит легенда, достоверно известно, что женщины Бретани ради свободы Дюгеклена стали прясть усерднее, чем они это делали раньше, стремясь прокормить своих детей и одеть своих мужей.

Уже неделю Молеон жил неподалеку от Ренна, у графа де Лаваля, и однажды вечером, когда он возвращался домой, везя мешок с деньгами, что были надлежащим образом зарегистрированы писцом герцога и представителем госпожи Тифании Рагенэль, славный рыцарь, ехавший из города в замок глубоким, окаймленном живыми изгородями оврагом, заметил двух мужчин, которые выглядели странно и доверия не внушали.

– Что за люди? – спросил Аженор Мюзарона-оруженосца.

– Сдается мне, это кастильцы! – воскликнул Мюзарон, бросая косые взгляды на всадника и его пажа, которые сидели на андалусских низкорослых конях и, надев шлемы и прижимая к груди щиты, повернулись спиной к изгороди, чтобы видеть французов и обратиться к ним, когда те будут проезжать мимо.

– В самом деле, доспехи испанские, а длинные тонкие и плоские мечи выдают кастильцев.

– Вам это ничего не напоминает, мессир? – спросил Мюзарон.

– Конечно, напоминает… Но, по-моему, всадник хочет с нами поговорить.

– Или отнять у вас мешок с деньгами, сеньор. К счастью, при мне арбалет.

– Оставь в покое свой арбалет. Ты же видишь, они не взялись за оружие.

– Сеньор! – крикнул чужеземец.

– Вы ко мне обращаетесь? – по-испански ответил Аженор.

– Да.

– Что вам угодно?

– Скажите мне, пожалуйста, как проехать к замку де Лаваля, – попросил всадник, проявляя учтивость, которая повсюду отличает порядочного человека, будь он даже и простым кастильцем.

– Я еду в замок, сеньор, – сказал Аженор, – и могу проводить вас, но я должен предупредить, что хозяина нет дома: сегодня утром он уехал к соседу.

– Значит, в замке никого нет? – с видимым разочарованием спросил чужеземец. – Ну что ж! – пробормотал он. – Придется опять искать!

– Но, сеньор, я же не сказал, что в замке никого нет.

– Вы, наверное, не доверяете нам, – сказал чужеземец, – подняв забрало шлема; оно, как и у Молеона, было опущено: этой благоразумной привычке следовали тогда все путники, которые в те беспокойные и разбойные времена всегда боялись нападения или коварства.

– О, Господи Иисусе! – воскликнул Мюзарон, едва кастилец открыл свое лицо.

– Что с тобой? – удивился Аженор.

Чужеземец смотрел на них, тоже удивленный этим восклицанием.

– Это Жильдаз! – прошептал Мюзарон на ухо хозяину.

– Какой еще Жильдаз? – тем же тоном спросил Молеон.

– Тот человек, кого мы встретили в дороге, он сопровождал донью Марию! Сын той доброй старухи-цыганки, которая приходила договариваться с вами о встрече в часовне.

– Боже мой! – с тревогой прошептал Аженор. – А зачем они явились сюда?

– Нас, наверно, преследуют.

– Смотри в оба!

– О, вы же знаете, что мне не нужно об этом напоминать. Во время их разговора кастилец с опаской наблюдал за собеседниками, потихоньку пятясь назад.

– Ерунда! – воскликнул Аженор, немного подумав и успокоившись. – Ну что может сделать с нами Испания в самом центре Франции?

– Ничего, разве расскажут что-нибудь новенькое, – ответил Мюзарон.

– Вот это меня и пугает. Я больше боюсь событий, чем людей. Ладно! Давай расспросим их.

– Наоборот, помолчим. А если это посланцы Мотриля?

– Но ты же помнишь, что видел этого человека вместе с Марией Падильей.

– А разве вы не видели Мотриля вместе с доном Фадрике?

– Это верно.

– Поэтому будем начеку, – сказал Мюзарон, перекинув на грудь арбалет, который висел у него за спиной.

Кастилец заметил это.

– Чего вы боитесь? – спросил он. – Может быть, мы неучтиво вам представились? Или вам не понравился мой вид?

– Нет, – пробормотал Аженор, – но… зачем вы едете в замок господина де Лаваля?

– Я отвечу вам, сеньор. Мне необходимо встретиться с рыцарем, который гостит у графа.

Мюзарон сквозь глазницы забрала понимающе взглянул на своего господина.

– С рыцарем? И как его зовут?

– О сеньор, не требуйте от меня нескромности в обмен на услугу, которую вы мне оказываете. Я лучше подожду, пока по этой дороге проедет другой, менее любопытный путник.

– Правильно, сеньор, правильно. Я больше не стану задавать вам вопросов.

– У меня появилась большая надежда, когда я услышал, что вы говорите со мной на языке моей страны.

– Надежда на что?

– На близкий успех моей миссии.

– У этого рыцаря?

– Да, сеньор.

– Какой вам вред оттого, что вы его назовете, если я все равно узнаю его имя, когда мы приедем в замок?

– Там, сеньор, я буду под кровом господина, который не допустит, чтобы со мной обходились дурно.

Мюзарона осенила счастливая мысль. Он всегда был храбр, когда его господину угрожала опасность.

Он решительно поднял забрало и подъехал к кастильцу.

– Vala me Dios![178] – воскликнул тот.

– Ну, Жильдаз, здравствуй, – сказал Мюзарон.

– Вы тот, кого я ищу! – закричал Жильдаз.

– А я тут как тут, – сказал Мюзарон, вынимая из ножен тяжелый нож.

– Именно вас я и искал, – сказал Жильдаз. – Значит, сеньор – ваш хозяин?

– Какой сеньор, что за хозяин?

– Значит, рыцарь – это дон Аженор де Молеон?

– Да, это я, – ответил Аженор. – Ладно! Пусть свершится моя судьба: я хочу скорее знать, что меня ждет, добро или зло.

Жильдаз сразу же бросил на него недоверчивый взгляд.

– А если вы меня обманываете? – спросил он.

– Ты же знаешь моего оруженосца, дурень!

– Да, но не знаю господина.

– Ты что, негодяй, не доверяешь мне? – вскричал разозленный Мюзарон.

– Я не доверяю никому на свете, если нужно хорошо выполнить мое дело.

– Смотри, смуглорожий, как бы я тебе не всыпал! Нож у меня острый.

– Эка невидаль! – усмехнулся кастилец. – Шпага у меня тоже острая… Вы не слишком благоразумны… Если я погибну, кто исполнит мое поручение? А если погибнете вы, кто вообще о нем узнает? Пожалуйста, поедемте мирно в усадьбу де Лаваля, пусть там кто-нибудь посторонний покажет мне сеньора де Молеона, и я сразу же исполню приказ моей госпожи.

При слове «госпожа» сердце Аженора учащенно забилось.

– Добрый человек, ты прав, а мы нет! – воскликнул он. – Ты, наверное, послан ко мне Марией Падильей?

– Вы скоро это узнаете, если вы на самом деле дон Аженор де Молеон, – ответил упрямый кастилец.

– Поехали! – вскричал молодой человек, сгорая от нетерпения. – Вон там, видишь, башни замка, поехали скорей! Ты будешь доволен, добрый человек… Вперед, Мюзарон, вперед!