– Станислав? – уточнили из трубки голосом Большого Папы.

– Да, я. В чем дело? – Спросил, а в голове пронеслось пулей: «Откуда Большой Папа знает номер этого телефона, если я сам его не знаю?» Прихватив мобильник Любови Игнатьевны, я, идиот, забыл поинтересоваться, какой телефонный номер закреплен за этой трубкой с клавишами и антенкой.

– Дело? Нет никакого дела, Станислав. Раз я услышал ваш голос, то я выхожу из игры.

– Откуда вы узнали номер этого телефона? – Глупый вопрос, но задал я именно его. Меня настолько удивил и обескуражил сам факт Папиного звонка, что остальная информация, как говорится, в одно ухо влетела, из другого вылетела.

– Этот телефонный номер арендован некоей Любовью Игнатьевной Агиевской. Вы упомянули, что супругу вашего человека со шрамом зовут Любовь Игнатьевна и что мобильный телефон вы отобрали как раз у нее. Я дал задание, и мои служащие выяснили: в течение последних шести месяцев восемнадцать женщин по имени Любовь и по отчеству Игнатьевна приобрели мобильные телефонные аппараты и арендовали телефонные номера в различных московских фирмах. Фамилии семнадцати из них не вызвали у меня интереса. Фамилия восемнадцатой – Агиевская – оказалась знакомой. Набираю номер, зарегистрированный на Любовь Игнатьевну Агиевскую, слышу ваш голос, а значит, выхожу из игры.

– Почему?

– Потому, что ваша Любовь Игнатьевна, сдается мне, носит фамилию мужа, и, весьма вероятно, что муж ее, как вы его называете, «человек со шрамом» – Михаил Александрович Агиевский. Фигура легендарная, мало кто его видел, он патологично скрытен, но все о нем слышали. Миша Агиевский весь Север держит, да так держит, что косточки у людишек трещат и кровушка людская ручьем течет. Его мощностям и возможностям мне, грешному, остается только завидовать.

– Но, может быть, это простое совпадение, мало ли на свете однофамильцев, может быть, вы спешите делать выводы...

– Может, и совпадение, Станислав, согласен. Чего на свете не бывает. Но береженого бог бережет. Я выхожу из игры. Как и договаривались – вы у меня не были, я вас не знаю. Прощайте.

М-да... Удар кувалдой ниже пояса. Крушение последних надежд и чаяний... Вот дерьмо! Кругом одно вонючее дерьмо! И я весь в дерьме. По уши в дерьме.

7. Конец

Асфальт влажно блестел. Солнечные лучи все увереннее и смелее пробивались сквозь проталины в тучах. Как это часто случается после дождя, воздух был чист и светел. Вскоре окончательно растают серые глыбы туч, солнце высушит промокшую землю, и к вечеру дождь забудется, будто его и не было.

Лихой водила безжалостно пришпоривал своего бывалого скакуна породы «Форд», пугал встречные автомобили бесшабашной наглостью дорожного хулигана и наслаждался скоростью. Создавалось впечатление, что подмосковных полицейских с полосатыми палками смыло мелким грибным дождиком, и никто не мешал «Форду» наглеть, чем дальше, тем больше.

Я сидел за спиной водителя-лихача, сжав в кулаке трубку мобильного телефона и мотаясь из стороны в сторону в такт шараханьям «Форда». Мозг закипал вулканом, ежесекундно извергая множество вопросов, на которые не было ответов.

Господи! И зачем, спрашивается, Большой Папа снизошел до объяснений кто есть кто? Лучше бы, услышав мое «алло», сделал для себя соответствующие выводы и сразу же повесил трубку! Так нет же! Большой Папа отобрал последнюю надежду и взамен всучил совершенно бесполезную в моем положении информацию. Как мне использовать знание имени и репутации врага? Быть может, плюнуть на данное Большому Папе обещание молчать о нашем с ним знакомстве и сообщить человеку со шрамом о том, что я теперь знаю, кто он такой, попутно рассказать, откуда я это знаю? И что мне это даст? Кивну на Большого Папу, а дальше? Что дальше-то, толк какой?

Неужели человек со шрамом по фамилии Агиевский действительно настолько велик и ужасен? Я же говорил Большому Папе, когда рассказывал про свои злоключения, о том, что меченый мракобес не совсем в своем уме. И о словах Любови Игнатьевны, дескать, она последние два года ведает всеми делами мужа, я тоже упомянул. Неужели Любовь Игнатьевна, эта молодая, красивая женщина, сумела в течение двух лет удерживать мрачный авторитет Миши Агиевского?

До звонка Большого Папы я пребывал, можно сказать, в умиротворенном состоянии. Я смирился с собственной обреченностью и с выпавшей на мою долю ролью жертвы, ибо, как я думал, за меня отомстят, и возмездие не заставит себя долго ждать. Втайне я надеялся, что Большой Папа сработает оперативно, и мне удастся спастись. А не удастся, так и фиг с ним! Вступи в игру Большой Папа, я в виде хладного трупа стал бы лишним аргументом в Папиных «базарах по понятиям». Я, покойный, мигом превратился бы в Папиного человека, в закоренелого заслуженного братка из Папашиной мафии. Папа прямо говорил, что помянет при разборках Толика Иванова как свой кадр, вот и меня посмертно занесли бы в тот же реестр. Мафиозному папаше было бы «западло» не зарезать «жирного гуся» (после обезжиривания залетной северной птахи) в отместку за гибель корешей Стаса и Толяна. Но Большой Папа из игры вышел, и все изменилось.

Да, все изменилось! Рассчитывать на Большого Папу больше нечего, придется надеяться только на себя. Нельзя оставлять мракобесие Михаила Александровича Агиевского безнаказанным. Не могу я просто так, за здорово живешь, дать себя убить!

Надо что-то придумать! Но что?

Телефонная трубка в кулаке заверещала снова настолько неожиданно, что я аж подпрыгнул. Не пытаясь предугадать, кто и почему звонит, я поднес трубку к уху:

– Алло.

– Станислав Сергеевич?

– Да, это я... – Чуть было не добавил сгоряча: «Это я, Михаил Александрович. Здрасьте, господин Агиевский, давно не слышал ваш мерзкий голос, успел соскучиться!»

Интересно, как бы отреагировал человек со шрамом, назови я его сейчас по имени-отчеству? Но я сдержался и в ответ на свое скупое «да» услышал из трубки насмешливый и спокойный голос «легенды Севера», великого и ужасного Миши Агиевского:

– Станислав Сергеевич, как ваши дела, беспокоюсь. Успеваете ко мне в гости к двум часам?

– Успеваю, не волнуйтесь.

– Где вы сейчас?

– В машине, мчусь на всех парах. – За окнами автомобиля мелькнул придорожный щит с перечеркнутым красной линией словом «Уекино». – Только что проехали деревню с романтическим названием. Минут через двадцать промчимся мимо райцентра, а там и до вашей дачи рукой подать.

– Вы хорошо ориентируетесь на местности, Станислав Сергеевич. Откуда у вас познания в топонимике Подмосковья?

– В детстве увлекался краеведением, – соврал я. Не рассказывать же, в самом деле, господину Агиевскому про то, что я наизусть вызубрил карту местности вчера, когда вез сердечника-пенсионера в районную больницу.

– Вы один в машине?

– Нет. Автомобиль угонять, дабы успеть к вам на обед, я не стал. Договорился с частником, с хорошим лихим парнем.

Услышав, что о нем помянули, хороший лихой парень за рулем повернулся ко мне и заговорщически подмигнул, презрев тот факт, что «Форд» в это время катил по встречной полосе. Я совсем упустил из виду, что он слушает мои телефонные разговоры. Не сболтнуть бы лишнего, а то, не ровен час, Миша Агиевский решит убрать случайного свидетеля и прикажет шлепнуть невинного водилу.

– Надеюсь, Станислав Сергеевич, вы не рассказали своему лихому водителю, к кому спешите в гости? Не посвятили его, так сказать, в детали наших с вами запутанных отношений? – Агиевский как будто прочитал мои мысли.

– Нет, конечно.

– Прекрасно! Как проедете райцентр, отпустите машину и дальше идите пешком по шоссе. Хорошо?

– Чего ж хорошего? Я опоздаю к двум часам.

– Не страшно. Незначительное опоздание я вам прощу, так уж и быть. Я ж не зверь какой-нибудь, не монстр, ах-ха-ха-ха... Станислав Сергеевич, последний вопрос: как будете с частником-водителем расплачиваться?