– Забираем, – велел Бокар. – Медленно работаете. Нам еще телега положена, где она?

Мужики отмалчивались, смотрели угрюмо. Бокар раздраженно огляделся, видно, помнил королевский указ, запрещающий столкновения с мирными жителями. Темка усмехнулся: хорошо, что не ушли. При свидетелях Леонию придется придержать хлыст.

Бокар поймал усмешку, процедил что-то ядовитое. Княжич Торн сделал вид, что поправляет ремень, Марк просто встал рядом. Потом-то Темка пожалел, что не ушли сразу. Не подумал, ох не подумал, что война и дураков хитрости учит. Кто не помнит уроков – тех смерть выкашивает.

– Я понимаю, трудно, – неожиданно сочувственно обратился Бокар к крестьянам. – Но нам нужно. Нужно, поймите. Это сейчас мы отступаем, но придет день, и будет последний бой с князем Крохом. После никто уже не покусится на ваше добро.

Мужики стали лишь угрюмее – слышали такое не раз.

– Если, конечно, не найдутся последователи. У Кроха вон сын есть.

Обожгло ужасом, как ледяным ветром хлестнуло. Темка глянул на Марка: у того закаменело лицо.

Бокар наклонился с седла:

– Вон его сын, видите? Темноволосый.

«Он врет!» – хотел крикнуть Темка, но яростный взгляд побратима приказал заткнуться. Шакал побери! Зная правду о происхождении друга, опровергнуть слова Леония невозможно. Язык не повернется. И Марк не простит.

– Не верите? Так спросите!

Бокар усмехался. Он выигрывал в любом случае: начнет ли Марк отнекиваться или подтвердит. Темке показалось даже, что Леонию слаще покажутся оправдания Лесса.

Крестьяне завертели головами. Лишь тот, угрюмый, как остановил взгляд на Марке, так и не спускал уже глаз.

– Удивляетесь, что не под арестом, а в королевском мундире? Так вроде как служит. Хитрый, пока еще не поймали, ну да ничего, за ним присматривают. Вы спросите, спросите! Если не струсит, так признается. Ну, что молчишь? Ты же выродок Кроха! – изгалялся Леон.

– Я – князь Лесс, – медленно выговорил Марк.

– Ага, почуял, как жареным пахнет, и отрекся. Шустренько так. Или тебе папенька присоветовал? Чтобы к королю поближе, а? Он – урожденный Крох, сын, его родная кровь! – Столько ярости было в голосе Бокара, что сломило последние сомнения крестьян.

Руки сжались на черенках вил, мужики подступили ближе к порученцам.

Бокар ухмыльнулся.

– Ну, мы поехали. Счастливо!

Его отряд умчался, оставшиеся солдаты растерянно смотрели на крестьян.

– Крохов выродок! – прошипел угрюмый. – Твоего папаши шакалы убили моего сына. Видит Создатель, будет справедливо, если я выпущу кишки тебе.

Ком склизкой земли вылетел из толпы, ударил Марка в плечо.

– Не подходить! – Темка выхватил пистолет. – Назад!

– Защищаешь?! Крохов прихвостень!

– Предатель!

Комья сыпались градом, Темка вскинул руку, закрывая лицо. Пока не решались шагнуть ближе, но все яростнее крики, все плотнее напирают. Эх, коня бы! А то ведь Марка голыми руками разорвут или на вилы наденут.

– Отойти! Солдаты, сюда!

Но у телег остался лишь один, другой бежал в сторону деревни.

Их оттесняли к реке, угрюмый – нет, теперь пылающий ненавистью – выступил вперед. Рычит по-звериному, вилами Марку под ребра примеривается. Этот не промахнется. Темка выстрелил в воздух, яростный крик был ответом. Камень просвистел рядом с виском, второй ударил в грудь. Ноги уже вязли в мокром песке.

– Уходи, – прошипел Марк, пытаясь закрыть княжича Торна собой. – По воде уходи.

Угу, как раз успеет – пока побратима убивать будут. Темка выстрелил. Мужик схватился за простреленное плечо, но вилы не выпустил. Марк тоже выхватил пистолет, направил на толпу. Но ведь не сдержишь – найдутся те, кто рискнет полезть под выстрелы, и все, сомнут. Или просто забьют камнями. Вот раненый уже шарит на земле, выискивая что потяжелее. «Олень-покровитель, какая глупая смерть!» – пронеслось в голове у Темки.

– Прочь! – От деревни вынесся отряд, кони летели на мужиков. Те попятились, кто-то побежал, кто-то упал, прикрывая голову. Александер прорвался к порученцам, загородил собой. Темка оттер грязь с лица и заметил, что руки у него дрожат.

– Всех вязать! – приказал Александер солдатам.

– …А потом? – спросил Митька.

– Раненого повесили. Остальных выпороли, – об этом вспоминать было противно. – Они подняли руку на королевских солдат, – сказал, точно оправдываясь.

– А Бокар?

– Что Бокар… «Разве князь Лесс скрывает свое происхождение?», «Я просто правду сказал!». Выкрутился. Хотел вызвать его на дуэль, да Александер припомнил королевский указ. Знаешь, я тогда подумал, в бою же не заметно, откуда в кого пуля. А потом представил… Чтоб из-за такой мерзости, да самому Шакала в покровители, да пусть он…

В коридоре послышались голоса – расходились офицеры. Когда затих шум, Митька сказал:

– Нет, Темка. Все-таки я – Дин. Я принимал честь рода как свою, значит, и позор его – мой. А то что же, как сладкое, так себе, а как горькое, так сразу и сбегать?

Метель утихла, на смену ей пришел мороз. Большой тронный зал топили с полуночи, но все равно веяло холодом от стен. И тишина стояла – ледяная.

Эдвин запретил надевать черное, но десять семей по праву могли повязать ленты скорби. Что мятежникам слово короля! Милостью великой Матери-заступницы будет, если заложники вернутся. Кто по уговору, кто по приказу идет – но всем крыса в сердце вцепится, когда заключат договор. Всю ночь сегодня в десяти домах не погаснут свечи: матери и жены, сестры и невесты будут творить молитвы.

Крег Тольский со своими воинами стоял перед троном. Меч посла в ножнах, он держит более страшное оружие: свернутый черный платок. Разверни его, полосни по ткани ножом и брось половину перед королевским троном, прямо к ступеням, на которых сидит принцесса, – и быть войне.

– Оставь его себе, крег Тольский, – сказал король. – Иллар отдает заложников.

Лицо Альбера осталось спокойным, он бережно убрал карахар.

– Покажи мне их и назови их имена.

Эдвин протянул руку, адъютант вложил свиток. Читать мог – и должен был – кто другой, не король. Но Эдвин сам произнес каждое имя:

– Князь Мартин Селл из рода бронзового Селезня.

Вышел, чуть прихрамывая, седой мужчина. Темка помнил: его покалечили в бою на Нере.

– Князь Юдвин Раль из рода бронзового Барсука.

Наверное, Юдвин только в этом году получил право на свой отряд. А что уже князь, так война поторопила многих наследников. Пожилая женщина качнулась – удержать, не пустить – и уронила руки.

– Князь Федрий Верд из рода Коня.

Ненамного старше Юдвина. Рядом с ним девочка с заплаканными глазами – похоже, что сестра.

Так, один за другим, встали у трона четверо князей и шесть баронов: юнцы, старики или покалеченные в сражениях. Крег окинул заложников взглядом.

– Не очень-то щедр Иллар. Но условие выполнено: они все знатных родов. Что же…

– Подождите, крег Тольский!

Неслышно ступая по каменным плитам, Митька вышел к послам. Ледяным ежом заворочалось у Темки в груди предчувствие.

– Крег Тольский, вы недовольны выбором короля?

Роддарский князь повторил сухо:

– Условия выполнены. Я предполагал нечто такое. Правда, надеялся на большее благородство.

– Так возьмите меня.

Шум пролетел по залу зимним ветром, вскрикнула княгиня Наш. Судорогой свело Темкины пальцы, стиснутые на эфесе.

– Ты так знатен? – поднял брови крег. – Но даже по законам вашей страны ты еще не получил право вести за собой в битву.

– Ничего, мне до восемнадцати немного осталось. И мне точно уже больше шестнадцати, значит, за себя самого и свой род я могу отвечать. Что же до знатности, то я – княжич Дин из рода Орла.

Впервые на лице посла мелькнуло нечто похожее на удивление.

– Да, я сын мятежника. А король Эдвин принял мою клятву верности.

Крег впился взглядом в княжича, точно изучал карту перед боем: куда ввести конницу, где поставить пехоту.