Конечно, многие воспротивятся его замыслу, начнут спорить и отказываться, но он их уломает. В конце концов, можно и власть употребить, а там уж как в пословице: только в горку тяжело, а под горку санки сами катятся. Ничего, уговорим, улестим, где силой, а где щедрыми посулами.

Так, а кого же позвать поглядеть на татарчонка и поговорить с ним для первого раза? Человек тут нужен смышленый, доверенный, которому потом придется в это дело по уши влезть и не отступаться. Пожалуй, лучше всех подойдет Макар Яровитов. Смекалкой его Бог не обидел, отваги ему тоже не занимать, проверен много раз в опасности и язык за зубами держит крепко, даже сильно во хмелю. Бывало, этот боярский сын вылезал невредимым из страшных передряг, словно мать его в детстве заговорила. Такой быстро поймет, что от него требуется, и пойдет хоть к черту в зубы. Вот его и позовем…

После весточки от Паршина минула почти неделя, пока довезли до Москвы пленника. Стоя у открытого окна своего терема, Никита Авдеевич увидел медленно въезжавших во двор запыленных казаков. Среди них, привязанный к седлу, устало покачивался на лошади стройный молодой человек в богатой, но грязной татарской одежде.

— Антипа! — не оборачиваясь, крикнул Бухвостов. Услышал скачущую походку горбуна и приказал: — Пошли за Яровитовым. Пусть немедля будет здесь. А магометанина отправьте на задний двор.

— Пытошную готовить? — шмыгнул носом шут

— Баню вели истопить, — криво усмехнулся Никита Авдеевич. — Да кликни Павлина Тархова, он лучше всех гостей попарит.

— Во-о-на, баню, — протянул Антипа. — По мне, так я бы его сразу к Пахому, в пытошную.

— Делай, что велят! — Бухвостов для острастки притопнул каблуком. — Может, еще и будет по тебе. Шевелись!

Горбун убежал. Дьяк еще немного постоял у окна, наблюдая, как пленника сняли с коня и поволокли через сад к другим воротам, за которыми скрывалась тайная резиденция Никиты Авдеевича. Вот у ворот появилась огромная фигура похожего на медведя стрельца Павлина Тархова, одетого в долгополый лазоревый кафтан. Павлин легко вскинул татарчонка на плечо, протиснулся в щель между приоткрывшихся створок, и ворота немедленно захлопнулись. Все! Теперь Рифат выйдет оттуда только по слову Бухвостова.

Никита Авдеевич облегчённо вздохнул и пошел вниз: чваниться ни к чему — надо приветить казачков, молвить им ласковое слово, наградить за службу подарками. Заодно расспросить: каковы дела в Азове, спокойно ли в Диком поле, какие новости доходят из Крыма и Турции? Пусть станичники на славу угостятся и отдохнут с дороги, а там и в обратный путь.

Яровитов не заставил себя ждать. Когда Бухвостов подошел к воротам своей тайной резиденции, Макар уже нетерпеливо прохаживался там, сбивая головки одуванчиков кончиком длинной плети. Из-за сдвинутой на затылок шапки на его лоб падали русые кудри, глаза озорно блестели.

— Доброго здоровья, Никита Авдеевич, — поклонился он дьяку. — Никак, привезли?

— Привезли, — важно кивнул Бухвостов.

Он стукнул тяжелым кулаком в ворота. Караульные стрельцы впустили его и Макара.

— Сейчас давить не надо, пусть созреет, — шагая по деревянным мосткам к дому, предупредил дьяк. — Отец у него в молодости отчаянный был. Если и у сынка кровь горячая, как бы промашки не вышло.

— Ну да, — засмеялся Яровитов. — Сын в отца, отец во пса, а вместе в бешеную собаку! Одно слово — ордынцы.

— А по мне, хоть бы и пес, лишь бы яйца нес, — в тон ему ответил Никита Авдеевич, пряча в бороде лукавую усмешку.

— Ой ли? — покачал головой Макар. — Как бы нам не опростоволоситься. Можно ли татарину верить?

— Увидим, — поднимаясь на крыльцо, буркнул дьяк. — Не зря говорят: корова черная, да молоко у ней белое! Вот и попробуем мурзу выдоить.

Они прошли через сени и оказались в длинной сумрачной комнате. В углу сидел на лавке пленник; его обритая голова успела обрасти короткими темно-русыми волосами. Левый рукав халата был разорван, сапоги покрыты коркой грязи. Напротив него, за столом, сидел Павлин Тархов и разглядывал красную шапку, отороченную мехом степной лисы. Зеленые камушки, вставленные вместо глаз хищницы, загадочно мерцали.

Павлин встал, степенно поклонился дьяку и Яровитову, потом прошел за спину татарина и замер. Рядом с огромным стрельцом сидевший на лавке рослый Рифат оказался заморышем. Никита Авдеевич не спеша уселся за стол, указал Макару устроиться рядом и, как бы невзначай, обронил:

— Поесть-то ему дали?

— Не хочет, — пробасил стрелец.

— Э-э, — сокрушенно покачал головой дьяк, — Ты чего же от нашего хлебушка отказываешься? Не дело!

Рифат молчал и не поднимал головы. Однако по тому, как чуть дрогнули его пальцы, как напряглись плечи, Бухвостов понял: татарчонок знает русский язык. Но захочет ли он в этом признаться? Ну, не захочет и не надо!

— Голодный сидишь? — перейдя на татарский, участливо спросил дьяк. — Отвечай!

Молодой мурза молчал. Никита Авдеевич мигнул Павлину, тот сграбастал Рифата и, как котенка, поднял над лавкой.

— Прикажешь на дыбу? — Стрелец встряхнул пленника.

— Пусти! — дернулся татарин.

Он поднял голову, и дьяк увидел его лицо — юное, красивое, но какое-то безжизненно-бледное, с потухшими глазами.

— Ну вот, а прикидывался немым, — улыбнулся Макар.

— Отпусти, — махнул рукой Бухвостов, и стрелец бросил Рифата на лавку. Тот хотел вскочить, но огромная ладонь прижала его, не позволив подняться. Татарин побледнел еще больше и задышал судорожно и часто, как вытащенная на берег рыба.

— Я не слышу, не слышу, — сдавленно просипел он. — Твои люди сильно били меня. Ударили в ухо, я ничего не слышу!

— Врешь, слышишь, — подскочил к нему дьяк, ловя ускользающий взгляд пленника. — Как про дыбу заговорили, враз услышал! Огня хочешь?

— Отец выкуп даст, — дернулся Рифат, но стрелец держал крепко. — Сколько тебе нужно?

— Много, — засмеялся Никита Авдеевич. Пленник, наконец, открыл рот! — Хватит ли у него богатства, чтоб расплатиться со мной?

— Иляс-мурза очень богат, он ничего не пожалеет. Пошли к нему своего человека, я напишу отцу.

— Хорошо, хорошо, — поощрительно улыбнулся Бухвостов. — Значит, орда не будет воевать, если мурза дает выкуп за тебя? Если война, то какой же выкуп?

— Я слышал, что будет поход, — почти простонал подавленный татарин — Но отец все сделает для меня.

— Какой поход? — гнул свое дьяк. — Куда пойдет орда?

— Под Азов. — Рифат понял, что проговорился, и зло заскрипел зубами.

Бухвостов и Яровитов многозначительно переглянулись: крымчаки не двинут конницу под Азов без ведома турецкого султана. Да и не способна одна орда, без помощи турок, взять крепость. Вернее всего, они пойдут туда вместе. Но только ли под Азов, не хлынут ли степняки и янычары на Русь?

— Когда пойдут? — снова подступился к пленнику Никита Авдеевич. Но татарин снова замкнулся, и дьяк вернулся к столу. Тяжело сел и подпер голову рукой.

— Не хочешь по-хорошему? — вкрадчиво спросил Макар. — Как же тогда переговоры о выкупе?

— Деньги будут, — презрительно скривил губы успевший немного оправиться Рифат. — Посылай гонца к мурзе.

— А если не пошлем?

— Алтын-карга великий воин, — гордо выпрямился татарин. — Он заставит тебя вернуть сына.

— Ага, — зевнув, согласился Бухвостов. — Пугала баба лешего в лесу, да сама в болоте и утопла. Чего ты перед нами хорохоришься? Ты же болдырь! Всякому известно, что сына татарина и русской презирают в орде и кличут болдырем!

— Ты!.. — Рифат хотел броситься на него, однако стрелец оказался проворнее. Он поймал татарина за руки, вывернул их назад и уперся ему коленом в спину, грозя сломать хребет. Пленник взвыл от боли, глаза его яростно сверкнули.

— Вот-вот, ожил, молодец, — равнодушно глядя на него, отметил дьяк. — Не нравится правда-то, обидно слушать?

— Ты мне за все заплатишь, — брызгал слюной Рифат. Он даже не заметил, что давно говорит с Бухвостовым на русском языке.

— Дурак! — лениво процедил Никита Авдеевич. — Ты еще не знаешь, какова может быть моя плата. Могу расплатиться огнем и кнутом, могу — дыбой и каленым железом, могу — колодкой на шею и голодом. Но могу и по-другому.