И как он ее только углядел? Они брели по лесу уже довольно долго, оставляя за спиной гомон и шум вражеского войска. Но разве они могли заблудиться? Они, знавшие здесь каждое деревце и каждый кустик? Нора обнаружилась возле корней двух высоких берез, стоявших рядышком, словно сестры. Что взять с мальчишки? Ари и рта раскрыть не успела — а Бастьен уже тыкал палкой в широкое отверстие в земле, пока оттуда не раздалось приглушенное рычание, а потом предостерегающий звонкий лай.

"Лисица! Ари, там лисица!" — восторженно зашептал брат, но Ари уже тащила его прочь от опасного места.

Шум в лесу мог привлечь осаждающих. К тому же старый Ноб, конюший, как-то рассказывал им, что лиса, хоть зверь и небольшой, но напасть может. А эта точно собиралась: должно быть, Бастьен разворошил логово, где та прятала своих детенышей.

Зверь и вправду был невелик, но даже такая — худющая, будто обглоданная, — лисица казалась страшной. Она щерилась, плотно прижав уши, потом отступала на шаг назад — теперь ее острая мордочка вовсе не казалась умильной — и вновь принималась тявкать. Бежать — что еще могло прийти им в голову? Но это и стало их ошибкой: зверь, почуяв, что враг дал слабину, понесся за ними широкими прыжками. Они и не заметили, как оказались на краю болота. Бастьен оступился, намочив сапог в ледяной чавкающей жиже, ухватился за Ари, чуть было не утянув ее за собой, — и в этот миг раздался выстрел. Потом еще один.

Брат с сестрой переглянулись: вот теперь уж точно прятаться было негде — в разгар осады человек с пистолетом был во сто крат хуже разъяренной лисицы.

— Эй, есть кто-нибудь? — донесся до них низкий мужской голос.

Человек приближался: в лунном свете нетрудно было разглядеть, что он высок, закутан в плащ, а голову его прикрывает широкополая шляпа. И в руке он все еще сжимал пистолет.

— Так вот оно что...

Он остановился в паре шагов от них: они ничего не соображали от страха, так что даже не пытались бежать. Да и куда? Они наверняка заблудились, унося ноги от лисицы, так что вряд ли смогут найти обратный путь к подземному ходу.

— Кто такие?

— Мы лесниковы дети. За клюквой вот пошли, — жалобно завела Ари, подражая говору простолюдинов, который она не раз слышала на дворе и возле кухни. —  Нас батюшка заругает. Отпустите нас.

Бастьен только сопел у нее за спиной — врать у Ари всегда выходило лучше.

— Лесниковы дети? — усмехнулся незнакомец. — Отправились ночью в лес за клюквой? Ну-ну. Много ли набрали?

— Мы еще днем пошли, да заблудились, — зачастила Ари, боязливо поглядывая, как незнакомец убирает пистолет в ольстры.

В полутьме было не разглядеть его лица, понятно было только, что он носит бороду.

— А лиса? Вы ее застрелили, да?

— Я стрелял в воздух. Боялся вас задеть. Идите за мной.

Ослушаться они не могли. Но куда он их вел? Наверняка он солдат из войска, осаждавшего Хольм, и сейчас отведет их к своему командиру. Кто в здравом уме поверит, что дети лесника бродят по ночному лесу возле болота? А если он догадается, кто они на самом деле? На бегу  у Ари волосы растрепались и выбились из-под шапки. Да и варежки она потеряла.

Но бородатый не спешил их никуда вести: он остановился у небольшого прогалка, окруженного высокими деревьями, велел им обождать, а сам отправился собирать хворост. Сбежать сейчас? Но в темноте им не отыскать дорогу, значит, придется ждать, когда чужак выведет их на знакомое место. Вскоре они уже грелись возле костра, Бастьен вытряхивал из сапога болотную жижу, а Ари протягивала к огню озябшие ладони.

— Хлебните, а то простудитесь, — бородач протянул им свою флягу. — Только немного, а то опьянеете.

Напиток был ароматный, душистый, он отдавал ягодами и травами и чуть-чуть обжигал горло. Говорили ли они о чем-то? Ари уже и не помнила. Во всяком случае, никаких вопросов о замке или леснике солдат им не задавал. Казалось, его гораздо больше интересует, отчего это лисе вздумалось напасть на них.

— Это я в нору полез, — повинился Бастьен. — Уж больно хотелось поглядеть, что там внутри.

Незнакомец только рассмеялся, достал из своего походного мешка хлеб и разломил его, одаривая брата с сестрицей. И выудил из кармана гроздья рябины.

— Ешьте. Они сладкие, когда мороз ударит.

И те ягоды показались Ари вкуснее самых изысканных яств, что подавали дома. Она до сих пор помнила их кисловатый вкус, помнила, какие они были холодные, как хрустели на зубах мельчайшие снежные крупинки... А потом, накормив и отогрев, бородач  все же вывел их из леса на дорогу, ведущую к замку. И тут они отплатили ему черной неблагодарностью — едва он отвлекся, дунули в лес через сучья и ветви. Почему он не стал их преследовать? Что ему стоило проследить за ними? Или ему попросту больше не было до них дела? Но если бы он бросился за ними в погоню, Ари и Бастьен не наткнулись бы на того раненого в зарослях орешника...

А на следующий день отец подписал капитуляцию, отдавая Хольм лорду Лингрэму. И стал королевским вассалом.

Сначала Ари казалось, что времени еще много, что можно вдоволь поболтать с Бейтрис, разглядеть новые наряды, украшения, подразнить завистниц, а потом… Потом наступил вечер последнего дня свободной жизни (да, даже жизнь в монастыре с нудными уроками и отвратительными компаньонками казалась ей свободой!), и Ари проворочалась всю ночь: то с ненавистью глядела на красивое пурпурное платье с золотыми вставками и прикидывала, как его можно изрезать или испортить; то забывалась беспокойным сном, в котором она снова бежала от пирата по непролазной чаще; то испуганно вскакивала и подбегала к окну, чтобы вдохнуть свежий воздух, не дающий успокоения; то мечтала, что ее спасет во время поездки до собора какой-то благородный разбойник...

Разбойник этот стал последней каплей… Ари сначала представила себе в деталях, как ее наряжают в это пурпурное платье, защелкивают на шее замочек ожерелья с рябиной, накидывают густую вуаль и ведут к карете. Лорд-маршал специально прислал в монастырь экипаж… Очень удобный, Ари вчера залезла в него с Бейтрис, сиденья показались им обеим мягче пуховых перин, а пурпурно-лиловая отделка – насмешила Бейтрис. «У тебя платье тех же оттенков, сольешься с обивкой – и они тебя не заметят», - фыркнула Бейтрис. Ари тогда искренне загрустила – неужели лорд-маршал не отличает ее от мебели? Так она Бейтрис и сказала, а та ободряюще обняла ее: «Так это же хорошо, ты же боишься, что он как раз отличит и начнет… требовать исполнения долга» Ари перебила ее какой-то глупостью, чтобы не развивать мысль. Но потом она еще раз спустилась вниз с кусочком отреза на платье – и убедилась, что цвет отличается: сиденья и обивка были почти фиолетовыми, а ее платье розовато-сиреневым. Почему-то ее это обрадовало.

И вот она села в карету, лошади фыркнули и медленно зашагали в сторону ворот, деревянные створки отчаянно заскрипели – и карета поехала по широкому тракту по направлению к городу, очертания которого Ари последний раз видела два года тому назад, во время их неудачного побега с Бейтрис…

Она выглянула в окно, отдернув занавеску, не обращая внимания на неодобрительный взгляд матушки Имельды, но вместо белых городских стен и жмущихся к ним домиков на окраине увидела лишь толстые стволы деревьев и ярко-зеленую траву, намного ярче, чем в монастыре. Роса сверкала на травинках, и казалось, что землю накрыли ковром из мельчайших изумрудов.

Внезапно лошади остановились, кучер заворчал что-то о вечно падающих некстати деревьях и тут же прервался, болезненно застонав. Дверь кареты вырвали с хрустом, замок отвалился Ари на подол. В проеме появился бородатый мужчина, один в один – их спаситель от лисицы. Ари радостно вскрикнула, ее схватили крепкие руки, спаситель легко закинул ее себе на плечо и потащил куда-то вглубь, в непролазную чащу, куда не долетит ни один крик матушки Имельды, не доскачет ни один солдат, когда лорд-маршал пошлет погоню за сбежавшей невестой...