– И когда ты думаешь обзавестись ребенком? – спросила Аист. – Сразу после того, как Дейэль родит… кажется, Рэна?

– Да, Рэна. Я не знаю. Посмотрим. – Бэр усмехнулась. Может, подождем, пока Рэн вырастет, чтобы было кому присматривать за младшеньким.

Аист вновь перегнулась через парапет, выставив вперед маленькую, но безукоризненную грудь.

– Каково это – находиться в таком одиночестве, на чужой планете?

– Тоскливо, – ответила Бэр.

– Много у вас гостей?

– Хватает.

– Ну, а все-таки?

Бэр покачала головой.

– Нет, вы первые.

– Тоскливо. Конечно, у тебя есть Дейэль, а у нее – ты, но все-таки…

– Эти ктики – забавная раса. С ними не соскучишься, отозвалась Бэр. – Настоящие личности, с ними интересно. У меня здесь тысячи знакомых. А всего здесь около тридцати миллионов жителей.

Аист хихикнула.

– Но с ними-то ты не пыталась закрутить роман, а?

Бэр подняла на нее воспаленные от бессонницы глаза и ответила совершенно серьезно:

– Как-то не пробовала.

– А ведь ты был таким донжуаном, Бэр, – продолжала Аист. – Помню, как на “Спокойном”, когда мы встретились в первый раз… – Она засмеялась. – Готов был наброситься на все, что шевелится! Просто какая-то стихийная сила: ураган, лавина, землетрясение и цунами.

– У тебя получились одни катастрофы, – холодно напомнила Бэр, отстраняясь. – А я никому жизнь не разбивала.

– Ну, как сказать, – продолжала подшучивать Аист.

“Когда же она от меня отвяжется?” – тоскливо подумала Бэр.

– Наверное, и я попала бы под обстрел, если б задержалась там подольше, – засмеялась Аист.

– Думаю, что да. Тебе бы это наверняка грозило, – устало согласилась Бэр.

– И все тогда могло обернуться по-другому, – сказала Аист почти серьезно.

Бэр кивнула:

– Или все закончилось бы тем же.

– Не будем развивать эту тему, – подытожила Аист. – Я ничего не имела в виду.

Наклонившись над парапетом, она снова сплюнула. В этот раз плевок полетел по ветру и приземлился на гравиевую дорожку, огибавшую основание башни. Одобрительно хмыкнув, девушка повернула лицо к Бэр и окинула ее испытующим взглядом.

– Так нечестно, Бэр, – сказала она. – Нельзя быть такой хорошенькой – даже сменив пол. Ты смотришься восхитительно, что мужчиной, что женщиной.

Она протянула руку и коснулась пальцами щеки Бэр.

Черные глаза девушки широко раскрылись от изумления.

Одна из лун начала таять за разрывами облаков, слабый ветерок принес запах дождя.

“Это проверка, испытание”, – пронеслось в голове у Бэр, когда пальцы женщины ласкали ее лицо. Но эти пальцы дрожали. “Значит, и для нее это тоже – испытание, она сама боится того, что делает”. Бэр прикрыла ладонью ее пальцы. Та приняла это как предложение поцеловаться.

Через некоторое время Бэр произнесла;

– Аист… – и стала медленно отстраняться.

– Эй, – сказала та мягко, – ведь это ничего не значит, не так ли? Все в порядке. Просто похоть. Страсть. Не придавай этому особого значения.

Немного погодя Бэр сказала:

– Почему мы это сделали? Зачем?

– А почему нет? – прошептала Аист.

Бэр могла бы назвать сразу несколько “почему”, и все они сходились на той, что спала внизу, в башне. “Вот я и изменилась, – подумала она. – Но, как всегда, не в лучшую сторону”.

VII

Альвер Шейх бродила по жилому сектору “Серой Зоны”. Здесь по крайней мере имелось место для прогулок. Конечно, если бы она прилетела сюда прямиком из фамильного поместья на Фаге то скорее всего почувствовала бы себя в ужасной тесноте. По сравнению с просторными отсеками транспорта “Честный Обман”, казался ей теперь душным карцером.

Жилой отсек “Серой Зоны”, созданный для того, чтобы принять на борт и разместить в относительном комфорте, по меньшей мере, триста человек, был теперь отдан в распоряжение всего троих пассажиров: ее, Чарта Лайна и Генара-Хафуна.

Но основной “начинкой” корабля являлся музей пыточного арсенала, собранного с сотен различных планет. Здесь было все: от тисков для расплющивания ногтей до моделей лагерей смерти и черных дыр, способных проглотить целые планеты, а также документальные материалы о способах их практического применения.

Большая часть коридоров была уставлена орудиями пыток и истребления: одни помещались на полу, другие – на специальных столах. Те, что побольше, были выставлены в витринах, эти витрины иногда занимали целые отсеки. А самые большие экспонаты демонстрировались в виде уменьшенных в масштабе “макетов. Здесь хранились тысячи инструментов для пыток и причинения увечий, дубинок, копий, ножей, мечей, удавок, катапульт, луков, пороховых орудий, снарядов, мин, газовых канистр, бомб, шприцев для впрыскиваний различных веществ и химикалий, мортир, минометов, гаубиц, высокочастотных излучателей, линейных орудий, плазмовых ружей, прессаторов, ЭМ-излучателей, проекторов, модуляторов, импульсаторов для воздействия на гравитационную решетку, гравитронов, поляризаторов, люковых блоков, гравитационных капканов, – словом, это были тьмы и тьмы орудий смерти, разрушения и страдания.

В некоторых залах демонстрировались великолепно оснащенные камеры пыток, карцеры, каменные мешки, клетки и кабины для исполнения смертных приговоров. В их число почему-то входил бассейн, однако после того, как она дала понять, что собирается пользоваться им по утрам, оттуда убрали экспонаты, способные встревожить воображение и пробудить атавистические страхи. Человек любит пугать себя смертью. Все это напоминало натюрморты и панорамы, выставленные на корабле-музее “Сновидец”, который она посетила во время его захода на Фаг. Но в музее “Серой Зоны” не было людей, даже замороженных.

Все же, думала она, экспозиция смотрелась бы куда эффектнее, если бы демонстрировались не только орудия пытки, но и жертвы. А также сами мучители. Она всегда предпочитала видеть вещи в реальном свете и смотреть правде в глаза.

Но все эти дыбы, “железные девы”, колодки и кандалы, “испанские сапоги”, оковы, кровати и кресла с шипами, ведра с кислотой, электрические кабели и прочие инструменты смерти экспонировались без клиентов. Для того, чтобы посмотреть их в действии, достаточно было задержаться перед ближайшим экраном.

Это было довольно шокирующее зрелище. Сами экспонаты Альвер воспринимала с некоей отстраненностью, как будто шла по выставке промышленной техники, где не сразу поймешь, что для чего предназначено. А вот смотреть на экраны не стоило – даже зная, что в качестве истязаемых используются манекены. Она взглянула однажды – всего на несколько секунд, – и ее чуть было не вывернуло наизнанку. Глядя на такое, можно было с легкостью забыть, что существует Культура, Контакт и Особые Обстоятельства – весь мир виделся разверзшейся адской бездной, где не существует ничего, кроме мучений.

Интересно, думала она, сколько людей уже смотрело на эту дикую коллекцию. Она расспрашивала об этом корабль, но тот отвечал очень туманно. Он явно гордился своей коллекцией, но редко находил желающих познакомиться с нею поближе.

Один из экспонатов оказался для нее совсем уже непонятным. Блестящие нити торчали из узкого сосуда, изогнутые таким образом, что напоминали нечто вроде сачка, которым таскают рыбешку из протоки. Она попробовала взять сачок, но материал проскальзывал сквозь пальцы. Наконец ей удалось поднять сосуд за горло и выплеснуть несколько капель на ладонь: жидкость голубого цвета. Странное ощущение – она казалась невесомой.

Она через нейродетектор спросила корабль о назначении этой штуковины.

Это нейроэффектор, – ответил ей корабль. – Наиболее современный метод пытки вам подобных.

Она вздрогнула и чуть было не выронила сосуд из рук.

“В самом деле? – послала она сигнал, пытаясь ничем не выдать своего волнения. – Никогда бы не подумала”.

Вам не о чем беспокоиться.

“Надеюсь”, – откликнулась она и осторожно поставила сосуд обратно на полку.

На его применение необходимо слишком много разрешений, так что этот прибор почти не используется. Ему теперь самое место в музее.