Переписка Баха со его двоюродным братом Иоганном Элиасом Бахом дает нам прекрасную возможность глубже познакомиться с домом Баха, его повседневной жизнью и занятиями. Иоганн Элиас был внуком Георга Кристофа, дяди Себастьяна со стороны отца. Отцом Элиаса был Иоганн Валентин, швейнфуртский кантор и музыкант. С 1738 по 1742 год Иоганн Элиас учился на теологическом факультете лейпцигского университета и жил у своего двоюродного брата Себастьяна. За это время он исполнял обязанности домашнего учителя при детях Баха. Ему было 33 года, когда он поселился у Себастьяна и заключил с ним контракт относительно воспитания трех мальчиков. Когда в 1741 году ему предложили другое место, он отказался от предложения, следующим образом обосновав этот отказ в письме от 21 октября:

«Согласно контракту, заключенному мною с двоюродным братом, с теперешней моей должности я мог бы уйти только в том случае, если предупредил об этом за четверть года вперед».

В апреле 1738 года Элиас просит мать прислать ему «три желтые гвоздики для тети (жена Себастьяна), которая с большим удовольствием занимается садоводством». 23 августа 1740 года он повторяет свою просьбу, а неделей позже, 2 сентября, так продолжает ее: «Тетя уже заранее так радуется желтым гвоздикам, как маленький ребенок рождественскому подарку». 10 октября он рассказывает, с какой радостью были приняты шесть корешков гвоздики, и полагает, что «для тети этот не имеющий цены подарок означает больше, чем для детей рождественский подарок; она и ожидала его так, как малые дети, которых мы обычно перед праздником не пускаем в ту комнату, где приготовлены подарки».

10 января Элиас пишет своему сводному брату, кантору Коху, в Ронненбург:

«Мой господин двоюродный брат намеревается издать несколько произведений, которые будут интересовать главным образом господ органистов и сочинены чрезвычайно хорошо; к пасхальной мессе они будут готовы и составят примерно 80 страниц. Не могли бы Вы, дорогой брат, организовать несколько подписчиков…». 28 сентября он сообщает Коху, что «работа моего двоюродного брата, выгравированная на меди, готова, ее можно получить у него по три талера за экземпляр». Речь идет о третьей части «Упражнений для клавира».

Итак, произведение было готово к мессе по случаю дня св. Михаила, что и отметил Лоренц Митцлер в первой части второго тома «Вновь открывшейся музыкальной библиотеки» в разделе «Заслуживающие внимания музыкальные новинки»:

«Господин капельмейстер Бах также издал третью часть своих „Упражнений для клавира»… Произведение это состоит из 77 гравюр на меди in folio, очень красиво обработанных. Оттиск с них сделан на красивой, гладкой, плотной бумаге. Цена экземпляра 3 талера. Господин автор дал этим новое подтвержед-ние тому, что в этой области музыкального творчества он опередил многих, что он очень опытный человек с золотыми руками. В этом никто не пойдет дальше его, мало будет даже таких, которые смогут ему подражать. Это произведение является красноречивым опровержением для тех, кто осмелился критиковать произведения господина придворного композитора».

Летом сын Баха, Фридеман, приехал в отпуск домой из Дрездена и привез с собой знаменитых лютнистов Силь-виуса Вейса и Иоганна Кропфгангса. О музыцировании, происходившем этим летом, Иоганн Элиас писал своему сводному брату 17 августа: «В это время у нас в доме особенно хорошо музыцировали».

Мы знаем, что Бах живо интересовался лютней, сам играл на этом инструменте, написал несколько прекрасных произведений для лютни и даже сконструировал своеобразный инструмент: лютню-клавицимбал. «Даже профессиональных лютнистов можно было ввести в заблуждение этим инструментом,» – говорит Агрикола; Аделунг вспоминает, что «примерно в 1740 году в Лейпциге он видел и слышал спроектированную господином Иоганном Себастьяном Бахом и выполненную господином Захариасом Гильдебрандом лютню-клавицимбал… Струны из кишок были полностью двойными, и был также регистр из медных струн одной октавой выше. По причине своего особого устройства инструмент этот звучал скорее как басовая лютня, чем как лютня …». Мы уже упоминали, что Бах был гением также и в области техники. «Его клавикорды, – говорит Форкель, – никто не мог настроить так, чтобы он был доволен; эту работу он всегда делал сам. Он сам настраивал свой клавицимбал и клавикорды и делал эту работу так ловко, что она никогда не отнимала у него более четверти часа».

28 сентября. Иоганн Элиас благодарит своего сводного брата за подарок, «который был съеден за Ваше здоровье; он (Бах) не желает ничего другого, только бы предоставился случай ответить взаимностью; одновременно просит Вас извинить его за то, что из-за накопившейся работы у него нет времени самому лично поблагодарить Вас письмецом, но в следующую пятницу ему нужно уже начать работу в музыкальной коллегии, а в первую неделю лейпцигской ярмарки по случаю дня рождения его королевского величества он будет исполнять одну пьесу, которая заслуживает того, чтобы ее послушать, и если бы Вы, дорогой брат, приехали, то не пожалели бы.».

5 октября. Элиас просит свою сестру прислать ему с возчиком 10—12 пинт сладкого муската, «потому что мне хочется доставить хоть маленькую радость моему двоюродному брату, ведь я уже два года живу в его доме и за это время видел от него много хорошего».

В июле Элиас пишет галльскому кантору Гиллеру, что когда Бах во время поста вернулся из Галле домой, он рассказывал о канарейке, которую обучил Гиллер и которая пела, как настоящий артист; «так как тетя моя большая охотница до таких птиц, она просит меня узнать у Вашей милости, не уступите ли Вы ей этого певца по дешевой цене и не пришлете ли с какой-нибудь верной оказией».

28 января Элиас отвечает своему сводному брату на его просьбу одолжить ему какую-нибудь басовую сольную кантату Баха: «Он не хочет выпустить партитуру из своих рук, так как он потерял таким образом много своих вещей». Однако, в порядке исключения брат Элиаса получил ноты, но Бах попросил его оплатить почтовые расходы. В письме от 28 сентября Элиас подтверждает возвращение произведения церковной музыки и получение приложенных 10 крейцеров.

30 августа была исполнена написанная на слова Пикандера кантата-бурлеск, так называемая Крестьянская кантата («Мы получили нового господина…».) по случаю чествования камергера Карла Генриха фон Дискау, нового владельца Клейнцшохера.

В это время при дрезденских и веймарских дворах иногда охотно слушали дивертисменты на деревенский лад и крестьянские шутки, в которых потешались над крестьянской неотесанностью.

Однако при более близком рассмотрении «Крестьянской кантаты» можно заметить то, что, по всей вероятности, ускользнуло от внимания тогдашних слушателей-господ, а именно, что Бах повернул игру наоборот. Простой, крепкий и здоровый гуманизм Баха, весь его образ жизни были далеки от утонченностей придворной жизни. В его кантате не просвещенный горожанин потешается над мужицкой простотой, а как раз наоборот: два главных персонажа кантаты, крестьянские девушка и парень, в своих ариях не только дают понять, что они кое-что смыслят в модной, тонкой городской музыке, не только поднимаются на высшую ступень итальянского бельканто, но и иронизируют над его преувеличениями. В художественном отношении именно эти две арии являются наиболее ценной частью кантаты.

В народных мелодиях «Крестьянской кантаты» Бах обнаруживает, насколько хорошо он знает не только мелодии, но и душу народных песен, и в то же время вкладывает в уста детей народа критику авторской музыки своего времени. Он как бы восклицает: «Такова ваша музыка!» Однако это произведение является не только тонкой пародией, но вместе с тем в некоторой степени насмешкой и над самим собой. В арии сопрано, в которой крестьянская девушка демонстрирует свое знание городских обычаев, Бах прибегает к самым тонким приемам иронии. Сатирическая же басовая ария крестьянского парня – шедевр более грубого юмора. Эту партию Бах заимствовал из своей кантаты Соперничество Феба и Пана.