И выше, и ниже мы в разной связи касаемся деликатной темы финансирования науки; тех способов и источников, которые обеспечивают учёным средства к существованию – то прозябанию, а то и относительному процветанию, в отдельных случаях – даже обогащению. Здесь кратко суммируем свои соображения по этому противоречивому вопросу. «Наука – и деньги». Эта тема не случайно всплывает то и дело в нашем пособии. Ведь деньги и только они материализуют наши идеалистические по определению нашего же призвания порывы. Но в связи со спецификой научного познания приходится вспомнить общеизвестную шутку: для учёного важны не деньги, а их количество. Если это количество слишком велико, исследователь превращается в предпринимателя или рантье. Однако тему обогащения за счёт науки мы можем смело миновать. Такой возможностью в её среде мало кто обладает. Первые руководители академических учреждений, их заместители. Их официальные заработки кратно больше, чем у рядовых сотрудников; им же – начальникам обеспечен доступ к самым щедрым грантам и субсидиям. В нынешнюю Российскую академию наук выбирают уже не только настоящих учёных, а всё чаще тех, кто способен оказать существенные услуги её руководителям – финансовые, административные, бытовые. Не исключение составляет и наша высшая школа. Кто-то из руководителей институтов да университетов щедрее делится с коллективом подчинённых, кто-то скупее. Но это сюжет для юриста или политика, а не для науковеда. Деньги и мораль слишком сложно соотносятся. Первые лица в организации, как ни крути, исключение, а не правило. Фараон или касик сам по себе не выиграет войны и не построит пирамиды. Для этого нужны армии работников. Их на что содержать?

В архиве академика П.Л. Капицы остался любопытный текст, где затрагивается эта тема. Это лекция в канадском университете Мак-Гилла, где начинал свою экспериментальную деятельность великий Резерфорд[46]. В свою очередь начиная работать уже в британской лаборатории Э. Резерфорда молодым физиком-экспериментатором, Капица задал шефу вопрос: «Как должны жить научные работники? Сколько они должны зарабатывать – много, или мало, или средне?»[47] Вопросы для новичка были не праздными: будучи талантливым инженером, он мог бы неплохо подрабатывать консультациями на заводах и фабриках, советуя их владельцам, как избежать проблемных ситуаций со сложными технологиями. Резерфорд ответил образно: «Хлеб, масло, но не джем». Дескать, хватит вам прожиточного минимума. Когда Капицу пригласил для консультаций «стальной король» Британии Роберт Хэдфилд, изобретатель и производитель нержавеющей стали, Резерфорд предостерёг: «Капица, будьте осторожны. Богу и мамоне служить одновременно нельзя. Советую вам не иметь никаких дел с Хэдфилдом». Капице пришлось послушаться учителя. Этим советом Ре-зерфорда Капица завершает ту свою лекцию 1969 г.: «Сейчас, когда наука начинает оказывать такое большое влияние на оборону и на международные связи, учёный также должен принимать во внимание моральную сторону своей деятельности. Он не должен сознательно использовать науку не для блага народа».

Я бы не стал принимать этот вывод за чистую монету. Когда Капицу вынудили вернуться на родину, он поставил перед советским правительством ультимативное требование: построить ему целый академический городок под собственный институт физических проблем. Что и было исполнено в районе нынешнего элитного Ленинского проспекта в Москве. Все научные сотрудники жили там во вполне комфортабельных квартирах, имели дачи, специальное снабжение. Кроме решения чисто научных проблем, Капица разработал технологию получения сжиженного кислорода и возглавил небольшое министерство по его производству. Всё это приносило пользу и советскому государству, и коллективу физического института, и лично Капице. Он сознательно добивался того, чтобы учёные-физики вошли в круг советской элиты – по размерам зарплаты, прочему бытовому обеспечению. Заповедь Резерфорда насчёт джема нужно понимать по меркам благополучной Европы, а сегодня уже и передовой Азии.

Формула бескорыстия преданного науке исследователя подразумевает:

• доходы учёных различаются в зависимости от целого ряда факторов (отрасли знаний; уровня подготовки, квалификации; личного вклада в исполнение того или иного проекта; страны проживания; стажа работы) – и это нормально, это вечная ситуация; ведь обезличка, уравниловка в оценке труда учёных понижает его эффективность;

• в норме оплата научного труда не должна быть низкой, приближаться к прожиточному минимуму здесь / теперь; учёные – часть элиты социума, а не его маргиналы;

• в одних областях науки щедрое финансирование является непременным условием проведения научных исследований (высокотехнологичных), а в других (интеллектуалистских) – нет, им хватает обеспечения общечеловеческих потребностей в питании, проживании, отдыхе и т. д. («хлеба с маслом», по Резерфорду);

• в любой ситуации на первом месте в спектре мотивации научно-исследовательской работы стоят не материальные, а духовные факторы, дельцы, предприниматели, бизнесмены могут, и небезуспешно, руководить научными коллективами, но самостоятельно вести научные исследования они чаще всего уже не в состоянии.

Кое-кто из вполне рядовых докторов или кандидатов наук умудряются неплохо по среднестатистическим меркам зарабатывать по ходу своей официальной службы в научных или учебных заведениях. Пока что у нас редко когда это происходит легально. На казённое жалование не купить коттеджа, иномарки и двухэтажного гаража. В ход идут «серые» и даже «чёрные» схемы. Взятки в высшей школе стали притчей во языцех, а теперь к ней присоединилась по этой постыдной части и школа средняя с рекордно завышенными в ряде регионов результатами ЕГЭ (Всего-то, по подсчётам МВД, по 20 тысяч рублей за предмет).

Денежным «донором» некоторые умельцы делают не только частных лиц, но и государство, и частные предприятия. Например, в археологии – когда часть денег незаметно для «откатанной» бухгалтерии уводится из бюджета археологических экспедиций (экономя на питании экспедиционе-ров, списанном давным-давно снаряжении и т. д.) или по другим статьям бюджетного финансирования науки; ещё «вкуснее», когда шантажируются заказчики предпроектного изучения культурного слоя. Но коррупцией поражены у нас не только НИИ или университеты, так что здесь бессмысленно обсуждать эту тему. Алчный стяжатель материальных благ и креативный исследователь в одном лице совмещаются трудно.

Одна из причин замутнённости финансовой отчётности в российской науке – её чрезмерная бюрократизация. Ни в одной другой стране от держателя грантов на исследования не требуется столько формальных согласований, подписей и печатей. Нигде ему не предписывают – куда тратить выделенные суммы. Только у нас. Отсюда и некие хитрости с распределением и освоением грантовых сумм. В том числе и по негласному сговору с выдающими гранты фондами, издательствами поддержанных грантами работ; разумеется, в лице тех или иных их чиновников и их «учёных» партнёров.