Сэр Джеймс имел дипломатические способности и желал получить место посланника при французском дворе. Мечты его не были беспочвенными – король имел обыкновение обсуждать с ним англо-французские отношения, и вот теперь сэр Джеймс вознамерился через Карра обратиться к его величеству с просьбой о должности. Мистер Карр потерял дар речи – это обращение было самым убедительным доказательством настоящего поворота судьбы.

Он поклонился и, побледнев, произнес:

– Сэр Джеймс, вы не должны просить меня, вы можете мне приказывать. Я сегодня же переговорю с его величеством, и хотя эта должность, несомненно, будет принадлежать вам, вы получите ее за свои заслуги, а не в результате моей скромной просьбы.

Сэр Джеймс внимательно посмотрел на Kappa – такие слова в устах другого фаворита могли показаться насмешкой, но этот юноша был вполне искренен. Элфинстоун поклонился в ответ.

– Сэр, – сказал он, улыбаясь, – я горжусь дружбой с вами. Вот так обстояли дела. Кошелек мистера Карра, щедро пополняемый любящим королем, был открыт для тех, кого молодой человек не мог поддержать иным образом; тогда же стало понятно, что он, в отличие от других фаворитов, не пользуется своим положением в целях обогащения. Как-то раз к нему по рекомендации генерального прокурора обратился проситель, желавший получить место в таможне. Карр, как всегда, внимательно выслушал доводы достойного джентльмена – тот все нахваливал свой опыт – и пообещал передать просьбу его величеству. После чего проситель (возможно, проинструктированный генеральным прокурором, который знал толк в подобных делах) пообещал, что помощь мистера Карра будет высоко оценена: после получения должности ему выплатят триста фунтов.

Молодой человек побелел и весь сжался, затем оглядел бесцеремонного просителя холодным взглядом и твердо произнес:

– Зайдите ко мне завтра, я передам вам мнение его величества о вашей персоне, – и, кивком отпустив посетителя, обратил слух к следующему.

Он с искренним негодованием рассказал королю о полученном оскорблении. Король расхохотался:

– Боже праведный! Да если б все служащие моей славной таможни оскорбляли меня таким образом!

Мистер Карр с удивлением смотрел на короля, что еще более того развеселило.

– Так ты считаешь, этот мужлан обладает необходимыми для должности качествами? – переспросил король.

– Он ими хвалился, представил письмо от генерального прокурора. Но…

– Отлично – значит, будет служить не лучше и не хуже, чем любой другой. К тому же не каждый проситель готов расстаться с такой кучей серебра. Ради Бога, выдай ему должность, возьми три сотни, и пусть катится к дьяволу. Значит, таможня? Видать, этот уже усвоил науку поборов.

Его величество славно повеселился, но затем, оставшись в одиночестве, посерьезнел – его поразила эта история. Роберт Карр был честен! Невероятное для придворного качество. Да этот малый – настоящее чудо. И то, что он, король, сразу же выделил его и облек таким доверием, доказывало его, короля, божественный дар подбирать себе слуг. Он всегда верил в свою способность распознавать людей с первого взгляда. Король Яков был доволен собой и тем более доволен Карром. Наконец-то среди всех этих льстецов, этих пиявок, что вились вокруг него ради собственной выгоды и были готовы продать его при первой же возможности, он отыскал честного человека; этот человек ничего для себя не желал, более того, даже отклонил выгодное предложение.

Значит, этот человек доказал свои высокие качества, на него можно положиться во всем.

Решительно, молодому Робину следует приналечь на латынь – его ждут великие дела.

Мистер Томас Овербери, джентльмен, ученый и поэт, в свое время окончивший Оксфордский колледж королевы[12], где получил степень бакалавра изящных искусств, а также изучавший юриспруденцию в Среднем темпле[13], возвращался из дальних странствий домой. Он ступил на английский берег, обогащенный лишь жизненным опытом и ничем иным, и надеялся найти на родине место, достойное его талантов.

Он не был шотландцем по происхождению – его отец был глостерским эсквайром, барристером Среднего темпла. Однако мистер Овербери имел при шотландском дворе нескольких высокопоставленных друзей. Дружбу с ними он завел во время длительного визита в Эдинбург, года за три до смерти Елизаветы. Из Эдинбурга мистер Овербери возвратился с деликатным поручением от короля шотландцев к государственному секретарю королевы, поручение это он выполнил весьма толково. После этого он некоторое время служил сэру Роберту Сесилу, который возлагал на него большие надежды. Но беспокойный дух и жажда познаний толкнули Овербери в зарубежные странствия.

Желания мистера Овербери были отнюдь не скромными: он надеялся с помощью друзей обрести при дворе должность, на которой мог бы подкормиться остатками того, что еще не сожрала шотландская саранча.

Поселился он в Чипсайде, на постоялом дворе «Ангел». Здесь за скромную плату, соответствующую кошельку мистера Овербери, предоставляли скромный комфорт, отсюда он планировал начать свою атаку, и здесь его терпение было вознаграждено.

Владелец «Ангела» был болтлив, как и все люди его породы. Определив по некоторым признакам, что новый постоялец прибыл издалека, хозяин избрал его жертвой неумолчной своей болтовни. Опять же, как все люди его породы, он любил поговорить о делах и событиях, творящихся в большом свете и о всяческих придворных перестановках. Однако он начал свою речь издалека, с жалоб на чуму, которая поразила город в год восшествия на престол его величества (отцы города приняли мудрые меры и остановили мор). Затем одним прыжком он перебрался к Уайтхоллу и его веселым обычаям, а после этого провел параллель, которая, как он надеялся, будет для короля Якова лестной: он сравнил нынешний двор с двором прежней королевы. Тот в последние годы ее правления был, как сказали бы шотландцы, «угрюмым», а вот в короле Якове угрюмости не было ни капли: о таком клиенте может мечтать каждый честный виноторговец. Славный бражник, большой любитель крепкого вина!

Мистер Овербери, позавтракавший селедкой и шотландским элем, встал из-за стола. Этот высокий джентльмен был очень худ, на бледном, узком, с довольно-таки мрачноватым выражением лице выделялись хорошей формы нос, крепкий подбородок и густые брови, на которые спадали вьющиеся каштановые волосы. Глаза у него были большие и широко расставленные, и ему удавалось за несколько сонным выражением скрывать проницательность взгляда. Если бы не губы, полные и яркие, лицо казалось бы аскетичным. Человек наблюдательный, взглянув на мистера Овербери, сразу бы определил: да, это личность незаурядная. Незаурядными были его желания и страсти, сильной – воля в достижении желаемого. Держался он отчужденно и холодновато, отчего не всякий мог решиться сойтись с ним накоротке, а в движениях и жестах была грация, выдававшая хорошее происхождение. Ему исполнилось двадцать восемь, но, благодаря нелегкой жизни и ночным бдениям над книгами, выглядел он старше своих лет. Он принес юность на алтарь своих амбиций и, отказываясь от соблазнов, которые жизнь предлагает молодым, трудился над тем, чтобы закалить дух и разум. Он почитал знания единственным оружием тех, у кого, кроме гибкого ума и сильной воли, более никаких капиталов не было.

Итак, отзавтракав селедкой и элем, он уже было собрался уходить, но в последний момент строго глянул на хозяина:

– Значит, вы сказали, что король Яков – пьяница и обжора? Толстяк затрясся от ужаса и праведного негодования:

– Сэр, сэр, вы неверно истолковали мои слова!

– Неверно истолковал? Да вы только и говорили, что о здоровом аппетите и неутолимой жажде нашего монарха. Конечно, для виноторговца такие привычки приятны, но у любого иного могут вызвать только презрение. Ну-ну, не дрожите и не потейте так, дружище. Я не шпион Сесила, как вы, наверное, предположили, я также не испанский лазутчик, как вы, вероятно, предполагали прежде.