К несчастью, у Фридриха больше не было армии. Он, конечно, надеялся получить помощь от итальянцев, которые оставались его союзниками, — от маркиза Монферра, графа Бьяндрате, от Павии; но они не смогли оказать ему достаточной поддержки. Он постарался получить подкрепление из Германии и послал письмо, подробности которого до нас не дошли, епископу Фрейзингенскому, сообщая ему о мятеже и о намерении бороться с Миланом, Пьяченцей, Кремоной, Бергамо, Брешиа, Пармой, Мантуей и городами Веронской марки. Все было напрасно.

Между тем время работало против него. Его враги активизировались, тогда как он был вынужден бездействовать. Пока он был практически заблокирован в Павии, мятеж не переставал шириться; немцев и их сторонников отовсюду изгоняли; контакты между членами лиги становились все теснее. 1 декабря 1167 года города Веронской лиги объединились в торжественной клятве с Кремонской лигой. Так была создана Ломбардская лига, куда вошли шестнадцать городов, обязавшихся только вести совместную борьбу, не подписывая сепаратного мира, с тем чтобы вернуться к положению, которое существовало при Генрихе V, Лотаре III и Конраде III, — формула конкретного действия, выработанная Кремоной и избегающая принципиальных вопросов. Впрочем, эта клятва стоит того, чтобы ее здесь привести. Вот она, в той редакции, в какой ее произнесли консулы Мантуи, а основные положения были одинаковыми для всех членов лиги:

«Клянусь помогать Венеции, Вероне, ее укреплениям и предместьям, Виченце и Падуе, Тревизо, Ферраре и Брешиа, Бергамо, Кремоне, Милану, Лоди, Пьяченце, Парме, Модене, Болонье и всем людям и всем областям, каковы бы они ни были, которые войдут в эту лигу с вышепоименованными державами, и всем тем, кто согласно с нами также произнесет эту клятву, против каждого, кто пойдет на нас войной либо со злом, против всех, кто потребует от нас больше, чем мы сделали со времен короля Генриха до прибытия императора Фридриха. И я не изменю ни одному из вышепоименованных городов, ни любому другому из тех, кто войдет с нами в эту лигу. А если я узнаю, что кто-то хочет это сделать, или если меня о том спросят, я без промедления дам о том знать общей ассамблее или совету лиги.

Точно так же я не подпишу пи мира, пи договора, ни перемирия, пи перерыва без общего согласия и одобрения вышепоименованных городов и буду помогать всем, кто произнесет эту клятву, против всякого, кто нанесет им ущерб. И я заставлю поклясться всех граждан мужского пола, от до 60 лет, которые проживают со мной, в течение месяца после моей клятвы, кроме клириков, паралитиков, немых и слепых. И клятва эта остается в силе в течение двадцати лет с будущей Пасхи.

Клянусь вести себя как глава и вождь при защите городов Венеции, Вероны, ее укреплений и предместий, Виченцы, Падуи, Тревизо, Феррары, Брешиа, Бергамо, Кремоны, Милана, Лоди, Пьяченцы, Пармы, Модены, Болоньи и всех городов и краев, которые принесут эту клятву в союзе с вышепоименованными городами. Я по доброй воле стану содействовать интересам и общей пользе вышепоименованных областей, дабы сохранить принципы тех, кто принес эту клятву по приказу ректоров оного города или избранного ими магистрата. И если мне представится подходящий случай привлечь к нам новый город, парод или человека, я воспользуюсь им в общих интересах вышепоименованных областей. И я буду выполнять все это, пока буду пребывать в моем нынешнем руководящем положении».

В тот же день были приняты и другие решения: каждый город направит одного из своих консулов на общую ассамблею, которая будет осуществлять верховное руководство; эта ассамблея назначит двух из этих «ректоров» для осуществления командования в течение одного месяца; различные ресурсы будут направлены на общее дело, в частности, субсидии, предоставленные Венецией, Сицилией и Византией.

Перед лицом такого взрыва и такой твердой решимости Фридрих понял, что ничего не может поделать. Поэтому он решил вернуться в Германию. Поскольку добираться туда прямиком через перевалы было опасно, он договорился с графом Савойским, что тот пропустит его по своей территории. Но по прибытии в Сузу, чтобы сделать там остановку, он увидел, как жители закрывают городские ворота за его немногочисленным эскортом. Ему пришлось бежать, переодевшись в чужое платье. Через Мон-Сени он достиг своего Бургундского королевства (март 1168 года), но и там не нашел особой поддержки: большинство сеньоров и почти все епископы выступали за Александра III; в Лионе в августе прошлого года Гишар де Понтиньи после ожесточенной борьбы занял архиепископское кресло и устранил своего соперника. Фридрих вынужден был вернуться в свою верноподданную Германию.

На этот раз его постигло поражение. Кроме Тосканы, герцогства Сполето и даже Рима, большая часть полуострова с каждым днем все больше переходила под контроль мятежников. Потеря Северной Италии никоим образом не могла быть компенсирована сохранением Центральной Италии, потому что владение Ломбардией, ее городами, перекрестками, водными путями, дорогами, ведущими как к альпийским перевалам, так и к Апеннинам, было необходимым условием для любой политики полного подчинения этой страны. Следовательно, в этот момент рушилось дело, начатое десять лет назад, реализованное всевозможными способами, которое в глазах всего христианского мира должно было завершиться победой летом 1167 года. А в это время сторонники Александра III повсюду вновь поднимали головы, и Генрих II Плантагенет, увязший в спорах с Томасом Бекетом и вынужденный прислушиваться к своему духовенству, приверженному Александру III, не обнаруживал ни малейшего намерения выполнять обязательства, взятые им в Руане и Вюрцбурге.

Что мог, что хотел, что должен был сделать император?

Впервые с 1158 года Фридрих Барбаросса, вернувшись в Германию весной 1168 года, останется там надолго, принужденный к тому рядом факторов: невозможностью за неимением средств немедленно предпринять новую кампанию в Италии; правильной оценкой поражения, которое он только что потерпел; необходимостью своей власти; желанием (сначала, может быть, безотчетным) поразмыслить, пересмотреть свою политику.

Он пробудет здесь шесть лет: шесть лет, которые составят самый важный период в истории его правления, потому что это будет время раздумий, из которых вырисуется если не новая программа, то, по крайней мере, идея об использовании новых методов для достижения все той же цели — действенного контроля над Италией. Эта перемена методов, ставшая фактически выработкой новой политики (ибо политика больше состоит из средств, чем из целей как таковых), в свою очередь, заключалась в том, что итальянская кампания будет продолжена военным способом, но в то же время с использованием дипломатии в тех случаях, где она поможет достижению цели. В этом отношении, кстати сказать, идеи Фридриха претерпели эволюцию: в 1168 году он допускал переговоры как способ выиграть время — не более того; зато в 1174 году, когда он вернулся на полуостров, то знал, что ему следует одновременно вести войну и искать мира, и оба метода не будут противоречить один другому, а приведут его в 1177 году к решениям, в результате которых военные действия сменятся переговорами.

Эволюция эта привела к постепенному отходу от принципов, некогда провозглашенных в Ронкалье; после 1177 года это отступление стало окончательным, однако тенденция наблюдалась уже с 1170 года. Поэтому 1168–1177 годы соответствуют второму большому этапу правления Фридриха: после эпохи силы и власти, перед эпохой ловкости и обновленного авторитета — эпоха размышлений и попыток, время осмысления реальности.

В Германии Фридрих с юности очень хорошо знал эту реальность, и здесь ему незачем было менять цели и средства — они оставались прежними: упрочение монаршей власти и сотрудничество с принцами, особенно с самыми влиятельными из них. К 1174 году император только еще начинал задавать себе вопрос, достаточно ли крепки основы этого сотрудничества. Но в предыдущие годы он, главным образом, старался продолжать ту же линию, что и в самом начале своего правления.