«Немецкая идеология» не была экономическим произведением, хотя в ней и высказан ряд важных экономических идей. Но материалистическое понимание истории, разработанное в этой рукописи, предопределило все дальнейшее развитие экономических воззрений Маркса, что сказалось и в его следующих экономических работах – «Нищета философии», «Наемный труд и капитал» и в особенности во всем цикле «Капитала», начиная с рукописи 1857 – 1858 гг. Приведем три примера.

Первый пример. Открытие двух сторон материального производства явилось теоретической основой важнейшего методологического приема различения вещественного содержания и общественной формы во всех экономических категориях[43]. Логическая последовательность трех ступеней данной концепции Маркса такова: отношение людей к природе и отношение людей друг к другу – производительные силы и производственные отношения – вещественное содержание и общественная форма экономических категорий.

Второй пример. Цитированное из «Немецкой идеологии» определение производственных отношений стало теоретической основой Марксовой концепции овеществления общественных отношений в условиях буржуазного общества, его важнейшего положения о том, что капитал (как и другие аналогичные категории) – это не вещь, а производственное отношение, его концепции товарного фетишизма.

Третий пример. Сложившееся в «Немецкой идеологии» представление о структуре общества позволяет глубже понять общую логику грандиозного экономического замысла Маркса – плана «шестикнижия»[44]. То, что первоначально Маркс предполагал исследовать под рубрикой «всеобщие абстрактные определения»^{54}, в какой-то степени соответствует первому, фундаментальному звену общественной структуры – производительным силам. Три книги – капитал, земельная собственность, наемный труд – соответствуют второму звену – производственным отношениям, классовой структуре общества. Четвертая книга – государство – соответствует следующему звену – политической надстройке. В пятой и шестой книгах должна была рассматриваться система международных отношений, т.е. совершался переход от внутреннего к внешнему. А в шестой книге, сверх того, планировалось затронуть и переход от настоящего к будущему (кризисы как симптом назревания такого перехода)^{55}. Известно, что Маркс намеревался дополнить весь этот план критикой и историей политической экономии и социализма как самостоятельной работой^{56}, но реализовал эту часть замысла только в виде IV тома «Капитала». Эта – и по замыслу, и по его реализации – последняя часть как раз и соответствует последнему, высшему звену общественной структуры – формам общественного сознания. Таким образом, весь план Маркса в целом строился по принципам: от общего к частному, «снизу вверх» (от производительных сил до форм общественного сознания), от внутреннего к внешнему (от экономики данного общества к международным экономическим отношениям), от настоящего к будущему (исследовал Маркс и предысторию капиталистического способа производства).

В «Немецкой идеологии» начинается и в цикле «Капитала» в полной мере развертывается процесс конкретизации основных экономических категорий исторического материализма, таких, как труд, производство, способ производства, производительные силы, производственные отношения, общественно-экономическая формация, средства производства, средства труда, орудия производства, орудия труда, предмет труда, продукт труда и т.д. В этом процессе также находит свое выражение взаимодействие в развитии исторического материализма и экономической теории Маркса.

Материалистическое понимание истории стало методологической основой экономических исследований Маркса, которые привели его к открытию прибавочной стоимости. Если первоначально исторический материализм еще выступал в определенном смысле как гипотеза[45], то столь успешное применение его к анализу капитализма подтвердило, обогатило и превратило его в окончательно доказанную теорию^{57}. Разоблачение тайны капиталистической эксплуатации посредством открытия прибавочной стоимости явилось исторически вторым, экономическим и окончательным обоснованием теории научного коммунизма. Так благодаря двум великим открытиям Маркса социализм превратился из утопии в науку.

В широком смысле начало становления метода «Капитала» совпадает с началом становления материалистического понимания истории. Критика идеалистической гегелевской диалектики в рукописи Маркса «К критике гегелевской философии права» явилась первым шагом на долгом и трудном пути разработки материалистической диалектики. Энгельс в «Набросках к критике политической экономии» и вслед за ним Маркс в «Экономическо-философских рукописях» впервые применяют принципы материалистической диалектики к политической экономии.

В «Экономическо-философских рукописях» (апрель – август 1844 г.) Маркс предпринял первую попытку обобщить свои экономические исследования и вместе с тем научно обосновать необходимость коммунистического преобразования общества. Наряду с «Набросками…» Энгельса это первая экономическая работа, написанная с позиций диалектики, материализма и коммунизма.

По своему замыслу и цели «Экономическо-философские рукописи» – экономическое произведение. По своему реальному осуществлению, по, так сказать, «наличному бытию», по действительному содержанию это скорее философское произведение или своего рода философское введение в критику буржуазной политической экономии (в этом смысле оно аналогично «Введению» к «Критике политической экономии»).

Эта работа молодого Маркса была опубликована в 1932 г. и получила известность под редакционным названием «Экономическо-философские рукописи 1844 года». Однако, как показывает внимательный анализ предисловия Маркса к этой его работе, подлинное название его труда – «Критика политической экономии» («Kritik der Nationalökonomie» – буквально: «Критика национальной экономии»)[46].

Со времени публикации 1932 г. принято считать, что «Экономическо-философские рукописи» состоят из трех рукописей, основной из которых была вторая, но именно эта вторая рукопись почти не сохранилась (из 43 страниц имеются только 4 последние)^{59}. Такое представление является по меньшей мере спорным. Более того, не будет парадоксом утверждать, что в сущности это не три, а одна рукопись, и почти вся она – за исключением 12 страниц – находится в наших руках.

Это требует обоснования. Поэтому рассмотрим вопрос о количестве рукописей с необходимой конкретностью, тем более что это вопрос отнюдь не формальный: из его решения вытекают важные методологические следствия.

Суть дела сводится к тому, что так называемые I и II рукописи – это не две самостоятельные рукописи, а две части – начало и конец – одной и той же рукописи. О «трех» рукописях можно говорить только в эмпирическом смысле (и только в этом смысле мы и будем употреблять такое обозначение трех составных частей работы Маркса в дальнейшем).