Он выключил магнитофон, снял и положил на стол очки, и лицо сразу отмякло, пропала его костистая сухость, суровая сосредоточенность. Лицо усталого немолодого человека.

Наверное, город стоит на семи холмах и на его плечах…

Объявление

Буфет на Петровке, 38, работает до 9 часов вечера. Перерыв до 10 часов вечера. Потом работает до 0 часов и снова с 5 утра.

Буфетчица Валя

20

Григорий Иванович Севергин

Мгновение тишины пало как ночь. Я сидел, закрыв глаза, и чувствовал в каждой клеточке, в каждой жилке унизительную слабость, мелкую противную дрожь неслыханного утомления. Нет ничего обиднее физического бессилия, горше чувства своего финиша. Погоня длилась четырнадцать минут – она показалась мне вечной.

Четырнадцать минут я гнал за рулями всех машин преследования, отставал, настигал, ледяная толща ужаса погребла сердце, когда стоял жестяным бортом на углу Госпитального вала перед тупым страшным рылом бензовоза, невесомо летел с подножки на крыло грузовика, бандит бил меня по рукам, судорожно, отчаянно вцепившимся в дверцу, как в последнюю кромку уходящей тверди, и был глухой толчок, и пальцы разомкнулись на двери, как на жизни, и грифельный тоскливый блеск мокрого асфальта перед глазами, ужасный удар, и мгновенно принявшая меня тьма – как омут, и сразу же воскресение – ибо я был в них во всех, как отец может быть в детях своих, и беспамятство было ничтожным, длиной в блик, и, открыв глаза, я уже стоял на крыше «уазика», и во мне пели сила, ветер и злость, и не надо мне было помнить наизусть диоптрическую таблицу – глаза мои были зорки, как у кобчика на заре, ловкость и быстрота спружинили меня камнем на жирную, скользкую спину цистерны, мах на другую сторону – просто вдох, рывок в кабину, руки ему на горло…

И все – азарт погони, боль удара, радость победы, – все это не сходя с места. Наверное, многовато…

Разве можно объяснить этой милой девочке-врачу, почему на самом деле стареют люди? Я знаю каждую из тысячи шестисот двенадцати улиц Москвы, все восемьсот семьдесят три переулка, любой из пятисот восьмидесяти четырех тупиков и проездов – на это ушла почти вся жизнь. Может быть, это никому и не нужно? Как не нужно учить наизусть диоптрическую таблицу? Пока видят хорошо глаза или есть люди, которые помнят за тебя каждый из сорока девяти тысяч московских домов.

Отдыхали уставшие глаза, и все вокруг словно подернулось серой дымкой, сквозь которую отчетливо проступали буквы: шбомкнепш.

Звякнул коротко внутренний телефон, и Микито скомандовал вниз:

– Ну-ка, Старыгин, быстренько чайничек завари, Григорию Ивановичу надо погреться. И ровный булькающий гул голосов:

– …Милиция слушает!.. Обратитесь в опорный пункт охраны порядка по месту жительства…

– …Котлонадзор, на вас жалуются жильцы дома шесть по Уланскому переулку…

– …А когда ушел из дома ваш муж?… Сейчас я соединю вас с дежурным медвытрезвителя…

– …Сколько лет вашей дочке? Двадцать девять?… Во что одета?

– …Бабушка, по этим вопросам надо обращаться в ЖЭК… Но у меня здесь все равно нет водопроводчика…

– …Да-да, все понял, слушаюсь…

– …Институт Склифосовского, приемное отделение… К вам доставили сейчас женщину с резаной раной спины, никого посторонних к ней не допускайте до прибытия следователя…

– …Кто-кто? Девочка Даша? Здравствуй, Даша. Дашенька, а где же нам искать твою куклу Катьку? Может, ты лучше маму попросишь? Ну, вот она придет с работы, ты ей скажи, пусть она нам позвонит, мы ей подскажем, где найти Катьку…

– …Бульдозер провалился? А как его угораздило? Пострадавших нет? Сообщи тогда в Мосфундаментстрой – пусть они и разберутся…

Этот плещущий тихий гул голосов располосовал пронзительный звонок министерского циркуляра, я надел очки, и все вокруг приобрело четкость, рельефность, законченность.

– Ответственный оперативный дежурный подполковник Севергин слушает! Да, товарищ генерал, да, конечно. В котором часу? А какая разница, чья она там жена? Так мы стараемся ко всем сигналам особенно внимательно относиться. Ну, разве что международные отношения пострадают, тогда другое дело. Никак нет, я не шучу. Я мужик серьезный. Есть, буду докладывать незамедлительно…

Положил трубку, посмотрел на ребят:

– Ну что, веселые и находчивые, снова в путь?

– Из министерства звонили, – заметил Тихонов. – Значит, ЧП какое-нибудь?

– ЧП не ЧП, а неприятность имеется. Вот сообщили, – я кивнул в сторону циркуляра, – что супруга советника американского посольства утратила полчаса назад в парке Сокольники на прогулке колье стоимостью восемнадцать тысяч долларов…

– Что значит «утратила»? – быстро спросил Скуратов.

– Я думаю, просто потеряла, но дама темнит, поскольку ситуация щекотливая. Если украли, а не потеряла, то ей через Ингосстрах страховая компания выплатит стоимость бус…

– Но это же важно, – серьезно сказал Скуратов.

– Важно бусы найти – вот что важно. На выезд – там на месте и разберетесь…

– …Товарищи дежурные, ожидайте у телефонов! Ожидайте у телефонов! Прошу всех ожидать, еще не все сняли трубки. Товарищи дежурные, говорит замдежурного по городу Микито. Сообщите, кем сегодня задержан Холопов Сергей Никифорович, год рождения 1933-й, повторяю – 1933-й. Если у кого задержан, позвоните. Передана окончена. Отбой. Прошу положить трубки…

21

Станислав Тихонов

Задирака срезал правый угол Петровки и всосался в поток машин на Садовом кольце. Сплошная железная лава транспорта с фырканьем, урчаньем и грохотом катила вокруг нас. Непрерывно сигналя, Задирака стал уваливаться налево, обжал спереди троллейбус, вынырнул во второй ряд. Повис на хвосте у огромного панелевоза, горбатого, приземисто-длинного, как ископаемый ящер, завыло сцепление на прогазовке, раз! – рывок в сторону, подрезал нос «Жигуленку», выдавил из ряда «Волгу», пропустил и мигом обошел справа «маршрутку», пошел-пошел, полный газ! И с воющим воплем сирены ворвался в резервную зону.

Оборотился ко мне и спросил:

– Станислав Палыч, а восемнадцать тысяч долларов – это много?

– Я думаю, что прилично. Таких автобусов, как наш, штук шесть можно купить.

– Ну-у! Не может быть! Чтобы бусы шесть машин стоили? С ума сойти можно!

Рита засмеялась:

– Очень даже может! Так что сходить с ума не стоит…

Задирака на форсаже, с сиреной, пролетел Комсомльскую площадь, покачал головой:

– Ну вот скажите, Маргарита Борисовна, вы же еще вполне молодая женщина и очень даже интересная: кому нужны такие бусы? Шесть машин таскать на шее! Полный сикамбриоз!

– Эх, Задирака, Задирака! Во-первых, какой женщине нужно шесть машин сразу! А украшения им подходят в неограниченном количестве.

– Ха! Подходят! Глупость сплошная! Вам такие бусы незачем – при вашей яркой внешности. А женщине некрасивой…

– Задирака! Прекратить разговорчики! – скомандовал я. – Что ты мелешь все время!..

Задирака искоса посмотрел на меня в зеркальце, еле, заметно усмехнулся. И точно так же заулыбались на заднем сиденье Скуратов и Халецкий.

– Есть прекратить разговорчики! – «отрепетовал» Задирака. – Только, Станислав Палыч, зря вы сердитесь: мы же от разговорчиков не едем медленней…

– А что толку в твоей гонке? – срываясь на сварливый тон, сказал я. – Ты дожимало, а не водитель! Никак не научишься ездить по-оперативному!

– Почему это? – обиделся Задирака. – Кроме вас, никто не жалуется!

– Потому что сами ездить не умеют, вот и смотрят, разинув рты, как ты жмешь на всю железку. А если бы ты микитил немного, то поехали бы не по Садовому, а через новый мост по кольцу «В». Вдвое быстрее… Понятно?

– Понятно! Только… – Задирака собирался обстоятельно доказать свою правоту, но я уже повернулся к Одинцову.

– Ну что, Юрец? Сейчас ты с Юнгаром должен показать класс.