Бидж ходила по дому, убирая на место разбросанные мелочи, споласкивая чашки, сметая со стола крошки, оставшиеся от завтрака; она всего несколько минут как вернулась, а сегодня ожидались гости.

Бидж, как и двумя месяцами раньше, собираясь на похороны, думала о том, что становится похожа на мать: та тоже всегда поспешно наводила порядок перед появлением посетителей, пряча, как однажды, вдруг проявив себя трудным подростком, выпалила Бидж, «все следы того, что в доме кто-то живет». С острой болью она вспомнила, как во время одного из ее последних приездов домой мать уронила чашку и начала плакать над ней, словно это была бесценная ваза эпохи Минь. Бидж тогда очень удивилась, не понимая, что мать смертельно испугана собственной все возрастающей неуклюжестью и неспособностью координировать движения.

Бидж на секунду закрыла глаза, вспоминая мать и жалея, что не может с ней поговорить. Ее жизнь теперь запуталась еще больше, чем раньше.

Приехав в последний раз в Кендрик за припасами, Бидж заглянула в общежитие, чтобы повидаться со Стефаном. Вилли, его сосед по комнате, вернувшийся для пересдачи экзаменов, громко вздохнул и объявил, что переселяется в палатку. Как только дверь за ним закрылась, Бидж спокойно сказала:

— Стефан, я беременна.

Все это носило характер ритуала: вот сейчас она скажет ему, он должным образом ответит, и ни один не узнает о другом ничего нового. Бидж заранее знала, какой будет реакция: озабоченность, паника, отрицание, потом неохотное обещание поддержки.

Вместо этого он подпрыгнул и кинулся ее целовать.

— Ты же знаешь, что я на тебе женюсь — я ведь тебя люблю. Ты этого хочешь?

— Сама не знаю, — ошеломленно ответила она. — Я люблю тебя, но… Я не знаю. — Какая-то часть ее сознания была возмущена тем, что он так быстро и решительно готов разрешить мучающую ее проблему. — Сначала нужно понять, что делать с малышом.

Он кивнул, пристально глядя на Бидж.

— Ты выглядишь испуганной. Пожалуйста, не бойся. — Он стиснул ее руки в своих — таких теплых и мускулистых, что было легко забыть: это руки фавна. — Я сделаю все, что ты захочешь, Бидж, любимая. Что мне сделать?

— Брось университет, — подчинившись внезапному порыву, ответила она.

— Хорошо, — ответил он, улыбаясь, но тайком вытер глаза.

— Я пошутила. — Стефан удивленно посмотрел на нее; Бидж отметила про себя его удивление — на самом деле это была вовсе не шутка, а тест. — У меня к тебе есть вопросы. Сколько времени у вас длится беременность?

— Я не могу забеременеть. — Он осторожно коснулся ее живота. — Это тоже шутка. Три месяца.

— Сколько весит новорожденный фавн? — Перед мысленным взором Бидж встала ужасная картина: ее собственный ребенок размером с ягненка.

— Очень мало. Мы вообще некрупные. Радуйся тому, — добавил он серьезно, — что я не сатир. Бидж ощутила облегчение.

— Я всегда этому радовалась. Стефан нерешительно сказал:

— Ты не обсуждаешь возможности аборта. Это хорошо: нас, фавнов, осталось мало. Но почему ты об этом ничего не говоришь?

Бидж нашла, что это несправедливо: ее вопросы были простыми, а на все, о чем спрашивал ее Стефан, было не так легко ответить.

— Я думаю… Если бы это был не твой ребенок, я, наверное, сделала бы аборт. Впрочем, может быть, теперь и нет: я изменилась.

— Моя Бидж, — покачал головой Стефан, — ты такая, какой тебя сделал Филдс, но ты — это ты. Чего ты сама хочешь?

— Видишь ли, моя работа отличается от обычной, даже от работы ветеринара. Кое-кто считает меня богиней, и для некоторых я ею на самом деле являюсь. Мне труднее принимать решения.

— Человек всегда может поступать так, как хочет, — упрямо ответил Стефан.

Бидж сочла этот ответ ребяческим, но не стала возражать. Остаток дня она слушала болтовню Стефана, который настоял на том, чтобы приготовить ужин (сварить суп из чечевицы) и даже сбегать за сидром, чтобы Бидж могла присоединиться к его тосту; Стефан все время гадал, на кого будет похож малыш, и целовал Бидж; вскоре они оказались в постели.

Утром, целуя Бидж, Стефан сказал:

— Приезжай так часто, как только сможешь, и, пожалуйста, подумай о том, чтобы выйти за меня замуж. До свидания, моя Бидж. — Бидж тоже поцеловала его, рассеянно думая о том, как по-разному звучат эти слова:

Роланд и Оливер, прочтя «Песнь о моем Сиде»note 13 , тоже стали называть ее «моя Бидж».

Звук двигателя грузовика предупредил Бидж о том, что сейчас раздастся стук в дверь. Она поздоровалась с Конфеткой, Фридой, Валерией, Коди и Мэттом. Конфетка, войдя, стащил с головы бейсболку.

— Хотел бы я, чтобы у меня дома был такой же порядок, как у тебя в операционной.

— Спасибо. — Это был первый случай, когда она виделась со студентами не в связи с работой: они заглянули к ней по пути в «Кружки». — Могу я вас чем-нибудь угостить?

— Нет, спасибо. Нас накормят в гостинице, — ухмыльнулся Конфетка. Как это ему удается не набирать вес, подумала Бидж. — Если тебе от нас ничего не нужно, мы, пожалуй, двинемся дальше.

Конфетка никогда не умел, мелькнула у Бидж мысль, поддерживать светскую беседу.

Но, уже выходя, Коди неожиданно сказал:

— К вам посетитель. — Он с подчеркнутой предупредительностью уступил дорогу. В дверь ввалился грим, смущенно махая хвостом. То, как напряженно он ступал и выгибал спину, говорило об испытываемой боли.

Конфетка внимательно посмотрел на животное.

— Кто это, черт возьми?

— Это грим. — Бидж неуклюже опустилась на одно колено и погладила свалявшуюся шерсть. Продолжавший вилять хвост поджался, голова опустилась. — Очень несчастный грим. — Бидж обхватила морду, приподняла голову зверя и заглянула ему в глаза. — Ну что, милый, что случилось? — Она наклонилась еще больше и принялась ощупывать живот. Грим еще больше сгорбил спину.

— Это не посетитель, — сказал Конфетка, — это случайно забредший пациент. Бидж, ты им займешься? Бидж заглянула в жалобно смотрящие на нее глаза.

— Придется.

— Держу пари на что угодно, без операции тут не обойтись. Сумеешь сама поднять его на операционный стол? — Конфетка вопросительно поднял бровь, и Бидж поняла, что он знает о ее беременности.