Мухаммад аль-Аяд держался до последнего и хотел, чтобы все это видели. Перебегая от окна к окну своего старого каменного дома, он поливал огнем из автомата «узи» своих палестинских собратьев, находившихся снаружи. Но его уже не интересовало, в кого попадали пули, он хотел вырваться.

— Аяд! Аяд! — кричала его жена по телефону одному из говоривших по-арабски израильтян, который должен был защищать их. Семья Аядов сотрудничала с израильтянами с момента оккупации Западного берега два десятилетия назад.

24 февраля 1988 г. шел 88-й день народного восстания, которое научило большую часть мира арабскому слову «интифада». Интифада, или восстание, стала самым грозным вызовом израильской оккупации за все времена. После победы в Шестидневной войне 1967 года Израиль быстро распространил щупальца «закона и порядка» на Западный берег, Голанские высоты, сектор Газа и Синайский полуостров. Мозгом этого гигантского спрута была организация «Шин Бет» со штаб-квартирой в северном пригороде Тель-Авива.

Как израильский аналог американского ФБР, «Шин Бет» занимается борьбой с врагами государства, иностранными и внутренними, в границах Израиля и иногда за его пределами, включая оккупированные территории. Мухаммад аль-Аяд работал на «Шин Бет».

Его соседи в Кабатии — одном из самых северных городов на Западном берегу, который почитающие Библию евреи предпочитают называть Самарией, говорят, что Аяд был не столько завербован, сколько принужден работать, когда он был арестован «Шин Бет» в первые месяцы оккупации. Тогда Аяду было всего 20 лет и его обвинили в каком-то правонарушении, хотя никто не помнит, что это было. Но главное, чтобы выйти на свободу и обеспечить благожелательное отношение властей к своему кафе, он согласился снабжать «Шин Бет» информацией.

«В этом нет ничего особенного, — обычно говорит работник «Шин Бет». — Это не противоречит интересам твоего народа. Вы ведь все хотите жить в мире, правда? И если ты увидишь какого-то смутьяна, просто скажи нам, и мы сделаем все остальное. Никто ничего не узнает».

Но в маленьких поселениях, где секреты почти невозможно сохранить, информаторов «Шин Бет» нередко знали. Среди более миллиона палестинцев Западного берега и сектора Газа их были тысячи. Однако теперь судьба Аяда сделает дальнейшие вербовки почти невозможными.

Интифада получила новый импульс в ту февральскую неделю, когда распространяемые тайно листовки Объединенного национального руководства призвали к всеобщей забастовке и проведению маршей протеста, приуроченных к американской дипломатической инициативе. Палестинцы чувствовали, что их слишком долго игнорировали. Восстание уже заставило госсекретаря США Джорджа Шульца прилететь на Ближний Восток с планами открытия мирных переговоров. Теперь протестующие хотели, чтобы Америка прислушалась к ним.

Во многих местах на Западном берегу и в секторе Газа протестующие столкнулись с израильскими войсками, но в Кабатии ситуация вышла из-под контроля. Казалось, что все население города высыпало на плохо замощенные улицы. День за днем, забросив все свои дела, учебу и работу, они маршировали по улицам и, проходя мимо дома Аяда, выкрикивали лозунги. Он уже должен был бы привыкнуть к выкрикам типа: «Своим телом и своей кровью мы уничтожим предателей и освободим нашу землю!». Однако 24 сентября Аяда охватила паника.

Ему было 40 лет, и он только два раза терял самообладание: первый раз — когда уступил давлению израильтян и согласился работать на них; второй раз — в инциденте, свидетельствовавшем не столько о его смелости, сколько о растерянности, когда он открыл огонь из «узи» по арабам, пытавшимся сломать его автомашину. Это было за несколько месяцев до интифады, когда Аяд знал, что может стрелять в палестинцев, не подвергая себя смертельной опасности. Израильтяне его защитят. Для этого они и дали ему автомат «узи» — символ безнаказанности, значивший гораздо больше, чем любой официальный знак отличия.

Когда толпа арабов окружила его дом и стала забрасывать камнями, он схватил автомат и угрожающе помахал им, а потом открыл огонь с крыши и из окон. Все накопившееся с момента начала восстания напряжение нашло выход в этой неожиданной, но смертельной конфронтации. Аяд, вероятно, даже не заметил, что среди 13 раненых им палестинцев был 4-летний мальчик, который тут же скончался.

Но демонстранты это узнали сразу. Пролитая кровь была бесспорным доказательством предательства Аяда, которое они всегда подозревали. Более расчетливые люди могли бы отступить перед огнем и телом погибшего ребенка, по толпа продолжала бросать камни и бутылки, с ожесточением штурмуя дом предателя.

Однако он стоял на своем. Стреляя, как на Диком Западе, и мечась, как загнанная в угол крыса, Аяд сказал жене, чтобы она позвонила в военную комендатуру в Дженине — арабском городе, расположенном в нескольких милях, и вызвала оттуда помощь. В тот день военные подразделения были заняты подавлением беспорядков в других местах и не успели вовремя в Кабатию. Да и кто был этот палестинец, просивший о помощи?

Он был всего лишь осведомителем, глазами и ушами «Шин Бет» в этой общине, которую израильтяне могли оккупировать, но в которую они не могли проникнуть без помощи арабских коллаборационистов. Но когда арабам была нужна помощь, «Шин Бет» не бралась защитить их.

Справедливости ради надо отметить, что для внутренней разведки это были трудные времена. «Шип Бет» лихорадочно пыталась установить организаторов восстания, но даже после ареста сотен и тысяч палестинцев на Западном берегу и в секторе Газа подпольные листовки продолжали выходить и толпы протестующих продолжали бросать камни и скандировать гневные лозунги.

Директор «Шин Бет» Йозеф Хармелин готовился в конце марта 1988 года оставить свой пост, на котором он пробыл только полтора года. Он раньше служил в «Шин Бет» и его вызывали из отставки только для того, чтобы стабилизировать агентство, раздираемое скандалом в связи с убийством двух автобусных террористов… Следователи, забившие до смерти двух террористов, пытались уйти от ответственности и переложить ее на военных. После этого армия, естественно, не испытывала к «Шин Бет» никаких симпатий. И когда началась интифада, старшие офицеры вооруженных сил в частном порядке, но довольно остро критиковали «Шин Бет».

Внутриизраильские распри, конечно, не помогли Аяду. До того как подоспела подмога, у него кончились патроны. Разъяренная толпа ворвалась в дом, скрутила Аяда, и несколько молодых людей удавили его проволокой. Дом был подожжен, но жене Аяда удалось бежать.

К моменту прибытия армейского подразделения и нескольких агентов «Шин Бет» Аяд уже был выставлен напоказ: его тело со следами жестоких побоев висело на столбе электрического освещения около автобусной остановки. Над трупом, частично закрывая его, висел зелено-чернокрасный флаг страны, существовавшей только в мечтах националистов, проигравших все ближневосточные войны.

Труп Аяда был красноречивым символом восстания и предупреждением «Шин Бет», что ее 20-летнему господству на оккупированных территориях пришел конец. Аяд стал 65-м палестинцем, погибшим с момента начета интифады. Мальчик, которого он расстрелял, был 64-м.

За первые три года восстания было убито более 700 палестинцев и 60 израильтян. И около 300 палестинцев были обвинены в сотрудничестве с «Шин Бет» или израильской армией. В отдельные недели больше арабов было убито самими арабами, чем израильтянами. Коллаборационисты стали главным объектом интифады, но насилие выходило из-под контроля, и на этом фоне многие сводили личные счеты с помощью ножа или пули. Банды, выступавшие под лозунгом «очищения Палестины», убивали торговцев наркотиками, обычных преступников и проституток. Объединенное национальное руководство отчаянно пыталось с помощью листовок направить вектор борьбы в сторону завоевания независимости от Израиля, призывая жителей Западного берега и сектора Газа не убивать своих соседей, если только они не были приговорены к смерти «судами интифады».