Спустя месяц, в июне 1951 года, в Вашингтон отправился Шилой, который окончательно согласовал детали официального, хотя и секретного соглашения. У него были обстоятельные встречи с генералом Смитом, а также с Джеймсом Джизусом Энглтоном.
На Энглтона Холокост произвел тоже очень глубокое впечатление, а он принадлежал к числу людей, упорно работающих в том направлении, которое вызывает у них интерес. После несчастливого детства, проведенного в Аризоне, климат которой должен был помочь лечению открывшегося у него туберкулеза, Энглтон в 1933 году в 16-летнем возрасте переехал в Италию, где его отец получил работу в Милане. После нескольких лет, проведенных за границей, Энглтон возвратился в США и поступил учиться в Йельский университет, где со временем стал издавать литературный журнал в компании довольно колоритных личностей, включая Эзру Паунда и Арчибальда Маклейша.
В 1943 году один из его преподавателей в Йеле завербовал Энглтона для работы в Управлении стратегических служб США, в организации, где было достаточно много эксцентриков и интеллектуалов. Эта организация была просто создана для Энглтона. Он отличался подозрительностью и всегда искал скрытый смысл вещей и событий.
Энглтон служил в аппарате УСС в Великобритании и Италии, где он занимался вербовкой агентуры и выявлением нацистских подпольных групп. В числе его лучших источников в Италии были агенты «Алии-Бет», занимавшиеся контрабандным ввозом евреев в Палестину.
Возможности еврейского подполья и его представителей в Европе произвели на Энглтона большое впечатление. Позже один из них, Тедди Коллек, вспоминал: «Джим видел в Израиле верного союзника, когда верность идее стала редкостью». Он знал, что ранние попытки сионистского подполья установить контакт с американской разведкой срывались англичанами, которые все еще управляли Палестиной. Энглтон был удовлетворен, когда в 1951 году ЦРУ удалось заключить с Шилоем соглашение о сотрудничестве.
Соглашение заложило основы сотрудничества в области обмена стратегической информацией между ЦРУ и «Моссадом» и обязывало их информировать друг друга по вопросам, представляющим взаимный интерес. Стороны обязались не вести разведку друг против друга и обменялись офицерами связи, которые должны были действовать под прикрытием посольств в Вашингтоне и Тель-Авиве.
Однако для реализации этого соглашения оставалось преодолеть одно серьезное препятствие. Энглтон, назначенный начальником контрразведки ЦРУ, был одержимым противником коммунизма. Несмотря на его восхищение еврейской агентурой в Европе, он считал, что Израиль — с его социалистическими целями и связями с советским блоком — представлял довольно серьезную угрозу безопасности.
Энглтон опасался, что эмиграция евреев из Восточной Европы позволит советским шпионам проникнуть в Израиль и использовать его как трамплин для работы против Запада. Коммунистические власти могли легко шантажировать этих эмигрантов, угрожая их родственникам, оставшимся в своих странах.
«Сложившаяся в Палестине смесь представителей всех стран Европы создает Советскому Союзу уникальные возможности для проникновения в стратегические районы, — отмечалось в одном из меморандумов Госдепартамента США. В этой связи американские военные атташе в Израиле должны хорошо знать советскую тактику и наблюдать за активностью Советского Союза в этом районе».
Вашингтон также считал, что русские целенаправленно проникали в вооруженные силы Израиля.
Шилой понимал эту озабоченность американцев и заверял их в том, что израильские службы безопасности будут проявлять бдительность. «Алия-Бет» и «Шин Бет» Иссера Харела уже и так пристально следили за евреями, прибывающими из-за «железного занавеса».
В конечном счете Энглтона и ЦРУ убедили аргументы Израиля о том, что, говоря словами Библии, «из горечи может истечь сладость», то есть новых иммигрантов не надо бояться, их надо использовать. Эти евреи представляли самые различные слои советского общества и были осведомлены по многим вопросам науки, советского оборонного строительства, политики и экономики. Поддержание связей с ЦРУ было поручено руководящему работнику «Шин Бет» Амосу Манору, который сам был эмигрантом из Восточной Европы. С бюрократической точки зрения был достигнут странный компромисс, когда остававшийся в штате «Шин Бет» Амос Манор стал поддерживать контакт с иностранной шпионской службой.
Обе его функции удачно сочетались, когда «Шин Бет» удалось установить, что страны советского блока пытаются использовать и израильские компании в качестве прикрытия для преодоления западного эмбарго на экспорт в Советский Союз некоторых видов оборудования и технологий. Об этом Манор постоянно информировал ЦРУ и министерство торговли США.
В начале 1952 года, однако, ФБР установило, что два дипломата посольства Израиля в Вашингтоне занимаются шпионажем. Израиль заверил, что дипломаты занимались слежкой только за арабскими представителями, и скомпрометированным израильским шпионам без какой-либо скандальной огласки позволили покинуть страну.
У ФБР были серьезные подозрения в отношении Манора, который так быстро после эмиграции из Румынии сделал головокружительную карьеру в спецслужбах Израиля, и в 1952 году Бюро пыталось не допустить его в США. Однако Манора поддерживал Энглтон, и через пять недель в США для обучения на специальных курсах прибыли оперативные работники «Моссада» и «Амана».
И все же Энглтон не мог полностью избавиться от сомнений. Он направил экспертов своей контрразведки в Израиль для того, чтобы они могли на месте оценить опасность советского проникновения, и каждая такая миссия создавала проблемы, особенно для резидента ЦРУ в Тель- Авиве. Резидент, считавший себя специалистом по местным проблемам и знавший всех основных действующих лиц, видел, что эти визиты вызывали сумятицу, подозрения и нежелательные слухи. Однажды гость из ЦРУ хотел выразить озабоченность в отношении конкретного сотрудника израильской разведки, но, спутав «Моссад» и «Шин Бет», выложил эту информацию не тому агентству. Этот случай не только поставил в неловкое положение резидента ЦРУ, но разозлил многих в израильском разведсообществе — особенно гордого Иссера Харела. Какие-то американцы вторгались в его сферу, ставили под сомнение эффективность его работы и в конце концов могли предъявить какие-то претензии к нему самому.
Во всяком случае Харел считал, что американцы по- настоящему не были заинтересованы в равноправном двустороннем сотрудничестве. Они хотели в одностороннем порядке получать информацию, которой располагала израильская разведка. Харел даже подозревал, что ЦРУ может организовать заговор по типу того, что был осуществлен в 1953 году в Гватемале.
Шилой, как обычно, придерживался иной точки зрения. Даже после ухода из «Моссада» он оставался советником Бен-Гуриона по вопросам международной и региональной стратегии. Он убедил премьера, что ради упрочения союза с Соединенными Штатами стоило заплатить большую цену — допрашивать всех иммигрантов и передавать информацию американцам, пока не удастся полностью завоевать их доверие.
Американцы, со своей стороны, снабжали израильтян специальной техникой, включая подслушивающие устройства, и средства дешифрования. Израильские офицеры направлялись в США для обучения работе с этой техникой. Для наблюдения за таким сотрудничеством в Вашингтон были направлены два превосходных разведчика — оба союзники Шилоя: полковник Хайм Герцог, бывший шеф «Амана», который стал «военным атташе», и близкий друг Шилоя Тедди Коллек, занявший пост советника израильского посольства. Коллек уже обладал определенным опытом в этой сфере, до 1948 года он закупал оружие для сионистов и создавал в США группы сторонников Израиля.
Наряду с работой по укреплению союзнических отношений с Америкой израильская разведка создавала стратегические союзы ближе к своему дому. В первые же годы независимости Израиля Шилой убедился в возможности поддержания тайных контактов с соседними государствами, которые официально считались враждебными.
