«Надо быть настороже», — решил Мош, обнюхивая подозрительный роскошный обед, который принесли ему в камеру стражники. Еда оказалась вкусной и сытной, инопланетный паразит успокоил свои подозрения и расслабился. После питательной трапезы его куда-то повели. Конвой прошёл мимо камер заключённых, мимо тюремного автобуса, прямо в какое-то помещение в административном здании. Внутри было полно народу, но все они стояли за стеклянной перегородкой, источая ненависть и злость по отношению к телу Моша. Инопланетянин прощупал сознание стражников и напрягся. Похоже, его готовили к смертной казни. «Ну что ж, у меня другой метаболизм, и этот яд мне не помеха. Пускай проводят свою церемонию», — подумал он, усаживаясь в кресло и анализируя информацию из мозга доктора-палача. Ему зачитали приговор, после этого в руку вонзилась игла с ядом. Жгучий раствор полез по венам внутрь тела Гастингса.

«Надо притвориться, что я умер», — сообразил Мош и расслабил все мышцы.

В зале дурно запахло. Люди закрыли дыхательные отверстия платками и отвернулись в сторону. Кого-то сотрясала крупная дрожь, но дело было закончено. Врач констатировал смерть. Решив, что дальнейшие процедуры будут долгими, и чтобы не привлекать к себе внимания, Мош прекратил контроль над мышцами тела-носителя и заснул.

Разбудил его какой-то приглушённый стук над головой. Он открыл глаза и посмотрел наверх. Над ним была деревянная доска, так же, как и слева от него, и справа, и даже под спиной. Мош попытался напрячь мускулы рук. Ничего не получилось. В разум пришельца прокралась мерзко-хихикающая мысль. Решив её проверить, он просканировал своё тело-носитель. Так и есть, яд уничтожил нервные окончания примитива везде, где только можно.

— Нет, нет, я должен выбраться, выпустите меня! — кричал он безмолвным голосом, но его никто не слышал.

Вернее, никто из могильщиков, закапывающих тело Гастингса в дешёвом гробу, никто из провожающих его сотрудников тюрьмы, никто на поверхности голубой планеты, только маленький светлячок внутри своего маленького кокона, погребённого в сознании Моша. Он проснулся и принялся за дело. Предстояло серьёзно поработать, как-никак его делом было наказание преступников, кем и являлся подопечный. Мош отцепился от мёртвого тела и попытался вырваться на волю. Двухметровый слой сырой земли был надёжней магнитных запоров судебного корабля и глупых гуманоидов-операторов.

Где-то на далекой планете, в системе с жёлтой звездой, в глубине её чрева началось искупление грехов созданием, чья родина очень далеко от этого места. Правосудие настигает всюду.

— Это всё какая-то глупая, нелепая ошибка…

— Ошибку допустили вы, решив, что сможете сохранить содеянное в тайне.

— Н-но я не понимаю, о чём идёт речь!..

— А должны бы. Вы же неглупый человек.

— П-право, лестно, что вы обо мне такого мнения, но…

— Давайте без кокетства. Вам знакомы эти предметы?

— П-при чём здесь…

— Они ведь ваши, не так ли?

— М-мои. Н-но это всего лишь игра!

— Ш-шахматы!

— Вижу, что не шашки. Это что такое?

— Ф-фигура, к-конь… Это для игры.

— М-мы с соседом моим, Рахим Рахимычем, по воскресеньям упражняемся.

— Значит, говорите — конь?

— Д-да…

— А я уж думал, до последнего отпираться будете. Значит, признаёте, что демонстрировали господину Аликпееву фигуры, изображающие лошадей в виде, оскорбляющем их достоинство?

— Так это Рахим? Это он меня?.. Это из-за него я здесь?

— Здесь вы исключительно по своей вине. Верно ли, что в процессе игры вы неоднократно угрожали — я цитирую — «съесть коня», «съесть слона»?

— Но так п-принято в шахматах!..

— Значит, неприкрытую агрессивную пропаганду мясоедения тоже признаёте.

— Что за чушь? К-какая п-пропаганда? Чего?! Я в-вообще в-ве-гетарианец!

— Это, положим, ваше личное дело. Страна у нас свободная, кушать можете что хотите, хоть человечину, если она получена легальным путём. Но вот навязывать кому-либо определённый образ жизни — противозаконно. Ну что вы не могли для игры толерантную версию шахмат найти? Обязательно надо было этот варварский раритет использовать? Хорошо ещё фигуры у вас не чёрно-белые, а то разжигание межрасовой розни — это уже из разряда особо тяжких преступлений, за неё вам пожизненное светило бы. Впрочем, вы и так натворили дел — выше крыши.

— И что же мне теперь будет?..

Сомнений быть не может — парень, вольготно расположившийся на скамейке у входа в городской парк, именно тот, кого я ищу. Он, похоже, давно признал во мне потенциального клиента и теперь беззастенчиво буравит взглядом, выжидая, когда я справлюсь с нерешительностью.

Проклятье, не так-то просто сознаться незнакомому человеку, что желаешь странного. Запретного. Противозаконного. Знакомому, впрочем, я бы вовсе не подумал признаваться.

Пауза тянется уже неприлично долго.

— Простите, вы не подскажете, как пройти в планетарий? — Произношу я наконец фразу-пароль.

— Планетарий? Впервые слышу, что в нашем городке есть планетарий.

— Как же так, мне говорили…

— Извините, но мне надо идти.

Молодой человек вскакивает и устремляется прочь.

Может, я что-то сделал не так, чем-то спугнул его? Или вовсе ошибся, и этот парень — совсем не дилер? Стоп! Там, где он сидел, белеет сложенный вчетверо крохотный листок бумаги. Неужели оно?

Сажусь на скамейку, достаю из портфеля томик в пёстрой обложке — будто бы почитать. Какое тут чтение! Все мои мысли вертятся вокруг бумажного клочка. Стараясь не коситься на него, некоторое время сосредоточенно гляжу в книгу. Выдержав паузу, максимально артистично «спохватываюсь», мол, что же это я сижу, бежать надо. Чувствую, как переигрываю, но поделать ничего не могу, актёрство никогда не было моей сильной стороной. «Ищу», чем бы заложить страницу, на которой «прервал чтение», хватаю оставленный дилером листок, попутно разворачиваю и заглядываю в него. Поверх текста рекламной листовки — какие-то каракули. Рисунок. Секунда уходит на то, чтобы понять: небрежные линии — это карта. На которой обозначен путь туда, где я, надеюсь, получу искомое.

Встаю и быстро шагаю в указанном направлении. Отойдя на приличное расстояние, оглядываюсь: парень, снабдивший меня картой, вновь занял позицию у входа в парк, поджидая следующего клиента.

…Похоже, в конечной точке маршрута меня никто не встречает. Значит, всё напрасно? Вновь достаю заветный листочек. Ничего. Никаких подсказок. Или… Ну конечно! Реклама! Листовка рекламирует какую-то компанию «Божественный ветер» — и как раз неподалёку стоит небольшой автофургон с японским иероглифом — её логотипом — на борту.

Подхожу к машине. Водитель, кажется, дремлет. Стучу. Просыпается, опускает боковое стекло, громко спрашивает:

— Чего надо?

Молча протягиваю листок. Водитель переходит на шёпот:

— Деньги при тебе?

Оголяю запястье.

— Чип, — понимающим тоном произносит мой собеседник. Киваю.

— Садись в кабину.

Я подчиняюсь. Машина трогается и, миновав пару кварталов, заезжает в пустующий ангар на окраине города.

— Приехали? — Спрашиваю.

— Вылезай.

В чём дело? Грабить меня нет смысла, денег с чипа без моего согласия не снять. А если ему нужны не деньги?!

— Вылезай. Дальше поедешь сзади, в фургоне.

Понятно, перестраховка.

— Боитесь, что я запомню маршрут?

— Да, — простодушно отвечает водитель. — Боюсь. А заодно и «хвост», если он за тобой был, обрубим.

Пересаживаюсь. Снова едем. Долго. Поначалу пытаюсь определить, куда меня везут, но машина то и дело поворачивает, так что даже обладай я феноменальным пространственным чутьём, и то запутался бы. Поняв всю безнадёжность занятия, бросаю.

От темноты, духоты и безделья периодически проваливаюсь в сон. Пробыв в забытьи не то час, не то миг, просыпаюсь, пялюсь в окружающую черноту — и снова вырубаюсь…