После игры тренер Пуффер просто сидел на лавке. Он не смотрел ни на кого из нас. Впереди еще оставалось одиннадцать игр на нашем поле, но он был уже полностью разбитым человеком.

Я уверен, что был первый вторник после нашей неудачи с «Драконами Филадельфии», когда дела снова пришли в движение. Должно быть, это случилось двадцать шестого сентября.

У нас с Эрни было три совместных урока, один из которых относился к истории Америки. Первые девять недель ее преподавал мистер Томпсон, заведовавший всем курсом. Тему своих занятий он назвал «Двести Лет Шума и Гама». Эрни переименовал ее в «Уроки Чуинггама», потому что сразу после них начинался ленч, и, предвкушая его, мы все разминались жевательной резинкой.

После «Чуинггама» в тот день к Эрни подошла одна девочка и спросила, есть ли у него задание по английскому. У него оно было. Он аккуратно вынул его из тетради, и, пока он это делал, девочка внимательно смотрела на него своими темно-синими глазами, ни разу не оторвав их от его лица. Ее темно-белокурые, цвета свежего меда волосы были зачесаны назад и скреплены широким голубым обручем, который очень шел к ее глазам. Глядя на нее, я почувствовал, как у меня что-то радостно екнуло в животе. Эрни смотрел на нее, пока она переписывала задание.

Конечно, я не в первый раз видел Ли Кэйбот; три недели назад она переехала в Либертивилл из Массачусетса и успела со многими познакомиться. Кто-то мне говорил, что ее отец работал в фирме «ЗМ», производящей шотландское виски.

Приметил я ее тоже не в первый раз, потому что, говоря без лишних сложностей. Ли Кэйбот была очень красива. В книгах, я давно обратил внимание на это, писатели всегда изображают своих героинь с какими-нибудь пусть небольшими, но недостатками; может быть, они думают, что настоящая красота является стереотипом, или им кажется, что тот или иной маленький порок делает леди более реалистичной. Дескать, она была бы красавицей, если бы не слишком выступающая нижняя губа, или не слишком острый нос, или, допустим, плоскогрудие. Что-нибудь такое всегда есть.

Но Ли Кэйбот была просто прекрасна без оговорок. У нее были чудесная гладкая кожа естественного цвета, великолепная фигура, упругая и высокая грудь, тонкая талия, красивые бедра и отличные ноги. Она была очаровательна и женственна — без всяких слишком выступающих нижних губ или слишком острых носов.

Несколько ребят пробовали к ней подступиться, но возвратились ни с чем. Почему-то все решили, что у нее была связь с каким-то парнем в Массачусетсе и что она вовремя уехала оттуда. На двух из трех общих с Эрни уроках я видел и Ли; я только ждал подходящего случая, чтобы сделать свои собственные шаги.

Теперь, безучастно наблюдая за тем, как Эрни доставал домашнее задание, а она его аккуратно переписывала, я подумывал, не поздно ли мне пытаться использовать свой шанс. Затем я усмехнулся про себя. Эрни Каннингейм, Пицца с Ушами, и Ли Кэйбот Это было просто смехотворно. Это было…

Затем я перестал усмехаться про себя. В третий — оставшийся у меня в памяти раз — я заметил, что Эрни с ошеломляющей быстротой избавлялся от забот, которые ему раньше доставляла его кожа. Нарывы исчезли. Кое-где от них остались маленькие точечные шрамы, но сейчас у этого парня было почти чистое, сильное лицо — одно из тех, для которых шрамы не имеют большого значения.

Ли и Эрни исподтишка изучали друг друга, а я исподтишка изучал Эрни, не понимая, когда именно и каким образом произошло это чудо. Из окон падал яркий солнечный свет, отчетливо выделявший черты его лица. Он выглядел.., старше. Как если бы вывел многочисленные нарывы и язвочки, не только регулярно умываясь и втирая специальные кремы, но и каким-то удивительным способом переведя стрелки часов на три года вперед. Он изменил прическу — она стала короче — и сбрил пух над верхней губой, который у него начал расти месяцев восемь назад.

Я мысленно вернулся к тому пасмурному дню, когда мы пошли смотреть фильм с Чаком Норрисом. Тогда мне впервые показалось, что у Эрни стало улучшаться состояние кожи. Как раз в то время он купил автомобиль. Может быть, в том-то и было дело. Подростки всего мира, ликуйте! Ваши проблемы с прыщами решены навсегда. Покупайте старый автомобиль, и он…

Я снова усмехнулся про себя.

Купить старый автомобиль, и что? Сменить голову, образ мыслей и весь обмен веществ? Освободить внутреннее "я"? Мне почти послышался голос Стаки Джеймса, нашего учителя математики:

«Если мы до конца будем следовать этому пути, леди и джентльмены, то куда он нас приведет?»

Действительно, куда?

— Спасибо, Эрни, — сказала Ли своим мягким чистым голосом. Она вложила домашнее задание в тетрадь.

— Не за что, — ответил он.

Их глаза встретились и замерли ненадолго.

— Увидимся на шестой перемене, — сказала она и пошла к дверям.

— Что у тебя с ней на шестой перемене? — спросил я, когда она скрылась из виду.

— Задание по математике, — проговорил он каким-то сонным голосом, не похожим на тот, к которому я привык. Он оглядел меня с ног до головы, и его брови сдвинулись к переносице. — Дэннис, ты над чем смеешься?

— Зад-а-не.., что?

Он сделал вид, что хочет ударить меня.

— Осторожнее болтай языком, Гилдер, — сказал он.

— А если нет?

— Тогда твоя хреновая футбольная команда уже никогда не выберется из дерьма.

Случилось так, что как раз в этот момент мимо нас проходил наш учитель грамматики, мистер Ходдер. Нахмурившись, он бросил взгляд на Эрни.

— Следи за своим языком в школе, — произнес он и, переложив портфель в другую руку, пошел дальше.

Эрни покраснел как рак; он всегда краснел, когда разговаривал с учителями (и поэтому его часто наказывали совершенно незаслуженно, только потому, что он выглядел виноватым). Думаю, здесь играло роль то, как Регина и Майкл воспитали его: у меня все в порядке, у тебя все в порядке, я личность, ты личность, мы уважаем друг друга, и если кто-то что-то сделал, то ты не можешь оставаться в стороне и на все отвечаешь аллергической реакцией вины. Полагаю, так в Америке растят либералов.

— Следи за своим языком, Каннингейм, — сказал я. — Учителям стыдно за тебя.

Тогда он тоже рассмеялся. Я расхохотался еще громче. Вокруг нас было много народу, некоторые ребята жевали бутерброды и наблюдали за нами.

— У тебя есть ленч? — спросил я.

— Да, внизу.

— Прихвати его с собой. Поедим на трибунах.

— Ладно, там и встретимся.

Он направился к выходу, а я за своими четырьмя сандвичами, принесенными для старта. С тех пор как тренер Пуффер начал наш футбольный марафон, у меня не проходило чувство голода.

Спускаясь вниз, я размышлял о Ли Кэйбот и о том, как было бы неплохо, если бы она стала подругой Эрни. Средняя школа — это довольно консервативное заведение, и ни одна из наших девчонок не обращала внимания на Эрни, потому что раньше с его лицом нельзя было показаться ни в одной приличной компании. Теперь он изменился, но его все видели по памяти. Все, кроме Ли Кэйбот. Она недавно приехала в Либертивилл и не знала, как он выглядел в первые три года обучения в нашей средней школе.

Я вышел на улицу с большим пакетом ленча в одной руке и пошел через стоянку машин к длинному зданию магазина. Оно было почти таким же длинным, как гараж Дарнелла, но гораздо уже. Там находились отдел мебели, автосалон и выставка-продажа картин. Место для курения размещалось с задней стороны, но в погожие дни, особенно во время перерыва на ленч, многочисленные покупатели с мотоциклетными шлемами собирались у обеих сторон здания, дымя сигаретами и разговаривая с подружками. Или щупая их.

В тот день с правой стороны магазина никого не было, и это должно было сказать мне кое о чем, но не сказало. Я был погружен в мысли об Эрни и Ли и о консерватизме американских средних школ.

Футбольное поле было в пятидесяти или шестидесяти ярдах за магазином.