— Вира! — Лексий так радостно ей улыбнулся, что девушка просто закипела от негодования. Даже кровь к щекам прилила. — А мы тут вспоминали…

— Надеюсь, не меня, — сказала ведьма таким тоном, словно готова была убить за одно упоминание о себе.

— Н-нет, — Лексий от ее мрачного вида опешил. — Э-э, Фира, ты иди, у тебя наверно работы много.

Фира все-таки была не настолько глупа, чтобы не понять. Она поцеловала секретаря в щеку (!!!) и, пообещав зайти вечером, выпорхнула из комнаты.

Парень присмотрелся к Вире, сосредоточенно раскладывающей тряпицы, и осторожно спросил:

— У тебя что-то случилось?

Случилось! Еще больше двух месяцев назад случилось! Вся жизнь перевернулась вверх тормашками, словно ее из этой жизни вытряхивали как из пыльного мешка. А она почему-то осталась. Одна на всем белом свете. И никому-никому не нужна-а-а…

Девушка уселась прямо на пол рядом с диваном и разрыдалась в голос. Испуганный Лексий осторожно гладил ее по голове, приговаривая что-то глупое. Было тепло от растопленного камина и мокро от соленых слез, ручьем текущих из глаз.

— Ну что ты! — приговаривал парень. — Ты же мой самый лучший друг! Я для тебя знаешь что? Я для тебя…все! Вот!

— У тебя много друзей.

Лицо Лексия вдруг сделалось очень серьезным.

— Друзей у меня мало. Приятелей — много. Девушки не то, чтоб вешались, но и вниманием не обходят. Фекла вон заартачилась, с кузнецом пошла встречаться, а со мной нет. А Фира, например, не против и под звездами…гхм…побеседовать. Знакомых у меня полдеревни и почти весь город. Только я не каждого знакомого другом называю. Тебя — назвал бы.

Вира улыбнулась.

— Даже если я ведьма?

— Ну не такая уж ты суровая, скажешь тоже. Ну хочешь я тебе метлу сделаю? С узорной палкой! Я когда-то резьбой по дереву увлекался.

— Почему ты ко мне так хорошо относишься?

Лексий посмотрел на нее грустно.

— Добрая ты. Хоть и нелюдимая немного. Но в беде не бросишь. Меня же вот не бросила.

Вире стало тошно.

— Лекс…я человека убила.

— Я тоже.

Ведьма даже плакать перестала от удивления. Только смотрела на секретаря большими от ужаса глазами.

— Да пристали двое вечером в переулке. Так бы я сам там лежал, но у меня в кармане нож завалялся — товарищ узор на рукоятке просил вырезать. Ну, и вышло, что одного я зарезал, а другой убежал… Ты знаешь, я потом неделю пил, думал, сам помру. А потом ничего, смирился как-то, привык. Вот Дирек вообще представляешь, сколько народу положил? И ничего, ходит, ест-пьет, по борделям шатается. Ой…

Вира покраснела. Такие подробности ей были за ненадобностью. Но на душе стало легче, светлее. Словно рассвело после долгой ночи. Даже многодневная усталость куда-то испарилась.

— Хороший ты, — она встала. — Давай спину.

Лексий с готовностью лег обратно на диван. И тут же начал рассказывать какие-то небылицы.

Через пять минут Вира уже смеялась.

"У нее красивый смех, — заметил только что вошедший Янус, — мелодичный". Он вспомнил громоподобный хохот незабвенной Феклы, услышанный случайно однажды на кухне, и поморщился. Как одни, даже надев дорогое платье, умудряются выглядеть вульгарно и совершенно по-деревенски (в плохом смысле этого слова), а другие и скромную старую одежду носят с достоинством?

— Ой! — Лексий заметил работодателя и вскочил с дивана, чем вызвал протестующий вопль девушки. — Ваше благородие! Простите непутевого! Такого больше не повторится!

Дирек поморщился.

— Первый раз от тебя слышу подобающее обращение, — заметил он насмешливо.

— Второй! — практически по-военному отрапортовал секретарь. — Первый был, когда я к вам на работу устраивался.

— Ну вот и не устраивай представление, — посоветовал офицер. Выглядел он солидно посвежевшим и на ногах стоял уверенно, из чего Вира заключила, что выздоровление идет полным ходом. Вымытый и сытый, Янус явно был настроен на благодушный лад. Больную руку он придерживал здоровой и спокойно уселся в кресло, ожидая, когда ведьма перебинтует спину секретарю.

Ведьма… Стоит перед ним, самая настоящая, вон даже потрогать можно, и о чем-то переговаривается с Лексием. Глаза опухшие, неужели обидел кто? Косы две отъевшимися змеями свисают до пояса…ленты темно-синие под цвет глаз. А руки порхают уверенно, словно она каждый день кого-нибудь да лечит. Мог ли он, довольно скептически относящийся к всяким деревенским байкам и городским легендам, представить, что встретиться с персонажем практически мифическим? Нет, про королевский закон о запрете колдовства он знал, но был уверен, что и сам король серьезно к этому не относится. Хотя…девчонка Серли ведь казнена в том числе и по обвинению в колдовстве. Наговор? Перестраховка? Или она действительно что-то могла? Почему тогда не сбежала? Военный посмотрел на Виру и вспомнил, как она испугалась, когда он увидел ее за ворожбой. Значит, не так уж страшны могущественные ведьмы, как о них говорят. Впрочем, будь иначе, их не сжигали бы десятками на кострах.

Девушка, словно услышав его размышления, повернулась к Диреку. Но лицо ее было расслабленно, из чего он сделал вывод, что читать мысли ведьмы все-таки не умеют. Она молча осмотрела рану, намазала чем-то и перебинтовала. Все это время Лексий передавал что-то из последних слухов, но Янус к бодрому голосу секретаря не особо прислушивался. Внимание его было сосредоточено на бледном лице садовницы.

Вира внимание офицера чувствовала, но глаз не поднимала. Они стояли практически вплотную — так близко, что девушка ясно ощущала тепло мужского тела, а его чуть прерывистое дыхание (рука конечно, еще болела) касалось ее макушки. От военного пахло хвоей и немного вином.

— Он знает? — Янус произнес это шепотом, легонько касаясь ее пальцев. Вира отрицательно качнула головой. Лексий не воспринял ее слова всерьез. И если быть честной с самой собой, она была этому даже рада. Потому что, возможно, когда он поймет, что она не шутила и не преувеличивала, то одним другом у парня станет меньше. Ей, потихоньку возвращавшейся к жизни, не хотелось терять единственного человека, который дарил тепло. В какой-то момент она даже стала воспринимать секретаря как брата. Иногда — младшего, иногда — старшего, в зависимости от ситуации. Кроме него у нее никого больше не было.

Она стала всерьез задумываться над тем, чтобы остаться здесь. Работать в саду, смеяться над шутками Лексия, внимать сплетням, передаваемым Милой… А потом приходили воспоминания двухмесячной давности, и становилось страшно. Ей казалось, вот-вот ее узнают. За ней придут. И все повториться. А может быть, будет даже хуже…

Никогда в этом месте она не ощутит себя полностью в безопасности. И даже в этой стране. Увы.

Вира побросала запачканные полосы ткани в таз и вышла, провожаемая взглядами двух мужчин.

— Обиделась что ли? — по-своему истолковал ее молчаливый уход Лексий.

— Задумалась, — угадал Янус. Он посмотрел в окно — на улице моросил дождь. — В шахматы играть умеешь?

Секретарь кивнул.

За шахматами хорошо думалось. Правда, совсем не о пешках и ферзях. Хотя…и о них тоже. Кем же был Серли? По официальной версии ферзем, решившим стать королем. Но был ли заговор? Может, все это подстроено просто для дискредитации одного из приближенных короля? Ирий Алмас хоть и являлся действующему монарху двоюродным дядей, но был его на 13 лет моложе. Предприимчивый мужчина, обладающий незаурядным умом — так о нем отзывались окружающие. С чего вдруг удачливому ученому, обладающему деньгами, связями и родством с королевской четой, плести политические интриги? У него и так было все необходимое и даже больше, к тому же ранее интереса к государственным делам он не проявлял никакого. Шантаж? Пообещали что-то заоблачное? Или…приворот? Если есть ведьмы, почему бы дочке Александра Серли действительно ей не быть? И кто сказал, что она не могла приготовить какое-нибудь любовное зелье, чтобы сманить Ирия на свою сторону? Отец, кстати, выводил ее в свет крайне редко, отговариваясь болезненностью девушки и ее творческими "запоями". Но картинами дочери он никогда не хвастался даже перед близкими партнерами или друзьями. Впрочем, если девушка была ведьмой и практиковала свои умения часто, это многое объяснило бы.