— Вам плохо? — поинтересовался Альберт Степанович.

Моченый увидел над собой ненавистную физиономию «теленка» в обрамлении мотоциклетного шлема. От навалившейся тяжести вдохнуть было трудно. Вид «коровьего» сына потрясал очередной сменой облика. Но черная злоба придала пахану сил, и он завопил:

— ДА-А!!!

Дикий вопль будто смахнул Альберта Степановича с растерзанного тела. Героический сыщик взвился вверх, снова набирая скорость. За ним устремилась медсестра Булкина с Климом Распутиным за плечами.

— Быстрый, однако, — донеслось из кустов.

— И добрый.

Подстанция «скорой помощи» замерла, как перед большой бедой. Вот уже двадцать три минуты не было ни одного вызова. Длина паузы предвещала неприятности. Коллектив настороженно курил и жевал крахмальные китайские сопли быстрого приготовления. Фельдшер Дима подробно пересказывал басню про двух пенсионеров. Не первый раз. С дополнительными подробностями. К восьмому дублю количество оторванных ног дошло до пяти. А сумма вознаграждения — до тысячи. Народ доверчиво ахал. Всем хотелось верить в чудо.

Вызов поступил в 13 часов 13 минут.

— Символично, — произнес Семеныч. — Нас пошлют.

Он с укоризной посмотрел на Димона.

— А чего ты на меня смотришь? — картинно возмутился фельдшер. — Может, там денег насыплют?

— Семнадцатая, на вызов, — произнес приятный женский голос по селектору.

— Я же говорил, — обреченно пожал плечами Семеныч.

— А почему семнадцатая? — крикнул в потолок Димон.

— Там какой-то дед говорит, что тебя знает, — ответил голос, и связь прервалась.

— У него уже постоянные клиенты завелись, — буркнул водитель и пошел к машине.

Моченый и Гнида лежали рядом и держались за руки.

— Спокуха, кореш. Мы все равно его сожрем. Вот оклемаемся маленько и сожрем. — Пахан смотрел вверх. По небу медленно плыли облака, напоминая стадо крупного рогатого скота.

— Конечно, сожрем, — согласился Санек, и его затошнило.

— Есть, правда, хочется, однако, — донеслось из соседних кустов.

— Да, — согласился кто-то в ответ.

Машина «скорой помощи» подъехала тихо, без лишней помпы.

— Семеныч, сирену не включай. Решат, что менты, и убегут.

Водитель с сожалением убрал руку с тумблера. Пришлось ехать, соблюдая правила.

— Думаешь, опять они?

— Сто процентов. Одного отбуцкали — второму плохо стало. Если бы у тебя, к примеру, оторвали ногу, выбили глаз и зубы, мне бы тоже заплохело.

— Типун тебе на язык. — Семеныч трижды плюнул в окно на крышу остановившейся рядом иномарки и постучал кулаком себе по голове. — Подъезжаем.

Издали Моченый и Гнида выглядели, как отдыхающая пара нетрадиционной ориентации. Из проезжающих мимо машин им что-то кричали, свистели, кидались мусором и показывали неприличные жесты. Зэкам было все равно. Солнце выжигало из них остатки жизни. И в тот момент, когда казалось, что жизнь вот-вот закончится, послышался счастливый вопль Димона:

— Подъем, отцы! Запчасти при вас?

Воссоединение друзей состоялось за больничной оградой. Альберт Степанович, истратив силы на бегство, шатался. Клим покачивался ему в такт. Чтобы друг не мелькал в глазах. Из всей компании только Галя стояла твердо. Она была девушка приличная и в общественных местах вела себя правильно. На хрупких плечах медсестры лежала ответственность за транспортировку.

Булкина вновь уперла руки в начало крутых бедер на манер глиняной бабы гжельского производства. Клим с Альбертом вцепились в них, как в поручни метро. Правопорядок и здравоохранение нуждались в поддержке и надежном буксире. По зарождающейся в городе традиции на эту роль выбрали женщину. Троица, весело колеблясь в выборе направления, побрела прочь.

Якуты шли за ними босиком. Унты и полушубки они несли в руках. Косоворотки и брюки из оленьей кожи на солнце источали запах пота одноименного животного. Поэтому остальные преследователи предпочитали следить за Потрошиловым издалека.

Путь к дому Алика получался необычно извилистым. В тундре такими зигзагами перемещались пьяные олени. Чтобы не заблудиться, опытные охотники сверились с оставленными метками. Сломанные ветки кустов, поеденные анютины глазки, не успевшая высохнуть желтая лужа в подворотне, изображение оленя на фасаде дома, выполненное в натуральную величину известняком в манере наскального творчества… Обьекты наблюдения петляли мимо знакомых мест.

— Домой идут, однако, — заключил Сократ.

— Как дорогу находят, однако? — удивленно покачал головой Диоген, и посмотрел вокруг.

— Тойон! — поднял указательный палец к небу Сократ.

— Да, — согласился Диоген.

По противоположной стороне проезжей части двигался Мозг. Он старался держаться на расстоянии от жуткого запаха. Заодно приходилось соблюдать дистанцию с боксером. После одержанной победы Коля-Коля так оживился, что кланялся всем прохожим подряд, радостно подпрыгивая и неожиданно вскидывая руки вверх, Мужчины шарахались, женщины кричали, старушки крестились и готовились покорно перейти в мир иной. Будь он поменьше в габаритах, его бы наверняка забрали в милицию. Николай был счастлив. Кнабаух — зол.

Мозг шел и надеялся, что Потрошилов с друзьями не воспользуется общественным транспортом. В этом случае пришлось бы боксером пожертвовать. В тесноте среди простых горожан для победителя не нашлось бы места.

Тем временем ни о чем не подозревающая троица подходила к дому. Жара и непосильная физическая нагрузка сожгли остатки топлива в измученных телах Клима и Альберта. Они держались исключительно на «морально-волевых». Плюс безудержном стремлении к сексу Галины Булкиной. За время пути собутыльники научились ходить в ногу и теперь уверенно двигались сквозь арку, ведущую во двор. Гулкое эхо шагов настраивало на боевой лад.

— А сколько ему сегодня стукнуло? — поинтересовался Распутин.

— Пять! — радостно вспомнил Альберт милую мордаху Ватсона.

— Юбилей, — констатировала запыхавшаяся Галя.

После посещения магазина в руках Булкиной бренчали стеклянной тарой огромные целлофановые пакеты. Они сделали еще несколько шагов навстречу празднику и остановились, открыв рты от удивления. Детская площадка сплошь была уставлена ярангами. Строения резко отличались друг от друга дизайном, цветом и богатством убранства. От небольших шалашей из подручного материала на окраинах до двухэтажных евровариантов в центре с видом на клумбу. На одном из традиционно якутских жилищ висел яркий плакат с надписью «SALE!!!»

Кое-где догорали костры. Вокруг них бегали полуголые ребятишки в одеждах из кожи и дорогого меха.

— Что это? — выдавил Распутин.

— Кто это? — хлопнула глазками Булкина, с интересом разглядывая белобрысого «якута» в кожаной жилетке и меховых трусах из нутрии.

— Якуты, — пожал плечами Потрошилов, отпустил руку Гали и нетвердо зашагал к подъезду.

Сократ и Диоген затаились этажом выше. Они проникли в подъезд, пока Клим, Альберт и Галя «готовились» к юбилею в магазине. Ждать пришлось недолго. Первым по лестнице поднимался Потрошилов. Всю дорогу он шел в шлеме и вдыхал собственный выдох. Насыщенный парами алкоголя и запахом закуски воздух внедрялся в легкие, кое-как скрашивая существование. Возле собственной квартиры Алик остановился. За дверью было тихо. Он приложил к двери шлем, тем местом, где должно быть ухо. Ничего не изменилось.

— Я знаю — она там, — шепотом сказал Альберт Степанович и опустил забрало шлема.

— Кто? — удивился Распутин, с трудом представляя в квартире Потрошилова женщину.

— Зачем? — наморщила носик Галя, имея в виду себя. В том смысле, что здесь и так всем хватит.

Алик приложил палец к шлему и заговорщицки произнес:

— Мама!

— Ватсона? — снова удивился Распутин.

Шлем покачался из стороны в сторону.