А вот эта дама, в светло-зеленом и сиреневом, поникнув, стоит у окна. Плечи опущены, руки теребят веер… Поддавшись любопытству пополам с сочувствием, я подошла к ней и спросила:

— Прошу прощения, синьора, я никого здесь не знаю, кроме хозяйки, а она занята. Не знаете ли вы, случайно, вот этих двух дам? — я аккуратно кивнула в сторону заинтересовавшей меня пары, продолжавшей спорить тихими голосами.

Она повернулась в сторону спорщиц и даже слегка приподняла шитую зелеными камнями полумаску, чтобы лучше разглядеть.

— А! — махнул рукой, моя собеседница повернулась ко мне. — Синьора Тальда и Лидия Хайсмит. Они всегда спорят. Сын синьоры Тальда женат на дочери Лидии, и, хотя младшему внуку обеих дам уже почти десять лет, они обе до сих пор не могут смириться с решением молодой пары переехать в Медиоланум.

— В Медиоланум? Это связано с делами или со стремлением быть подальше … эээ… от родственниц?

Женщина фыркнула.

— Джованни Тальда утверждает, что тамошние лаборатории дают ему больше возможностей для работы. Он занимается разработкой дирижаблей. А вы?..

— Простите, я не представилась. Нора Хемилтон-Дайер. Я из Бостона, Новый свет.

— Рада познакомиться, — рукопожатие оказалось крепким. — Франческа Контарини-Боволо. Как нравится вам жить в Венеции, синьора Хемилтон-Дайер?

— Просто Нора, прошу вас! Я знаю, что моя фамилия звучит слишком некрасиво для латинян.

— Ну, тогда я — просто Франческа, — моя новая знакомая пожала плечами, — нет, ваша фамилия — это еще ничего. Вот из Дойчланда иной раз приезжают люди с такими именами, что кажется, их нарочно придумывали для наказания.

— Или для логопедической тренировки, — возразила я. — У меня был ассистент по фамилии Гогенкраузен-Майрбрюк. По имени Эрих-Адальберт.

— Ужас какой! — искренне поразилась Франческа. — И что, во время какой-нибудь операции вы так его и звали? Доктор Гогенкраузен-Майрбрюк, подайте мне скальпель?

Оп-па, и эта знает, кто я такая. Я ведь не говорила, что я хирург, а? Видимо, каким-то жестом я выдала нервозность, потому что моя собеседница сочувственно похлопала меня по руке и сказала:

— Нас очень мало. Поэтому, когда под маской появляется новое лицо, подробности немедленно становятся известны всему городу. Неужели синьор Лаварди вас не предупредил?

— Предупредил, конечно, — я покрутила в воздухе пальцами. — Но одно дело знать, другое — почувствовать на себе.

— Привыкнете, — отмахнулась женщина, и добавила, поворачиваясь к хозяйке дома. — О, кажется, начинается главный номер сегодняшнего представления.

— Главный номер?.. — недоуменно переспросила я, и тут вспомнила. — А, призраки!

Смешно сказать, но призраки показались мне наименее интересной частью вечера. Какие-то они оказались… унылые, что ли. Дама в Белом расхаживала по гостиной, стараясь задевать полами своего длинного плаща испуганно жмущихся к стенам женщин, и явно получала удовольствие от их реакции. Я, признаться, тоже посторонилась, когда краешек белой тряпки меня задел: плащ был неприятно холодным и будто бы промозглым.

— Вдова купца, Джованна Барбьера, — прошептала мне Франческа, прикрывая рот ладошкой. — После смерти мужа его дети от первого брака быстренько отправили ее в монастырь, там она и умерла. Любит появляться в доме, где жила когда-то, и пугать правнуков пасынка.

Как ни старалась моя новая приятельница говорить тихо, но призрачная вдова, видимо, услышала ее комментарий, и постаралась пройти особенно близко от нас, захлестывая холодным и липким посильнее.

Второй призрак, мужчина в роскошном ало-золотом камзоле, был бы всем хорош, но, раскланиваясь, он периодически путал шляпу и голову. То есть, вместо того, чтобы снять шляпу, снимал голову. Как-то неаккуратно это выглядело.

Франческа вновь прокомментировала:

— Винченцо дель Грава, был секретарем Совета судей. Казнен, как нетрудно догадаться, отсечением головы.

— За что? — шепнула я, стараясь говорить так же тихо.

— Брал не по чину, — фыркнула моя собеседница. — Да ну их, это призраки давнишние, всем известные, перебывавшие на всех приемах. Можно сказать, они вышли из моды, как туфли с острыми носами. Должен бы быть кто-то еще.

— А вон там, в дальнем углу — мне кажется, или появилось что-то вроде туманного облака?

— Точно! Давайте посмотрим, — подавшись вперед, Франческа так сжала мою руку, что я пискнула, чего, впрочем, любопытная леди не услышала.

Туманное облако, тем временем, уплотнилось и стало похоже на человеческую фигуру, только очень маленькую. Карлик?

— Да это ребенок! — шепотом воскликнула я. — Девочка!

— Вот это точно новое, она еще никогда не появлялась ни у кого в доме… Но странно, я не слышала, чтобы в городе у кого-то случилась такая беда, — пробормотала Франческа. — Платье на ней — это же школьная форма, а? Форма странная, нигде такую не видела…

Призрачный ребенок, тем временем, совершенно потерял туманный облик и стал выглядеть, в общем, довольно обычной девочкой — с косами, забранными в сложную прическу, в длинном голубом платье с кружевным воротником и манжетами. Она неторопливо пошла по гостиной, останавливаясь то перед одной, то перед другой женщиной и всматриваясь в черты под масками.

Всколыхнувшееся было общество постепенно успокоилось, графиня Боттарди предложила в качестве диджестива сладкое и ароматное Amarone, и я сочла, что можно было бы и откланяться. С Франческой мы договорились продолжить знакомство завтра же утром, отправившись вместе на знаменитый остров Мурано, посмотреть, как делают тамошнее стекло: ей нужно было заказать какие-то бокалы, ну, а меня вело любопытство.

Я распрощалась с хозяйкой дома, отправила сообщение Массимо, чтобы он ждал меня у входа, и пошла к двери. Почти возле нее меня остановило ощущение ледяной струйки, прокатившейся по руке. Я повернулась и увидела перед собой маленького призрака. Темные глаза посмотрели, кажется, внутрь меня, а в голове прозвучал тихий голос:

— Мы с тобой еще встретимся. Не бойся, я помогу.

ЧАСТЬ 2. Gatto.

Самой популярной легендой возникновения данной маски является эта: бедный-бедный китайский торговец прибыл в Венецию со своим старым-старым котом. Кошек в городе не водилось, зато мелких грызунов было в изобилии. Оголодавший кот с удовольствием принялся охотиться и за несколько дней значительно уменьшил поголовье грызунов. Венецианский Дож был счастлив, наградил торговца драгоценностями и проводил с большим почётом. Чудесный хищник со всем уважением был поселен во дворце, на случай будущих нашествий мышей. Но у этой легенды есть продолжение. Другой бедный, но хитрый китаец, узнав эту историю, решил, что если за обычного кота глупые и дикие венецианцы готовы выложить столько богатств, то сколько же ему дадут за изысканные китайские шелка и прочие драгоценные товары?! Китаец влез в долги, накупил товаров и отплыл в Венецию… Дож очень заинтересовался предложенными изысками и предложил обменять их на самую большую свою драгоценность. Ударили по рукам. Как вы понимаете, китаец получил драгоценного пожилого кота и отправился обратно в Китай… А кошки в Венеции долгое время ценились на весь золота — за хорошего кота-мышелова давали столько золота, сколько весил он сам. </emphasis>

Утро — понятие растяжимое. Для рыбака или крестьянина оно начинается с рассветом, для актрисы или светской дамы — далеко за полдень. У меня, как медика, утро начиналось всегда рано; плановые операции на вечер не назначают, ну, а срочные в пластической хирургии, к счастью, случаются редко.

Франческа присоединилась ко мне за довольно ранним завтраком в «Палаццо Дандоло», и наша гондола отправилась в сторону острова Мурано в начале десятого.

— Ты всегда встаешь так рано, даже после светских мероприятий? — спросила я с удивлением.

— Ой, да я в этих, как ты говоришь, светских мероприятиях, участвую раз в месяц, а то и реже. Вообще-то на мне все хозяйство Ка’Контарини-Боволо — дети, слуги, меню, приемы, кладовые…