Антоний вскрикнул, бросился вперед, заслонил собою Балкис, оттолкнул ее в сторону. В результате лезвие топора пропороло тело Антония от плеча до бедра. Балкис испуганно закричала, кинулась к нему и подхватила подол сорочки, чтобы приложить к ране, еще не видя крови. Наклонившись, она увидела, что из ее груди торчит наконечник копья. Копье, пронзив ее насквозь, прошло сквозь Антония, который при этом остался невредим, и ударило воина с топором. Тот вскинул руки, раскрыл рот — видно было, что он кричит, но крика почти не было слышно, он прозвучал словно эхо издалека.

— Ложись! — крикнул Антоний, и они с Балкис упали на луговую траву и увидели, как перед ними топают вперед ступни, обутые в металлические сандалии. Юношу и девушку обдало холодом. Поднялась и опустилась нога незнакомца, прошла сквозь лежавших на земле людей, снова поднялась… Балкис и Антоний разглядели волосатые голени, потом — юбку из полосок кожи, скрепленных медными пластинками, потом — наспинный доспех между двумя соединенными между собой эполетами, и наконец — медный шлем, увенчанный гребнем из конского волоса.

— Да это же… воин из древней Македонии! — зачарованно прошептал Антоний.

— Это призрак! — сдавленно пробормотала Балкис.

И точно: воин был дымно-серый, и сквозь него были видны звезды, пусть и тусклые. Призрак рывком выхватил копье из груди павшего врага, и тот на глазах у изумленных юноши и Девушки растаял, испарился. Победитель зажал копье под мышкой и зашагал в глубь ущелья. Его сандалии ступали беззвучно и не оставляли следов на траве. Топот марширующего войска еле слышался вдалеке, разносился негромким эхом по отрогам ущелья. Время от времени доносились крики, звон стали, пение рогов и стук барабанов давным-давно отгремевшего боя.

— Это — долина призраков, пусть она им и остается! — крикнул Антоний. — Бежим скорее!

Он протянул Балкис руку, помог подняться, и они помчались вверх по склону. Еще дважды дорогу им преграждали призрачные воины, но спутники пробегали сквозь них, содрогаясь, когда получали удары призрачных топориков. Ни на секунду они не задерживались — страх перед призраками гнал их вперед.

Наконец они одолели последние несколько футов склона и без сил рухнули наземь, промерзшие до костей, похолодевшие от ударов призрачного оружия. Задыхаясь, Балкис и Антоний оглянулись, окинули взглядом проделанный ими путь, чтобы убедиться, что призраки не гонятся за ними. Поблизости никого не было видно, но вдалеке, посередине ущелья, светилась неровная, ломаная линия призрачных огней. Отряды варваров отступали под напором фаланги македонян. Следовало отдать варварам должное: они не желали отдавать захватчикам ни пяди своей земли. Пусть им недоставало воинской выучки, но все они были страстными воинами. Убивая одного варвара, гибли двое македонян, и все же фаланга медленно, но верно шла вперед.

Порыв ветра вновь донес до беглецов звуки боя. Балкис поежилась:

— Что же это за призраки, если они каждую ночь вступают в бой, который так давно отшумел?

— Мои предки, — мрачно проговорил Антоний.

Балкис взглянула на юношу, и ей стало жаль его. Чтобы хоть немного утешить Антония, девушка спросила:

— Какие из них?

— И те, и другие, — коротко ответил Антоний, не отрывая взгляда от сражения в ущелье. — Я-то думал, что это предание — всего лишь чей-то пересказанный сон, который потом передавался из уст в уста. Но теперь я вижу, что это не так.

Похоже было, что предание волнует его даже сильнее, нежели сражение призраков.

— Расскажи, — попросила Балкис. Антоний глубоко вдохнул.

— Давным давно, сотни лет назад, император Александр Великий послал в пустыню фалангу своих воинов, дабы они усмирили все племена, обитающие в оазисах и долинах в этих краях. Все сдались без боя, кроме тех, что обитали в одном ущелье — судя по всему, в этом самом. Фаланга македонян отправилась сюда, чтобы сразиться с ними и захватить их земли. Защитники ущелья на самом деле были пустынными разбойниками, и здесь для них было лишь одно пристанище из многих. Жизнь в пустыне и многолетние нападения на караваны закалили их. Они встретились с фалангой македонян лицом к лицу, да еще и послали всадников на фланги. Защитники проиграли бой, но лишь четверть македонян уцелела.

— А что стало с уцелевшими разбойниками? — полушепотом спросила Балкис.

— Они отступили в горы, а македоняне погнались за ними. Там ни те, ни другие не желали вступать в бой, пока не найдут позицию поудобнее, и в конце концов закрепились по разные стороны ущелья и стали время от времени нападать друг на друга…

— И в конце концов стали жить по соседству? — широко раскрыв глаза, спросила Балкис.

— По соседству стали жить их внуки, — пояснил Антоний. — Македоняне не желали убираться прочь, поскольку у них имелся приказ Александра. Они не могли уйти до тех пор, пока разбойники не сдались бы, либо до тех пор, пока в живых не осталось бы ни единого воина. Македоняне стали брать в жены женщин из селений по их сторону ущелья, а потом к разбойникам пришли их жены… А их дети стали заключать браки с детьми горцев, обитавших по их сторону ущелья.

— Которые, в свою очередь, были потомками жен воинов! — воскликнула Балкис.

— Верно. А внуки решили, что у них нет причин воевать со своими двоюродными братьями. Они заключили мир, и некоторые из их праправнуков стали жениться между собой. Так что на ту пору, когда родился мой отец, в этих краях все племена перемешались — разбойники, македоняне, горцы, и стало непонятно, кому присягать на верность.

— Поэтому вы стали сами себе хозяевами и противостоите всем, кто бы ни попытался вас завоевать? — с улыбкой проговорила Балкис.

— Да, — кивнул Антоний. — Хотя, честно признаться, мало кому приходит в голову пытаться. — Он все еще наблюдал за ходом битвы в ущелье. — Мой народ упрям и непокорен. Мы готовы скорее погибнуть, чем покориться какому-нибудь властителю. Таковы же были и разбойники, которые бились здесь много столетий назад.

— А македоняне, которых мы видим здесь, связаны клятвой, данной Александру, — тихо произнесла Балкис, начиная понимать суть происшедшего. — Потому они тоже не желали отступить ни на пядь.