И что же? Когда он дошел до той пещеры, то обнаружил, что золото исчезло. Остались лишь пустые полуистлевшие мешки, в которых раньше лежали монеты. А девушка умерла. Покончила с собой, не сумев пережить разлуки. У него остался только друг. Но к нему змеелов не успел… И знаешь, чем закончилась эта история?

— Чем? — спросил Рафи.

— Змеелов все-таки нашел ту кобру. А найдя ее, понял, что быть счастливым, владея чем-либо, невозможно. Рано или поздно ты это все равно потеряешь. Счастье живет внутри каждого человека. Нужно только разглядеть его…

Они помолчали. Мария снова принялась кидать камешки в воду.

— Хорошая история, — наконец вежливо сказал Рафи. — Только какое отношение она имеет ко мне?

— Как это какое? Ты можешь быть счастлив и не видя этого мира.

— Ты думаешь? А ты знаешь, каково это — жить во тьме? — Рафи сжал кулаки. — Жить во тьме, зная, что ничего иного больше не будет никогда! Жить, похоронив все мечты!

— Не кричи, — спокойно сказала девушка. — Я тебя хорошо слышу.

Рафи даже не заметил, как перешел на крик. Он резко умолк, кусая губы. Не нужно было так срываться. Не нужно… Мужчина должен в любой ситуации сохранять хладнокровие. Крики и размахивание руками — это для женщин. Рафи сделал несколько глубоких вдохов.

— Извини, — сказал он, немного успокоившись. — Я не должен был кричать на тебя. Ты ведь ни в чем не виновата. Даже наоборот, благодаря тебе я иногда забываю о своей слепоте.

— Ты можешь забыть о ней совсем, — сказала Мария.

— Что ты такое говоришь? Как можно забыть о ней, если постоянно приходится двигаться на ощупь и догадываться о выражении твоего лица по тону? Если каждый миг… — Рафи махнул рукой.

— Хорошо. Ты мне сейчас не веришь… В чем-то ты прав. Я не знаю, что значит быть слепым. Но… Ладно, давай оставим это. Выполнишь мою просьбу? — вдруг весело спросила она.

— Какую просьбу? — Рафи все еще был хмур.

— Пообещай, что выполнишь.

— Как я могу обещать, если не знаю, о чем ты меня попросишь? — возразил Рафи.

— Ну неужели ты думаешь, что я могу попросить тебя о чем-то плохом? Просто пообещай, что сделаешь, и все…

— Ну, хорошо, — сдался Рафи.

— Сделаешь?

— Сделаю.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Покажи мне свою веронику.

— Что? — Рафи показалось, что он ослышался.

— Веронику. Нет, лучше несколько вероник и полуверонику. Так, как ты делал там, на арене.

— Зачем тебе это? Ты ведь знаешь, что я ничего не вижу… Ты хочешь посмеяться надо мной?

— Ты приходишь сюда каждый день. Сам. Без чьей-либо помощи. Неужели ты не сможешь показать мне несколько движений? И потом, не забудь, ты обещал мне. Или ты из тех людей, которые считают, что слово держать необязательно?

— У меня нет плаща, — сделал последнюю попытку Рафи.

— Возьми мой платок. Он не такой тяжелый, конечно, но вполне подойдет.

Она протянула юноше широкий платок, который лежал на ее плечах. Рафи взял его и поднялся с камня.

— Что вокруг меня?

— Прямо перед тобой сижу я, на жестком неудобном валуне. Слева от тебя река с холодной водой. Справа и сзади все чисто и ровно, шагов на десять. Места хватит.

Рафи кивнул и осторожно сделал несколько шагов назад. Потом выпрямился, сдвинул ноги и поднял перед собой платок, который теперь превратился в капоте. На несколько секунд юноша закрыл глаза, хотя ему это было и не нужно — он и так видел перед собой лишь темноту. Но постепенно перед его внутренним взором, которого у него не могли отнять, он увидел ярко-желтый в лучах палящего солнца песок арены и черного как смоль быка на нем. Картина была настолько четкой и яркой, что сердце Рафи вдруг сделало кувырок в груди, а потом забилось часто-часто.

Он уже не думал, что исполняет каприз девушки. Он вообще забыл о том, что она сидит напротив и смотрит на него. Сейчас за каждым его движением внимательно следил бык. Большой, с лоснящейся шерстью и длинными рогами, острыми, как иглы дикобраза. Шум реки превратился в гул возбужденной толпы.

Рафи топнул ногой и громко позвал; «Торо!». Бык охотно ринулся вперед, и юноша обвел его вокруг себя нескончаемо длинной и плавной вероникой.

— Оле! — услышал он голос девушки.

Рафи опять встал лицом к быку и поманил его плащом. Дробный топот — и тяжелое жаркое дыхание проносится мимо. Близко, очень близко.

— Оле!

И еще раз. Повернуться, поманить… Вот, сейчас кинется… O-о-oyx!… Плащ скользит по влажной морде быка, напоминая о том, как Святая Вероника вытерла своим покрывалом лицо страдающего Христа

— Черт, он чуть не задел тебя!

Да, бык прошел близко, коснулся рогом бедра… И теперь стоит всего в трех шагах, опустив голову. Его уже не надо звать, он сам бросается на плащ и опять бодает лишь пустоту. Теперь закончить полувероникой…

— Оле!

Рафи остановился. Ему так не хотелось возвращаться в реальный мир… Бык по-прежнему смотрел на него, ожидая продолжения схватки.

В его маленьких глазках читалось разочарование. Он не мог уйти с арены так просто, не пролив своей или чужой крови, не испытав до конца восторга поединка, не исполнив вместе с человеком танец жизни и смерти…

— Ты был великолепен. И бык был очень хорош, — проговорила Мария, и ее голос окончательно вернул Рафи на берег реки.

— Где камень?

— Пять шагов вперед… Ничего красивее я не видела. Правда, — серьезно сказала она.

Рафи опустился на валун и протянул в темноту платок. Он не хотел ни о чем говорить. То, что он пережил несколько мгновений назад, все еще было с ним. И он хотел удержать это как можно дольше.

Девушка, словно прочитав его мысли, тоже молчала.

Так, в полной тишине, они просидели до сумерек. Похолодало, Пора было возвращаться по домам.

Рафи тряхнул головой, сбрасывая оцепенение.

— Спасибо тебе, — тихо сказал он.

— Скажи спасибо самому себе, — ответила Мария. — Ты вел себя как матадор.

— Ты о чем?

— О том, — сказала, встав с камня, девушка, — что сегодня ты смог преодолеть себя…

И она, не прощаясь, начала подниматься вверх по тропинке.