— Что ж, на поиски золотого ключика для памяти? — коммунист улыбнулся. То ли разряжая обстановку, то ли сам себе, удивившись, что способен на метафору.

Во второй раз за день мы оказались под открытым небом. То, что шло с небес, с большой натяжкой претендовало на ливень. Я кинул взгляд на свечку, оставленную нами догорать. Неизвестно, когда наступит её конец: может, через минуту, может, через час. Всё когда-то заканчивается и остаётся воском на медном блюдечке. Даже огромный червь, распластавшийся в паре метров от нас. Я заметил, что лап у него больше не осталось. Что ж, вороньё не упустило своего лакомого куска. Остальное — на съедение волкам да собакам Павлова.

Мы вышли на Салова, когда лучи солнца стали сражаться с облаками за право появления на сцене театра Земли. Казалось, даже дождь унялся, но то был самообман. Ближайшие триста метров пути встретили нас штилем в бурлящем океане Купчино, пока мы не вышли к Волковке — местной речушке. Солнце сдалось, уступая место полумраку. Часть дороги здесь вырвана с корнем. Кусок асфальта размером с человеческий рост стоял рядом с нами и глядел в небо. Отступать было некуда и радиация, судя по приборам, показывала отметку в ноль. Девственно чистую реку решили переходить вброд.

Первым шла Белый Чулок, подняв над собой пистолет-пулемёт. Мы с Владленом на подстраховке. Второй я, так же будучи подстраховываемый бойцами. Река оказалась по грудь, при этом создавалось ложное ощущение, что дождь бьёт как сверху, так снизу. Ничто не предвещало беды, когда коммунист замыкал цепочку. На половине пути Владлен невидимым чутьём резко обернулся назад, чуть не плюхнувшись с головой в реку. Мы с девушкой глядели по направлению взгляда бойца, пока не уловили Путевого Обходчика. Он стоял метрах в десяти по ту сторону реки. К переправе приближались двое волков в то время, как убийца давал им немые указания. Телепатия?

Звери стояли у края реки, но в воду не входили. Кусок асфальта отделился от берега под усилиями тварей тёршихся в кровь когтями об землю. Владлен перезарядил затвор и двумя пулями застрелил волков. Следующими залпами мы втроём дружно шмалили в сторону Обходчика. Я не сразу понял, что коммунист скрылся у меня из виду.

— Стой! — крикнул я девушке. — Где Владлен Степанович?!

Ни диггера, ни убийцы не было. Лишь двое волков сползали в воду, дабы та их похоронила. Ожидая самого худшего, мы принялись выкрикивать имя коммуниста, держась на расстоянии от воды. Тишина. Я не слышал существ, воющих на том берегу. Не слышал капель, падающих с небес. Вспышка молнии привела в чувства. Боец выпрыгнул из воды как летучая рыба из Средиземного моря. Мы оттаскивали Владлена за руки, но тот продолжал палить в воду до тех пор, пока в обойме не кончились патроны. Отойдя на безопасное расстояние, я посмотрел на солдата, сидящего на мокрой земле. Правая нога снизу проедена чуть ли не до кости. Я хотел было поинтересоваться, что произошло, как на нас со стороны речки поплёл ящер. Приплюснутая морда окровавлена. Изо рта, наполненного россыпью клыков, извивался змеиный язык.

— Вот та тварь, прокусившая ногу!!! — вопль Владлена сотряс Питер. Если бы боец стоял в хоре на сцене Маринки, то точно бы вызвал овации у всего зала.

— Я сама — хладнокровно одёрнула меня литовка.

Тщательно прицеливаясь, девушка не пожалела дюжины пуль для ящера. Пресмыкающееся, насмехаясь, не хотело заваливаться на бок, хотя две трети черепной коробки уже отлетела в сторону. Лишь подобравшись на расстояние вытянутой руки, оно высунуло язык, обвив им сапог диггерши, только затем издохло.

Владлен не стал пересказывать злоключение, произошедшие с ним под водой. Одно сказал точно, что: «Из-за этого п*дораса чуть не захлебнулся и в довесок потерял фартовую бескозырку». Коммунист кое-как умудрился встать, но при этом прихрамывая. Девушка, кроме как перевязать тряпкой ногу, ничем не смогла помочь. У меня подавно не имелось средств первой помощи. Мы понимали, что боец протянет, максимум, дня два, если не вернётся в метро. И с каждым новым продвижением мучения будут увеличиваться, пока не перескочат болевой порог и мозг не разорвёт от болевого шока.

Путь на Белградскую нам преградили собаки Павлова. Но те оказались умнее. Стоило нам убить четверых, как вся стая ретировалась куда-то от нас в кусты. Эх, волки — не собаки. Да здравствует логика, мать вашу. По мере продвижения по Белградской вой волков стихал. И дождь сходил на нет. Мне казалось, что где-то там наверху сидел сумасшедший Бог и нажимал на кнопочки, меняя погоду. Бог, которого так же настигла десница ядерного вооружения. Темнело быстрее, чем хотелось бы.

Мы подстрелили ещё троих собак Павлова, исходивших на голодную слюну, когда дошли до первой развилки на улице Фучика. Дождь с завыванием волчьей стаи сошли на нет и их место покорно заняла темнота. Чёрный занавес опустился над Питером. Владлен Степанович более не мог свободно передвигаться, держась за моё плечо. Боль прогрессировала со скоростью выпущенной из Катюши ракеты. Там впереди со стороны улицы Турку, где нам следовало свернуть на финишную прямую, шёл Кондуктор. Шёл, чтобы проверить билеты в то время, как Обходчик позади взял курс на нашу улицу.

Естественно, мы не подозревали об опасности, но каждый из нас знал, что за нами наблюдают. И дело здесь не в одном Обходчике, шествовавшем по нашим пятам.

К четырём часам по полудню (да-да), когда Чулок достала фонарик, мы приближались к улице Турку. Фонарные столбы вот уже несколько десятков лет не давали свет, потому на Питер плотным одеялом легла кромешная тьма. Дома олицетворяли тени великанов, а деревья вовсе нагоняли ужас, будто в темноте затаился монстр с множеством рук и ног. В иной раз я выхватывал лучом фонаря покорёженное дерево, дабы лишний раз успокоить себя. Воистину сон разума рождает чудовищ, как сказал мне Робби ещё тогда на Владимирской. Один Владлен оставался невозмутимым, смирившись с мыслью о скорой погибели. Всё так же держась за меня, свободной рукой боец прорезал Калашом воздух, словно управлял не оружием, а рулём гоночной машины. Всякий раз мы с Чулок сочувственно глядели друг на друга, понимая, что у коммуниста пошли галлюцинации.

По мере продвижения к Турку, нам не попалось ни одной собаки. Конечно, то был дурной знак и мы это понимали. Купчино давало нам передышку перед последним штурмом. Меня же больше всего забавляла тьма, точно на город свалилась полярная ночь, посылая к чертям все мыслимые и немыслимые законы природы. Может, вследствие ядерного удара ось земной сферы как-то наклонилась? Да не, вряд ли. Тогда бы ледники растаяли, и всю планету на хрен затопило бы. Одной Антарктики хватило бы на все наши континенты вместе взятые. Тем не менее, противясь воли тьмы и городу, ставшим для нас живым, я решил задать вопрос, мучивший меня в последнее время.

— Никто не в курсе, как Она произошла?

Я подумал, что мрак сжевал мой вопрос, ибо ответа долго не следовало. На всякий случай, я посветил на девушку. Она шла рядом, глядя не вперёд, а себе под ноги. Я уловил здесь диггерский приёмчик — смотришь в одну сторону, но при этом видишь всё вокруг. Даже то, что творится за тобой, доверяясь безошибочному шестому чувству.

— Молох — обратилась ко мне Чулок. Голос у литовки изменился; причиной тому было одно: давящая атмосфера Питера. — Знаешь ли ты, что в конце Второй Мировой нацистское командование почти что закончило исследования в области ядерного оружия? Лишь союзники, вторгшиеся в Нормандию, успели предотвратить, казалось бы, неизбежное. Соединённые штаты взяли в плен лучших умов Рейха и завербовали их на свою сторону. Так летом сорок пятого завершился проект, вошедший в историю как Манхэттенский. В августе того же года две бомбы были сброшены на японские города, показав всю мощь атомной энергетики. У нас оружие появилось только спустя четыре года, и то благодаря человеку, прошедшему сталинские лагеря. Так, а это что?