Лео наклонился вперед, глядя в темноту, откуда на нас неслись дикари, блестя копьями, страшные в своей молчаливой ярости, как бульдоги. Во мраке виднелся раскаленный шипящий горшок. Странный блеск появился в глазах Лео, и красивое лицо его словно окаменело.

В правой руке он держал тяжелый охотничий нож. Юноша ласково обнял меня.

— Прощай, старый дружище! — произнес он. — Мой дорогой друг, ты был для меня более, чем отец! Нам ничего не поделать с этими дикарями, они покончат с нами в несколько минут, а потом съедят. Прощай, Джон, прощай!

— Божья воля! — произнес я, стиснув зубы и готовясь к смерти. В этот момент Джон вскрикнул, поднял револьвер и выстрелил.

Дикари бежали на нас с шумом. Мы с Джоном не переставали стрелять, пока не истратили заряды. Заряжать же вновь было некогда.

Огромный дикарь выскочил на площадку, и Лео уложил его на месте ударом своей сильной руки. Я убил другого, но Джон промахнулся, какой-то дикарь схватил его за туловище и повалил. Что было дальше, я не знаю, потому что вступил в отчаянную борьбу с двумя злодеями, которые, на мое счастье, не имели копий. Впервые в жизни моя физическая сила оказала мне услугу. Я воткнул свой большой охотничий нож, острый, как меч, в голову дикаря с такой силой, что сталь прошла насквозь, и нож выскользнул из моей руки.

Двое других дикарей прыгнули на меня, мы свалились на землю и стали кататься взад и вперед. Они были очень сильны, но я обезумел от ярости и дрался, как лев. Я обхватил их обеими руками, а они извивались, шипели, как змеи и колотили меня кулаками. Лежа на спине так, что тела дикарей защищали меня от ударов копья, я почему-то вспомнил Кембридж, моих товарищей. Если бы они могли видеть меня сейчас! Скоро мои противники ослабели и перестали бороться, дыхание их остановилось и они затихли, но я не решился уйти от них, боясь, что они оживут.

Остальные дикари, вероятно, думали, что мы были мертвы и не вмешивались.

Я повернул голову и увидел в свете лампы Лео на площадке. Он еще держался на ногах, но находился в центре кучки освирепевших дикарей, которые готовы были растерзать его, как волки. Над ними возвышалось его прекрасное бледное лицо с золотыми кудрями. Я видел, что он борется с энергией отчаяния. Дикари так тесно сплотились вокруг него, что не могли убить его копьями, а ножей у них не было. Нож выпал из рук Лео, он остался безоружным. Я думал, что конец его настал. Нет еще! Снова отчаянным усилием он оттолкнул дикарей, схватил труп убитого и, подняв его кверху, начал им махать вправо и влево. Пять или шесть человек свалились на землю, но скоро поднялись и бросились на него, как волки на льва. Лео убил еще одного дикаря кулаком, но это было больше, чем мог сделать один человек против многих. Наконец силы оставили его, он упал на землю, потянув за собой всех, кто повис на нем.

— Копье! — кричал один дикарь. — Копье! Пора проткнуть ему горло! Дайте сосуд, чтоб собрать его кровь!

Я закрыл глаза. Вдруг что-то произошло. Я невольно открыл глаза и увидел странную сцену. Устана бросилась на распростертую фигуру Лео и закрыла его своим телом, охватив его шею руками. Дикари пытались оттащить ее, но она прильнула к Лео и охраняла его, как собака. Тогда дикари попытались ударить его в бок, не задев ее, но она помешала им, и Лео был только ранен. Наконец, дикари потеряли терпение.

— Проткни копьем вместе его и женщину! — сказал голос. — Пусть они будут повенчаны!

Я увидел поднятое копье и снова закрыл глаза.

Вдруг раздался чей-то громкий голос:

— Довольно!

Смертельная слабость охватила меня, я потерял сознание.

Открыв глаза, я увидел, что лежу вблизи костра, вокруг которого некоторое время назад сидели дикари, готовясь к ужасному пиршеству. Около меня лежал Лео, а над ним склонилась Устана, которая обмывала глубокую рану в боку, готовясь перевязать ее. Позади нее стоял Джон, невредимый, но испуганный и дрожащий. По другую сторону огня валялись трупы убитых нами людей, около 12 человек, не считая женщины и бедного Магомета, которого убила моя пуля. Слева какие-то люди связывали руки оставшимся в живых людоедам и скрепляли их парами.

Негодяи покорились своей участи спокойно, хотя этому спокойствию мало соответствовали их горевшие яростью глаза. Перед пленниками стоял старик Биллали, следивший за операцией. Он выглядел усталым, но походил на патриарха со своей развевающейся бородой и смотрел на пленников так холодно и безучастно, словно перед ним были быки, которых готовились вести на бойню.

Потом он обернулся, заметив, что я сижу, подошел ко мне и очень любезно выразил надежду, что мне лучше. Я ответил, что у меня болит и ноет все тело. Он наклонился и осмотрел рану Лео.

— Скверный удар! — произнес он. — Но копье не задело внутренностей! Он поправится.

— Я рад, что ты вернулся, отец! — ответил я. — Еще минута, и все было бы кончено! Эти дьяволы хотели убить нас, как убили нашего слугу!

Я указал на Магомета.

Старик стиснул зубы, и страшная злоба сверкнула в его глазах.

— Не бойся, сын мой! — ответил он. — Их постигает такая участь, о которой страшно говорить. Они пойдут туда, где живет «Она», и их мучение будет достойно ее величия. Этот человек, — он посмотрел на Магомета, — умер прекрасной смертью в сравнении с той, которая ожидает этих шакалов. Расскажи мне, пожалуйста, как это случилось.

В нескольких словах я передал ему все, что произошло.

— Да! — произнес он. — Да, сын мой, у нас существует обычай: если чужеземец приходит в нашу страну, убить его, надев ему на голову раскаленный горшок, и потом съесть!

— Странное гостеприимство, — заметил я, — в нашей стране мы приветливо встречаем чужеземцев, поим и кормим. А вы съедаете их!

— Таков обычай! — ответил Биллали. — Я сам думаю, что это дурной обычай! Мне не нравится вкус мяса чужеземцев, особенно, если они долго бродили по болотам и питались дичью! — помолчав, добавил он. — «Та, которой подчиняется все» приказала пощадить вашу жизнь, но ничего не сказала о черном человеке, а эти люди — настоящие гиены, они захотели попробовать его мяса, и эта женщина, — ты верно сказал, — внушила им надеть на него раскаленный горшок. Лучше бы этим злодеям не родиться на свет, чем увидать ужасный гнев «Той, которой подчиняется все»!

— Счастливы те, которые умерли от нашей руки!

— Да, — продолжал он, — вы хорошо дрались. Знаешь ли ты, длиннорукая обезьяна, что раздавил все кости у обоих противников, словно скорлупу от яйца? А молодой лев — он боролся с целой толпой. Троих он убил, а четвертый умирает, потому что его голова раздроблена. Это был чудесный бой, и я стал вашим другом, ибо люблю храбрых людей. Скажи мне, сын мой, — твое лицо так напоминает обезьяну, — как случилось, что ты убил этих людей? Мне сказали, что вы произвели шум и убили их.

Я кратко объяснил Биллали все, что мог, но чувствовал себя усталым и говорил только потому, что боялся обидеть его. Растолковал ему, что такое порох и оружие. Тогда он попросил меня выстрелить в одного из пленников, чтоб показать ему на деле действие пороха и, кстати, воспользоваться случаем отомстить одному из негодяев. Биллали был очень удивлен, когда я пояснил ему, что мы не привыкли спокойно стрелять в людей, что мы предоставляем мщение закону и Господу Богу. Я добавил, что когда поправлюсь, возьму его с собой на охоту и он убьет какое-нибудь животное. Он обрадовался моему предложению, словно дитя — обещанной новой игрушке.

Лео открыл глаза после того, как Джон влил ему в горло немного водки, и мы замолчали.

Потом мы снесли Лео, который был в очень плохом состоянии, и положили в постель. Джон и Устана поддерживали его. Я готов был расцеловать добрую девушку за ее мужество, за то, что она рисковала своей жизнью, спасая моего мальчика. Но Устана была строгая молодая особа, с которой нельзя было позволить себе никакой вольности. И я подавил свои чувства. Разбитый, измученный, но с сознанием безопасности я залег в свою нишу, не забыв поблагодарить Провидение от всего сердца за свое спасение. Немногие из людей были так близко от смерти и так счастливо избежали ее!