– Кто против? – Иван со вздохом поднял руку и изрек: – Принято большинством голосов. – Что ж, я не смею спорить. Вяжи ее, мужики!

– Ой дурак! – завопила Алена, вынимая из-под подола кочергу. – Ну попробуйте, возьмите!

И завязался лютый бой. Куда там печенегам да половцам! Земля дрожала от ударов кочерги и богатырских оплеух. Но вновь смекалка Алеши, находчивость Ивана, силушка Ильи и реплики Кубатая одержали верх.

Алена была связана, стащена с коня и уложена на дорогу. Друзья сели рядом и стали грустно считать потери.

Из потерь были в наличии: выбитый у Ильи зуб, слегка погнутый меч-кладенец и прикушенный мудрецом язык. Хитрый Попович, как всегда, вышел сухим из воды.

– Что делать с ней будем? – вопросил Илья, грустно глядя на Алену.

– Юбьем, – кровожадно, но косноязычно предложил Кубатай. – Язик я изя нее куснул.

– Не беда, заживет, – похлопал мудреца по плечу Алеша. – Что, Илья, казним Алену?

– Люба она мне, – вздохнул Илья. – Люба… Алена, пойдешь за меня?

Алена хранила гордое молчание.

– Есть в Киев-граде старый пруд, – задумчиво произнес Иван. – Каштаны там цветут. Бамбуки там цветут. И тут…

– Предлагаешь чего? – полюбопытствовал Алеша.

– Сорвать пару бамбучин да и высечь девку!

– Ты что, предсказание забыл? – возмутился Илья.

– А каков у нас выбор? Либо убить, либо высечь. Решай!

Илья схватился за голову. Выбор давался ему нелегко.

– Плюнь на суеверия! – обретая прежнюю сноровку, воскликнул Кубатай. – Я тоже за розги! Сперва погорячился, теперь самому стыдно. Высечем, да и дело с концом!

Со вздохом поднявшись, Илья побрел к бамбуковой рощице. Отломил пару крепких бамбучин, вернулся к друзьям и с надеждой спросил:

– Может, сказать чего хочешь, Алена?

– Не ради тебя, суеверного, не ради друзей твоих жестокосердных! – гордо тряся головой, заявила Алена. – Ради Руси! Скажу! Гапон у Кащея советником стал! Науськивает его на Русь войной идти! Побейте Кащея, герои!

– За предупреждение – спасибо, – рассудил Илья. – За патриотизм, пусть и запоздалый, будем сечь, не снимая юбки.

Он помотал в воздухе бамбуковой хворостиной.

– Может, не надо? – робко спросила Алена.

– Надо, Алена, надо, – со вздохом ответил Илья. – Бери розгу, Алеша…

– А? – промолвила Алена при первом ударе. – А… А. А! А-а-а!!!

Работа спорилась. Иван-дурак громко отсчитывал удары, два богатыря секли пленницу, Кубатай рассказывал всем присутствующим историю телесных наказаний от первобытного общества и до наших, просвещенных, дней. Толмач Смолянин пугливо прикрывался рукой, нервно прихихикивая при каждом ударе.

– Тридцать три! – воскликнул наконец Иван. – Довольно, друзья!

Алеша, уже занесший хворостину для очередного удара, галантно приподнял Алену с земли и сказал:

– Миледи, мы сожалеем, что причинили вам некоторые неудобства.

– Какая я тебе, козел, миледи! – воскликнула со слезами Алена. – Видеть вас не хочу! Залезу на дуб, как папенька, да и помру там!

– От чего помрешь-то? – жалостливо спросил Смолянин. – Ты ж свистеть не умеешь, богатыри тебя не обидят.

– От голода! – отрезала Алена и направилась к ближайшему дубу.

Друзья долго смотрели ей вслед. Потом Кубатай нарушил молчание:

– Делу время, потехе – час. В путь?

– В путь… – вяло откликнулись богатыри.

Минут десять шли молча. Только Илья вздыхал да оглядывался назад. Потом спросил:

– Иван, скажи, но ведь у нас не было другого выхода? Или высечь Алену, или казнить. Так?

– В общем, да, – сказал Иван. – Правда… Ну, это не по-богатырски.

– Чего не по-богатырски?

– Можно еще было поверить Алене да и отпустить с миром, – признался Иван. – Но это бы весь драматизм напрочь убило.

– Иван! – вскричал Илья. – Дай-ка самобраночку!

– Зачем? – заподозрил неладное дурак.

– Ты дай…

Получив самобранку, Илья остановился.

– Вам она уж не понадобится, недолго идти осталось. А мне все ж полегче.

– Чего полегче?

– На дубу с Аленой сидеть, – грустно признался Илья. – Будем с ней на брудершафт пить. Для примирения.

– Дезертир! – ахнул Алеша.

– Но-но! – возмутился Илья. – Сердцу не прикажешь! Наказали мы Алену, но не могу я ее так просто на дубу бросить. Залезу рядышком, расстелю самобраночку да и займусь перевоспитанием. Удачи вам, други!

И, не оборачиваясь боле, двинулся он обратно.

– Ну и дела, – растерянно сказал Алеша. – Вот как повернулось…

Следующим препятствием на пути к замку Кащееву стал лес дремучий, вековой. Как из-под земли вырос он перед нашими путниками. И хоть не видно было окрест ничего подозрительного, каждому не по себе стало.

– Кубатай, – обратился Иван к кавказцу, – может быть… это… – Тут он вспомнил Князевы речи мудреные. – Мы пойдем другим путем?

– Нет, – ответил Кубатай. И все. Спорить было явно бесполезно.

– Пить хочу, – пожаловался Алеша.

– Потерпим, – ответил Иван, обходя здоровенный мухомор. – Спешить надо.

– Вот всегда вы так, – обиженно сказал Алеша и в сердцах рубанул мечом по стволу дерева. Дерево рухнуло, оставив торчащий из земли пень метра полтора в обхвате.

И тут путники остановились. Навстречу, держась на задних лапах, шел медведь. Иван взялся за булаву, но по тому, как хмуро и лениво двигался зверь, почувствовал, что никаких враждебных действий тот предпринимать не склонен.

И действительно. Не обращая на людей ни малейшего внимания, медведь прошел мимо. За плечами его висела котомка. Поравнявшись с оставленным Алешей пнем, животное спросило само себя:

– Может, сяду на пенек да съем пирожок?

Из котомки высунулась пара давно не мытых косичек.

– Высоко сижу, далеко гляжу! Не садись на пенек, не ешь пирожок!

– Вот глазастая, – огорчился медведь и поплелся дальше.

– Тупой, – сочувственно заметил Смолянин. И путники двинулись своей дорогою.

В земле стали видны глубокие следы, наполненные зеленовато-коричневой водой.

– Пить хочу, – снова пожаловался Алеша, отставая от остальных. Не успел Иван ему ответить, как услышал за спиной жадное бульканье.

Иван обернулся. Припав к земле, Алеша жадно пил воду из углубления. Почуяв недоброе и вспомнив Вохино предсказание, Иван крикнул:

– Не пей, Алешенька!

Но было поздно. На том месте, где только что был богатырь былинный, теперь стоял козленочек беленький.

– Ме-е-е, – сказал он виновато и, повиливая куцым хвостиком, подбежал к остальным.

– Что же ты наделал, Алешенька? – горестно вскричал Иван. – Один ты, богатырь, со мной оставался, а с этими-то басурманами, – кивнул он на Кубатая со Смолянином, – куда ж я пойду теперь? Как с Кащеем воевать буду?

– Не печалься, Ванечка, – ответил козленок человеческим голосом. – Слышал я про такие истории. Да забыл. Это Бабы-яги проделки. Двинемся дальше, авось встретим ее, расколдовать заставим.

– А коли не встретим?

– Искать надо, – заявил Кубатай.

– Так сроки, сроки поджимают! – напомнил Иван истерически. Замолчал, а потом, приняв решение, сказал твердо:

– Два часа нам на поиски. Найдем – хорошо. Не найдем – один к Кащею пойду. А вы с Алешей останетесь.

– Брось, Ванечка, – блеющим голоском молвил козленок. – Идите втроем на Кащея, не пропаду!

Тут из глубины леса раздался грозный звериный рык. Козленок, жалобно хныкая, припал к земле.

– Молчал бы уж! Богатырь… – язвительно сказал Иван. – «Не пропаду я…» Айда Ягу искать. И смотри не отставай ни на шаг.

Сперва козленок послушно семенил возле Ивана. Но вскоре стал забегать вперед и возвращаться, держа в зубах то василек голубенький, то земляничку и блея восторженно: «Ванечка, Ванечка, глянь какой цветочек!» – или: «Откушайте ягодки, добры молодцы!..»

Иван скрипел зубами, но помалкивал. Недосуг ему было с козленком несмышленым пререкаться. Другая кручина одолевала его: легко сказать, «два часа на поиски», да где искать-то ее – Бабу-ягу?