Открытый люк. Затормозить, ухватиться за край. Потом протолкнуть внутрь потерявшего сознание человека, втащить за собой кольца шлангов.

– Подтащи его поближе к воздухоотводнику, – крикнул он, расстегивая пояс, который соединял его с астроскафом, освободился и заставил себя задержаться, чтобы застегнуть страховку, прежде чем нырнуть в люк. Самое последнее действие – закрыть клапаны и отсоединить подачу воздуха от астроскафа. Задержав дыхание, не тратя времени на присоединение к подаче воздуха внутри, закрыть люк.

Белый снег испарился, когда в отсек начал поступать воздух Надя склонилась над неподвижным телом Патрик подскочил к манометру. Четверть атмосферы, вполне достаточно. Когда он поворачивал маховик на люке, ведущем в пассажирский отсек, его с силой отбросило назад воздухом, ворвавшимся в лишь частично разгерметизированное помещение. Надя снимала с Элая шлем. Патрик обнаружил, что все еще сдерживает дыхание, тоже поскорее скинул шлем и вдохнул полной грудью.

– Коретта, немедленно сюда, – позвал Патрик.

– Что у вас такое с давлением? – спросила она, пробираясь в люк.

– Это Элай, у него перерезало шланг.

– Пустите меня. Кто-нибудь, принесите из моей аптечки большую зеленую металлическую коробку.

– «Прометей», у вас критическое положение с доктором Броном, – в громкоговорителе раздался голос из Центра управления. – Медицинский контроль сообщает об остановке дыхания, сердечная деятельность тоже ослабевает.

– Дайте мне сведения о дыхании, пульсе и работе сердца, – попросила Коретта, надевая на Элая кислородную маску и открывая клапан. – Снимите с него этот костюм, чтобы можно было сделать искусственное дыхание.

Она бросила кислородный баллон и прижалась губами ко рту Элая, зажав ему рукой нос. То был знаменитый «поцелуй жизни», ибо Коретта заметила кристаллы льда на коже Брона.

– У нас есть рекомендации медицинской бригады. «Прометей», вы готовы записывать?

– Пишу, – отозвалась Надя, вынимая из кармана блокнот. Патрик тяжело осел; он бы упал, если бы не невесомость, последнее усилие совершенно доконало его. Коретта склонилась над неподвижной фигурой, Григорий наблюдал молча.

– Что же... с ним будет? – потрясение спросил Григорий. Ни у кого не хватило духу ответить.

– Мистер, уже четверть одиннадцатого. Смитсоновский институт, верно, часов пять как закрыт. Там нет никого.

Шоферу такси, дружелюбному негру лет пятидесяти, не хотелось среди ночи бросать такого приятного старичка в центре Вашингтона. Да еще когда вокруг полно бандюг и всякой швали.

– У меня там приятельница работает, – терпеливо объяснял профессор Вейсман, крепко сжимая свой портфель.

– Боюсь, она теперь уже дома.

– Я в этом уверен, но кто-нибудь здесь должен знать ее адрес или номер телефона.

– А в телефонной книге смотрели?

– Не указан.

– Садитесь-ка лучше. Мы подъедем туда, может, вахтера найдем. Не хочется мне бросать вас здесь – уж больно час поздний.

В этот поздний час от вокзала Юнион до Смитсоновского института ехать было недолго. Вскоре он возник перед ними – здание из красного кирпича в викторианском стиле, похожее на крепость и казавшееся довольно неуместным среди своих ультрасовременных соседей. Шофер притормозил у входа и внимательно вгляделся в темноту, прежде чем открыть заднюю дверь.

– Вон там, под фонарем, ночной звонок, а на улице вроде пока все тихо,

– сказал он.

– Спасибо, не стоило так беспокоиться, – сказал Вейсман, выбираясь из машины.

– Есть причины. Вчера ночью на девчонку напали и убили всего за квартал от Белого дома. Это вам не Фансвилл.

– О Господи. Спасибо, – Вейсман пошел быстрее, чем обычно, и, запыхавшись, подошел к двери. Он нажал на звонок и слушал, как его звук глухо разносится в глубине здания. Вахтер появился через минуту. Его огромный живот выпирал из-под голубой форменной рубашки, он держал руку на рукоятке пистолета, медленно подходя к двери.

– Что надо? – крикнул он через стекло, не отпирая. – Закрыто.

– Мне нужна доктор Трайб.

– Она домой ушла, утром приходите.

– Мне нужно видеть ее сейчас. У вас есть ее адрес или домашний телефон?

– Слушайте, мистер, мы ночью не работаем. И таких сведений не даем. – Вахтер пошел было прочь, но, когда снова раздался звонок, неохотно вернулся.

– Вы что, не понимаете? У меня чрезвычайные обстоятельства, речь в прямом смысле о жизни и смерти. Можете вы позвонить доктору Трайб и сказать ей, что профессор Вейсман здесь и должен немедленно увидеться с ней? Она знает меня.

С явной неохотой нарушая заведенный порядок, вахтер согласился, но, пошлепав к телефону, дверь так и не открыл. Вейсман стоял на ступенях, с тревогой вглядываясь в темноту, а минуты шли. Шофер наблюдал за ним и грустно качал головой. И окно держал закрытым, несмотря на ночную духоту. Сторож вернулся меньше чем через пять минут, но Вейсману они показались вечностью.

– Доктор Трайб велела вам ехать к ней, и я ей сказал, что вас ждет машина. Адрес – 4501, Коннектикут-стрит.

– Да, спасибо, большое спасибо.

Вейсман радостно плюхнулся под безопасный кров автомобиля и, пока они ехали, прикладывал руку ко лбу. К тому времени как они пересекли мост в парке Рок-Крик, ему стало лучше. Доктор Трайб знает, что делать.

Она заставила его сесть и выпить чашку кофе, а сама слушала, пока он все не объяснил. Про свой кофе она и забыла. Выслушав его, она схватила бумаги и уставилась в них невидящим взглядом.

– Вы уверены, Сэм, абсолютно уверены?

– А какой еще может быть ответ? Вот цифры, фотографии, все перед вами. Другого вывода быть не может.

– Нет, конечно, нет. Вы кому-нибудь еще говорили об этом?

– Никому. Я понятия не имел, кому об этом рассказывать, а нескольких людей, кому я звонил, чтобы посоветоваться, не оказалось дома. Я просто зашел в тупик. И подумал, что вы, находясь в Вашингтоне, сообразите, как поступить.

– Конечно, – она встала и пошла к телефону. – Я знакома с помощником госсекретаря. Он подъедет на своей машине и отвезет нас туда.

– Туда? Куда? – Вейсман устал и выглядел растерянным.

– В Белый дом, разумеется. Только президент имеет право действовать, получив подобную информацию.

– Он дышит, – сказала Коретта. – Больше пока сказать ничего не могу.

Она посмотрела вниз, на неподвижное тело Элая Брона.

Его пристегнули к стойке и накрыли несколькими спальными мешками для тепла. Лицо у него было бледно-восковое, он не шевелился. Все сгрудились вокруг. Патрик плавал свободно, остальные закрепились внизу и молчали.

– Он так и будет без сознания? – спросил Патрик. Коретта кивнула.

– Да. Он перенес тяжелый шок, переохлаждение кожного покрова лица и век, остановку дыхания, кислородное голодание – именно последнее и беспокоит. В Центре управления прикинули время по записям нашей связи с ними и по показаниям биодатчиков. С момента аварии до того, как я начала делать искусственное дыхание, прошло почти четыре с половиной минуты.

– Я шел так быстро, как только мог…

– Патрик! Никто тебя не винит. Как раз наоборот, сомневаюсь, чтобы кто– то другой сумел принести его так быстро. Я не это имела в виду. То время, пока он не дышал. Нет дыхания – нет кислорода. Большая часть человеческих органов может обходиться без кислорода довольно долго.

– Мозг не может, – сказал Григорий.

– Верно. Возможно, в мозгу произошли необратимые изменения. Но мы не узнаем этого, пока он не придет в сознание, – Коретта заколебалась, потом добавила:

– Если вообще придет.

– Так плохо? – спросила Надя.

– Боюсь, что да.

– Ну ладно, – Патрик глубоко вздохнул. – Он твой пациент, Коретта, я знаю, ты сделаешь все возможное. Тебе нужна какая-нибудь помощь?

– Нет, я смогу справиться сама.