– Я узнал этих Морских Ястребов: они пытались увести меня из зала во время второго тура. Они были одеты в форму лакеев Императора, – вспомнил Бублик.

Посол кивнул.

– В неразберихе, что царит во время турнира, они могли успешно выдать себя за кого угодно. Хоть за самого Императора, – добавил он ехидно, видимо оставаясь невысокого мнения о страже дворца.

– Как хорошо, что неприятности уже позади! – сказала тётушка Гирошима.

Тётушка Гирошима ошиблась.

Тяжёлые Шаги, они же Морские Ястребы, оказались на удивление настырными.

Из дворца они улетучились, но пакость напоследок сделали: поздно вечером загорелась кладовая. В ней пылали облитые маслом продукты, плавились мешки с сахаром, горели мешки с орехами, ящики с сухофруктами.

Когда Оранжевый Платок сбежал, никто не догадался, что повара, караулящие у кладовой, не знают о последних событиях.

Оранжевый Платок на клочке бумаге почерком Главного Повара легко изобразил распоряжение и пошёл с ним к караульным.

Он сказал, что Главный Повар вернулся и требует продукты.

Повара беспрепятственно пропустили пирата в кладовую и, прикрыв за ним дверь, продолжили играть в карты.

Оранжевый Платок открыл бочонки с подсолнечным, арахисовым, оливковым, ореховым, маковым, конопляным, соевым маслами и стал поливать продукты. Пустые бочонки свалил в дальнем углу, облил ромом и аккуратно запалил рядом свечу.

И удалился, прихватив на память два ведра варенья и горсть цукатов.

Повара закрыли за ним тяжёлую дверь, навесили громадный замок и продолжили игру.

Свеча горела, горела… – в рассчитанное Оранжевым Платком время подожгла пустой бочонок.

Бочонок разгорелся не сразу, но когда запылал, за ним вспыхнули другие, – и вскоре горела вся кладовая.

Когда из-под двери стал просачиваться едкий дым, караульные, наконец, забеспокоились, открыли дверь, – получившее приток свежего воздуха пламя забушевало с новой силой.

Тушили пожар всю ночь.

Повара только успевали подтаскивать к кладовой воду.

Дворцовая стража искала Морских Ястребов, лишних людей не было, поэтому команде Акватики никто не помогал, ведь по каменным коридорам пламя не могло распространиться далеко. Дворец был в безопасности. А акватиканцы спасали своё имущество.

Хорошо, что Главный Повар был без сознания: вынести, как горят заботливо отобранные для конкурса продукты он бы, наверное, не смог.

На полу кладовой образовались лужи расплавленного сахара вперемешку с вытекшим из лопнувших бочонков вареньем. Дочиста сгорели грецкие орехи, миндаль, фундук, арахис и фисташки. Ничего не осталось от цукатов и мармелада.

Уцелел лишь глиняный кувшин с содой.

Повара измазались в чёрной липкой саже от макушки до пяток, пытаясь хоть что-то спасти, – но бесполезно.

Угрюмые и смертельно уставшие, они собрались на кухне, где их ждали посудомойки и поварята.

– Вот! – поставил почерневший кувшин с содой на стол старший помощник Главного Повара. – Это всё.

– А четвёртый тур? – спросил испуганно поварёнок Укроп.

– Без нас перебьются, – проворчал повар. – Отсоревновались.

Повара отправились спать, а поварята побежали в лазарет к тётушке Гирошиме.

Но ей было некогда.

Главному Повару стало хуже и она суетилась около больного.

– Нет, ребята, – сказала лекарша, выслушав поварят. – Похоже, нам в четвёртом туре не участвовать. Вот подумайте: продуктов нет, повара после пожара никакие. Я от раненого отойти не могу. Разве что сами что-нибудь придумаете… Да если и не придумаете – не расстраивайтесь. Мы честно прошли три тура, прошли бы больше, если бы не эти подлецы!

Поварята побрели на кухню держать совет.

– Давайте, и правда, хоть что-нибудь состряпаем! – сказал поварёнок Огурчик. – Только что мы можем сделать?

– А продукты какие остались? – спросил Укроп.

Кинулись проверять шкафы, полки и кастрюли.

– Три булки хлеба, лапша, лук и морковка, специи, – уныло перечислил Огурчик. – Из этого набора ужин хороший не приготовишь, не то что блюдо на конкурс. Сахара ни крупинки, ни яиц, ни муки, оливкового масла три ложки. Тётушка Гирошима была права.

Поварята приуныли.

– Давайте хоть сухарей насушим… – с горя предложил Бублик. – Подсолим их, поперчим, ещё чего-нибудь добавим. Чтобы были остренькие и хрустящие.

– С ума сошёл? – накинулись на него поварята. – Там все торты выставят до небес, пирожные и печенья невиданные, а мы – сухари.

– А что тогда? – невинно спросил обидевшийся Бублик.

И наступила тишина, больше ничего не придумывалось.

– Можно размочить лапшу и из получившегося теста нажарить лепёшек, – предложил Укроп. – Они тоже вкусные.

– Ты умеешь жарить на трёх ложках масла? – спросил Огурчик.

– Сам дурак, – отозвался Укроп.

– От дурака слышу! – огрызнулся Огурчик.

– Оба вы дураки, – вставил Бублик.

– А ты молчи! – закричали хором Укропчик и Огурчик. – Ты ещё больший дурак, чем мы вместе!

Через пять минут дураками были все и по кухне каталась куча мала, в которой каждый, пихаясь руками и лягаясь ногами, старался доказать остальным, что он не дурак.

Когда потасовка кончилась, поварята разобрали с пола помятые и испачканные колпаки, нахлобучили их и дружно решили сделать сухарики по рецепту Бублика.

Четвёртый, финальный поединок задумывался устроителями как самый роскошный.

Круглый зал убрали с особой пышностью.

На этот раз все команды должны были присутствовать в зале от начала до конца, пока Император вместе со своими советниками определяют победителя.

Акватиканская команда не собиралась присутствовать при собственном позоре, чего бы там всякая мелочь не настряпала.

Решили послать в круглый зал поварят, раз уж они старались и парочку поваров, присматривать за мелюзгой.

Поварята приоделись, взяли своё блюдо с сухариками, и пошли на четвертый тур.

В круглом зале были в сборе все команды, дожидались только Акватику.

Поварята поставили одинокое блюдо на скатерть и столпились за своим столом. Повара встали поодаль, всем видом показывая: они здесь ни при чём.

Горнисты сыграли сигнал внимания. Барабанщики подхватили, выбивая палочками такую дробь, что круглый зал завибрировал, словно огромный барабан.

Окружённый советниками и свитой, появился Император, держа в одной руке скипетр, подозрительно похожий на венчик для взбивания яиц, а в другой державу, напоминающую кекс, облитый глазурью и украшенный цукатами.

Император сел на трон и начал говорить очередную речь.

Ради финала он растянул её на час, но потом всё-таки началось то, из-за чего все собрались: Император положил скипетр и державу, сошёл с возвышения и двинулся по залу, обходя столы с шедеврами и пробуя выставленные сладости.

Советники потянулись за ним. Замыкал шествие одетый в чёрное Канцлер, который, похоже, сильно похудел за время турнира.

Император пробовал всё подряд. Лицо его то сияло, то становилось задумчивым.

Следом советники припадали к попробованному Императором блюду, а уж после них мало что оставалось даже Канцлеру.

Канцлер жевал печенья и пирожные с видом крайнего отвращения, словно ему специально подсовывали что-то несъедобное. Он заметно отставал от советников, держа дистанцию в один свободный стол.

Увидев предоставленные Акватикой сухарики, Император пожал плечами, и прошёл мимо.

Советники из вежливости брали по сухарику, но было ясно, что все они поставили Акватику на последнее место.

– Ор-ри-ги-наль-но… – пророкотал один, тот самый, что уговаривал тётушку Гирошиму потанцевать, и поспешил к следующему столу.

Поварята повесили головы, хотя знали, так и будет.

Император и советники собрались на возвышении и обсуждали кандидатуру победителя кулинарного турнира, когда Канцлер дошёл до акватиканского стола.