Разобраться в доказательстве Ансельма надо с некоторым напряжением мыслительных способностей. Юными схоластами оно, вероятно, выучивалось наизусть и декламировалось нараспев.

Итак, есть существо, которое нельзя себе мыслить несуществующим. (Ну что же, согласимся с этой посылкой. Например, самого себя мне как-то тяжело мыслить несуществующим.) Обозначим его буквой Б.

Далее говорится, что есть существа, которых можно мыслить несуществующими. И с этим согласимся. Скажем, можно мыслить несуществующей собаку с тремя хвостами. Обозначим это существо С.

Ансельм говорит: Б выше С. Что под этим понимается? Выше по росту, по значимости, по цене?.. Не очень ясно. Ну да ладно, пусть Б будет выше С во всех отношениях.

Впрочем, почему? А может быть, треххвостая собака выше?

Да, нельзя сказать, чтобы посылки доказываемой теоремы были очевидны. Ну, а сама теорема?

Она вполне безупречна. Вот она: Б не может не существовать, поскольку это противоречит определению Б.

Я закончу главу, сказав несколько слов по поводу морального доказательства известного философа Иммануила Канта (1724–1804 гг.). Кант исходил из того, что моральный долг человека является его врожденным свойством.

Если бы это было так, если бы опыт показал, что высокая мораль не есть продукт воспитания, то это было бы сильным доводом в пользу существования господа бога. Но на самом деле ребенок – это чистая доска, и законы его поведения пишет на ней семья и общество, в которых ребенок растет. Так что бога нет? Никаких следов!

Нa этот вопрос отвечает в недавно увидевшей свет книге «Вера, разум и существование» профессор религии Колумбийского университета Джон Хатчисон. Это очень образованный мужчина. Список цитированной им литературы включает в себя произведения всех виднейших современных философов и естествоиспытателей, посвященных общим проблемам жизни на Земле и во вселенной. Автор превосходно знаком со всеми возражениями современного атеизма и смело идет им навстречу. В легкой, занимательной и отчетливой форме он знакомит нас с той позицией, на которую вынуждены сейчас становиться просвещенные теологи.

Главная задача автора – показать, что между наукой и библейской верой нет никакого противоречия. Чтобы приблизиться к этой цели, Д. Хатчисону приходится прежде всего выразить сожаление о прошлых небольших недоразумениях: об обвинении Коперника Мартином Лютером, об осуждении Галилея святой инквизицией, об упорной защите текста библии по поводу сотворения мира, об отказе принять дарвиновскую теорию эволюции…

Оказывается, церковь совершила эти ошибки лишь по одной причине – она не сумела провести четкую линию, разделяющую науку и религию. Где ж проходит эта граница?

На это вы получаете ответ. Наука является основой (почти дословная цитата) традиционных знаний, ремесел и искусств каждодневной жизни. Она простирает свои руки от земледелия до навигации, от строительства до медицины. Наука систематизирует все наши знания о мире и передает их от поколения к поколению.

Неплохо. Что же остается на долю религии? Оказывается, это фундаментальная оценка культуры, воплощенная в мифах, ритуалах и этике. Кроме того, она включает в себя отношение человека и культуры к тому неизвестному, которое лежит за границей науки и научного контроля.

Если расшифровать это туманное заключение, то получится следующее: на долю религии остается пропаганда библейских мифов (это и есть фундаментальная оценка культуры, воплощенной и пр. и пр.) и пропаганда веры в бога (который и есть неизвестное, лежащее за границей науки). Впрочем, несколько ниже Хатчисон более ясен и говорит, что на долю религии остается определить, что такое хорошо и что такое плохо, а также оценивать реальный мир как целое.

Первое вполне понятно, а второе – типичное пустословие.

Итак, церковь борется лишь за одно – за признание права издания морального кодекса. Право же, ради столь простого вывода не стоило писать толстую книгу. Что же касается морального кодекса, то пастор прав в том, что этические суждения, являясь суждениями долженствования, не относятся к классу утверждений естествознания. Однако ему не хочется думать, что наука, и только она, способна разработать пути к достижению святой цели – сделать людей счастливыми.

Тяжело стало церкви воевать за монопольное право предписывать людям их правила поведения. Но трудности современных теологов этим не ограничиваются. Они отчетливо понимают, что церковь рухнет, если она не станет бороться за ритуалы и мифы, с помощью которых создаются религиозные традиции, позволяющие сплотить верующих около пастора. А так как библия не может быть принесена в жертву современной науке, то ей надлежит дать современный комментарий.

В одном из параграфов отчетливо излагаются взгляды на бога и человека, от которых отказаться нельзя. Новизны здесь нет. Есть бог, и он творит историю. Люди и нации находят смысл своего существования в исполнении воли божьей. Бог один, и представителей на Земле у него нет. Пути господни по-прежнему неисповедимы. Каждому человеку дано лишь чуть-чуть света, чтобы ему была ясна его роль в истории. Кроме того, ему дана вера, что некая скрытая от него цель у истории имеется. Большего не дано. Приводится даже для ясности сопоставление роли человека в истории с ролью музыканта симфонического оркестра, который знает лишь свои ноты, но не партитуру симфонии.

Бог – творец и судья. Что касается акта творчества, то понимать его надо небуквально. Эволюция сама по себе, а божьи дела сами по себе. Допытываться, трудился ли бог над своим созданием три миллиарда лет или работа над превращением обезьяны в человека совершена в мгновение, – это неприлично и означает непонимание духа современной религии. Что же касается изгнания из рая, то оно произошло тогда, когда… человек возгордился и вообразил себя богом. Детали с Адамом, Евой и змием несущественны.

Пастор соглашается, что интеллигентного человека XX века не устрашишь приближением судного дня. Не верит, и баста. Автор сокрушается по этому поводу, и призывает верить в конец вещей, и пытается доказать, будто это можно совместить с наукой.

Что же касается взглядов на сущность человека, то они мало изменились. Для церкви человек сочетает в себе образ бога, образ творения бога и образ грешника. Оправданием этого утверждения является человеческая история. (Можно пойти автору навстречу и рассматривать сию краткую характеристику человека как некоторую поэтическую мысль.)

Вот и всё, что нам смог предложить профессор Хатчисон. Скажем прямо – немного.

Перейдем теперь к другой теме. Речь пойдет об очень простых с виду утверждениях, касающихся самых различных событий, происходящих в мире.

Начнем с явных несуразностей. Сказать: его дом наводится слева – значит ничего не сказать. Так же точно бессмысленно утверждение: это дерево видно под углом тридцать градусов. Ясно, эти фразы бессмысленны по той причине, что не указана реальная обстановка, для которой такие утверждения делаются. Если мы не укажем, по отношению к чему слева расположен дом и с какого места дерево видно под углом тридцать градусов, то наши утверждения будут лишены содержания – в жизни им ничего не соответствует.

Разумеется, сказанное не вызывает сомнения даже у самого наивного читателя. Но уже фразы «Камень падает по вертикали» или «Друзья встречались всегда в одном и том же месте» кажутся вполне осмысленными. И это происходит лишь по той причине, что говорящий молчаливо предполагает вполне определенную обстановку наблюдения этих явлений. Он, скажем, сидит перед своим домом на крылечке и все события отмечает с этой естественной позиции.

Однако физики с давних времен стали подчеркивать, что всякие суждения о движении и о месте в пространстве становятся осмысленными лишь тогда, когда будет указана система координат, по отношению к которой фиксируется покой или движение тела. Указывать на это обстоятельство совершенно необходимо. Если этого не делать, то люди, мучающие семь мудрецов вопросами, будут приставать к ним, желая выяснить: «А как двигался камень на самом деле?»