Еще один [топ], общий при тяжбах и совещаниях, [заключается] в рассмотрении обстоятельств, способствующих и препятствующих, а также тех, под влиянием которых люди что-нибудь делают или избегают делать; таковы обстоятельства, при наличности которых нужно делать что-нибудь, а при отсутствии — нужно не делать, например, если что-нибудь возможно, легко и полезно или для самого человека, или для его друзей, или же вредно и невыгодно для врагов, или же если наказание [за проступок] меньше самого проступка. Люди побуждают, исходя из этих [мотивов], и отклоняют, исходя из [мотивов] противоположных. Исходя из тех же самых [мотивов], люди обвиняют и оправдываются: оправдываются, опираясь [на обстоятельства], препятствующие [совершению чего-нибудь], и обвиняют, опираясь на [обстоятельства] способствующие. Этот способ составляет все искусство Памфила и Каллиппа.

Еще один [топ получается] из вещей, которые, по-видимому, совершаются, но кажутся сами по себе невероятными; [топ этот основывается на том], что данные вещи не представлялись бы такими, если бы они не существовали или не были близки [к осуществлению]. И еще более [он основан на том], что люди верят в то, что существует или что правдоподобно; если же что-нибудь не возбуждает доверия и неправдоподобно, то оно все-таки может быть истинным, ибо вещь представляется такой [то есть истинной], не потому что она возможна и правдоподобна, как например, сказал Андрокл из Питфы, осуждая закон, — когда в ответ на его слова раздался шум: законы нуждаются в законе, который бы их исправил, потому что и рыбы нуждаются в соли, хотя представляется невозможным и неправдоподобным, чтобы нуждались в соли существа, питающиеся соленостью, — и оливы [нуждаются в масле, хотя кажется невероятным, чтобы в масле нуждалось] то, из чего масло происходит.

Другой [топ] — изобличительный [заключается] в рассмотрении противоречий, если какое-нибудь противоречие очевидно изо всех времен, поступков и речей, и его или [можно приписать] противнику, например: он говорит, что любит вас, а между тем он участвовал в заговоре тридцати — или [отнести] к самому себе, например: он говорит, что я люблю тяжбы, но не может доказать, чтобы я когда-нибудь вел хотя бы одну тяжбу, — или к самому себе и к противнику, например: этот человек никогда ничего не ссужал, а я освободил [от рабства] многих из вас.

По отношению к людям и вещам, о которых раньше действительно или по-видимому создалась клевета, есть еще один топ, заключающийся в изложении причины извращенного мнения, ибо [всегда] есть нечто, вследствие чего это так кажется. Так, например, о какой-то женщине, вследствие того, что она целовала своего сына, распространился слух, что она в связи с мальчиком, но когда была высказана причина этого, то клевета уничтожилась. И еще как в Феодектовом «Эанте» Одиссей говорит Эанту, почему он, будучи мужественнее Эанта, не кажется [таковым].

Еще один [топ проистекает] из причины, [он заключается в доказательстве], и что что-нибудь есть, если есть [его причина], что чего-нибудь нет, если нет [причины]; ибо причина и то, чему она служит причиной, сосуществуют, и ничто не существует без причины; так например, Леодамант, оправдываясь против обвинения Фрасивула в том, что имя его было начертано на колонне в Акрополе и что он стер надпись при Тридцати, сказал, что это не имеет смысла, ибо Тридцать более доверяли бы ему, если бы о его ненависти к народу было написано [на колонне].

Еще один [топ заключается] в обсуждении, нельзя ли было или нельзя ли теперь сделать иначе и лучше, чем советуют, или делают, или сделали, ибо очевидно, что если это так, то [человек] не сделал [того-то], так как никто добровольно и сознательно не предпочитает дурное. Но такое [рассуждение] неверно, ибо часто потом становится очевидно, как было лучше сделать, а сначала это было неясно.

Еще один [топ], когда люди намерены сделать что-нибудь противоположное сделанному раньше, [заключается] в рассмотрении вместе [того и другого], как, например, Ксенофан на вопрос Элеатов, нужно ли им приносить жертвы Левкофее и оплакивать ее, или нет, посоветовал не оплакивать [ее], если они считают ее богиней, если же человеком, то не приносить ей жертв.

Еще один [топ заключается] в обвинении или оправдании на основании сделанных ошибок, как, например, в «Медее» Каркина. Медею обвиняют в том, что она убила своих детей, ибо они не появляются; Медея совершила проступок, выразившийся в удалении детей. Она же оправдывается тем, что она убила бы не детей, но Ясона, что она сделала бы ошибку, не исполнив этого, если бы она и сделала другое. Этот топ и вид энтимемы составляли первоначально все искусство Феодора.

Другой [топ заимствуется] от имени, как, например, Софокл говорит: Это — точно Сидеро, к тому же и носящая это имя. Так обыкновенно говорят в хвалениях богам, так и Конон называл Фрасивула смелым на совет, и Иродик говорил Фрасимаху: ты всегда смел в борьбе, и Полу: ты всегда жеребенок. [Он говорил] также о законодателе Драконе: это законы не человека, а Дракона, так они суровы. И как Экава у Еврипида [говорит] об Афродите:

И как Херимон [говорит]:

Из энтимем большей известностью пользуются изобличительные, чем показательные, ибо изобличительная энтимема есть свод вкратце противоположных мнений, которые, находясь рядом, становятся яснее для слушателя. Но из всех силлогизмов — изобличительных и показательных — всего более впечатления производят те, которые с самого начала предугадываются слушателями, но не потому, что они поверхностны: (слушатели) сами радуются, заранее предчувствуя [заключение] — а также те, которые являются [в речи] так поздно, что слушатели понимают их, как только они произнесены.

Так как возможны случаи, когда одно есть силлогизм, а другое не есть [силлогизм], а только кажется [им], то, необходимо, также одно есть энтимема, а другое не есть энтимема, но кажется [ею], ибо энтимема есть некоторого рода силлогизм. Из топов кажущихся энтимем один касается способа выражения: один вид [этого топа заключается в том], чтобы как и в диалектике, окончательно выводить заключение, не построив силлогизма, [например]: итак, того-то и того-то нет, следовательно то-то и то-то необходимо есть. Такое рассуждение, сжатое и противоположное [энтимемам], кажется энтимемой, ибо такой способ выражения относится к области энтимемы. Он представляется [энтимемой] по самой схеме выражения. Для того, чтобы придать изложению силлогистическую форму, полезно приводить главные выводы многих силлогизмов, например, что он спас одних, отметил другим, освободил греков. Каждый из этих выводов доказан из других [положений], но если [эти выводы) соединить, то кажется, что и из них получается какой-то [вывод]. Другой вид энтимем [кажущихся] основан на сходстве названий, например, если сказать, что мышь — совершенное животное, так как от имени ее названо самое уважаемое из всех таинств, ибо мистерии — самое уважаемое из всех таинств. Или если кто-нибудь восхваляя собаку, сопоставит с ней небесное созвездие Собаки или Пана, на том основании, что Пиндар сказал:

Или из того, что «крайне позорно не иметь ни одной собаки», заключить, что, очевидно, собака — существо почтенное. Или если сказать, что Гермес самый общительный из всех богов, потому что он один называется «общим» Гермесом. Или если сказать, что речь (Лоуос;) выше всего, на том основании, что хорошие люди достойны уважения (Лоуои), а не богатства; это выражение «Лоуои o^iov» употребляется не просто [то есть не в одном только смысле].