– На кой мне ейные поклоны, – бормотал возчик. – Заплатил бы червонными, тады посмотрел бы еще!

– Три червонца дам! – решительно сказал Клыч. – Гони, мужицкая ты моя колдобина, гони, серость ты разнесчастная! Гони!

Возчик оглянулся, всмотрелся в жесткое лицо Клыча и погнал.

Пошли какие-то строения, за ними начиналось поле. На крайнем доме электрическая лампочка освещала вывеску «Постоялый двор Бархатнова».

– Стой! – скомандовал Клыч. – Давайте, ребята, оба. Пошарьте там внимательнее, поглядите.

Стас и Климов спрыгнули с телеги, стремительно кинулись к входной двери.

Климов завернул во двор. Стас вошел в помещение. Во дворе мирно жевали овес лошади, стояло несколько подвод. Климов подошел поближе, вгляделся. Два огромных воза обтянутых брезентом, приткнулись у самых ворот, лошади из них были выпряжены. Остальные подводы не привлекали внимания, на одной были навалены дрова, на другой сено. Лошадей не было. Оглобли торчали вверх. У конюшни светились огоньки самокруток, разговаривали мужики. Климов подошел к упакованным возам, попробовал поднять брезент. Он был плотно затянут веревками. Но край брезентах треском поддался. Он пошарил рукой, нарвался на что-то мягкое. Перины, что ли? Приподнял повыше брезент – верно, перины: на них спрессованно давила какая-то мануфактура. Он встал на колесо, пощупал вверху. Какие-то пальто, манто, накидки, костюмы. Купец переселяется, что ли?

Он соскочил с колеса, еще раз прошелся по двору. Шарабана на дутых шинах не было. Даже если он завезен в этот вот сарай, его было бы видно. Ничего там не стоит. Шагах в пятнадцати лениво судачили мужские голоса.

– Как королевна сидит, – говорил один, – а посмотришь – ни кожи ни рожи.

– А добра-то, добра, – вторил ему другой. – Я давеча брезент задрал, а там и сундуки, и чего только нет. И посуда, пра слово, царская…

– Лихая, скажу, баба! По нонешним временам да с таким богатством ночью разъезжать…

– А ты тех-то не видал? – у конюшни перешли на шепот.

Нет, шарабана не было. Климов вышел из ворот, на дороге светлой шерстью выделялись лошади. От взошедшей луны силуэты сидевших на телеге были четко вырисованы в лунном сумраке. Стас был уже на подводе.

– Что? – спросил Клыч. – Никого не обнаружили?

– Шарабана нет, – сказал Климов.

– Газу! – крикнул Клыч.

Савраски рванулись. Отдохнувшие лошади резко взяли с места. Огни приближались.

– Сидит какая-то бабенка, – рассказывал Стас. – Хозяин перед ней расстилается, а из углов такие рыла смотрят, что дрожь берет. Как можно сейчас женщине одной ездить?

«Возы, обтянутые брезентом, барахло… – что-то смутно заворочалось в мозгу Климова. Он вспомнил пустую, как нутро гитары, избу Аграфены. – Да разве они могли вывести все на шарабане?»

– А в городе мы его упустим! – вдруг хлопнул по колену Клыч. – Прозевали гада!

– Стоп! – скомандовал Климов и дернул за плечо возчика. – Да стой ты!

– Ошалел? – повернулся к нему Клыч.

– Товарищ начальник! – Климов чувствовал, что глазами своими он мог бы прожечь железо. – Товарищ начальник! Надо обязательно взять эту женщину.

– Ты что? – Клыч пощупал его голову. – Береги, браток, здоровье. От таких переживаний и рехнуться легко.

– Трогать, что ли? – спросил возница.

– Возвращаемся! – приказал Климов. – Товарищ начальник, мы их нагнали. Они на постоялом. Это их возы, – и он, торопясь, рассказал, что обнаружил под брезентом. Клыч секунду раздумывал, потом приказал повертывать. Возчик уже не гнал лошадей. Они не торопясь катили по дороге. Навстречу им тоже двигалось что-то. Клыч всмотрелся. Два высоких воза медленно вырастали из темноты. Когда до них осталось шагов пятнадцать, Климов, не дожидаясь команды, спрыгнул с телеги и побежал навстречу. Первым возом правила женщина в платке.

– Аграфсна Ивановна? – спросил он.

– До днесь Дмитриевной была, – ответила женщина и наклонилась с воза. – От Алексея Иваныча?

– От него, – вдохновенно согласился Климов.

– Ай чего передать послал?

– Встретить просил.

– Ничего, добралась почти. Где сам-то?

– Там, куда собирался.

– Ну и слава богу, – сказала она, – а это кто? – голос ее дрогнул. – Кто энти-то идут?

– Свои, – сказал Климов. – А вас-то куда прикажете сопроводить?

– Как куда? – в голосе женщины зазвенела тревога. – Ай он вам не сказал? Да вы кто будете? – сорвалась она на крик. – Я с постоялого-то без его воли снялась!

Клыч что-то приказал шепотом Стасу, тот пропал во тьме.

– Слезайте, Аграфена Дмитриевна! – сказал Климов. – Угрозыск!

Женщина ударила по лошадям, они рванули, но Клыч одним прыжком оказался впереди и повис на поводьях. Климов сдернул женщину с воза.

– Легавые! – крикнула она тоненько и замолкла.

Климов поднял ее на ноги. Она была небольшая, щуплая, но жилистая. На бледном лице сверкали испуганные глаза.

Подошел Стас.

– Второй воз привязан, – сказал он. – На возах – никого.

Клыч в раздумье остановился перед пленницей.

– Как ее обыскивать? – сказал он. – Баба, поди. – Он обошел ее вокруг. Женщина уставилась под ноги, глаз не поднимала.

– Оружие имеешь? – спросил Клыч.

– Отродясь не носила! – ответила Аграфена глухим голосом и перекрестилась.

– И муженек не носил? – усмехнулся Клыч.

– Ему бог судья, – женщина подняла глаза. – Я тут непричастная.

Луна опрокинула их тени на пыльную полосу дороги. Тени возов и лошадей казались чудовищно огромными. Звякали мундштуками кони.

– Что ж он тебя бросил тут одну ночью, муженек твой? – допрашивал Клыч.

– Не бросил. Завтра велел ехать, спозаранку, а я вот вечером решилась.

– Ослушалась самого Кота?

– Так страховито на постоялом-то, – сказала женщина и поежилась. – Мужики смотрят, по возам шарят.

– Что ж, не знал он этого? – спросил Клыч. – Возы-то с двухэтажный дом.

– Так хозяин-то знакомый, он ему меня на руки сдал.

– А сам куда же?

Женщина промолчала.

– Аграфена, – сказал Клыч, – ты в молчанку не играй. Кровопийце твоему решка приходит. Мы сегодня весь город подымем, а его возьмем. Тогда наравне отвечать придется.

Женщина молчала. Климов стоял к ней вплотную и чувствовал, что она дрожит.

– Людей вместе убивали, – сказал Стас, – теперь вместе и ответят.

– Я к тому непричастная, – сказала Аграфена. – Я никого вместе не трогала.

– А убивал кто?

– Алексей Иваныч на дело с собой брал. Не могла ж я ослушаться.

– Как же, мужняя жена, – сказал Клыч. – Домострой, растуды твою качель…

– Что он велел, то я и сполняла, – опять сказала Аграфена. – А людей не трогала. Мужики своим делом занимаются, а я по хозяйству…

– Что ж из дому-то все забрала?

– Не все… – Она помолчала, потом перечислила: – Котору посуду пооставляла, в сараюшке ободья, колес три пары новых, мешки, мануфактуру – тоже аршин сто сорок.

– Места, что ли, на возах не нашлось?

– И места. Да и Алексей Иваныч говорит: ишшо, мол, вернемся. Все заберем.

– Та-ак, – сказал Клыч. – А куда ж ты спозаранку хотела ехать?

– В Заторжье. – Аграфена крепче закуталась в платок. – Там на Вознесенской у меня сестрица живет в собственном доме, к ней мы…

– Знает она, откуда у вас это добро?

– Откуда же… Думает, что крестьянствуем мы…

– Ладно буду в ступе толочь, – сказал Клыч и шагнул вплотную к Аграфснс: – Где сейчас Кот?

Она вздрогнула:

– Да откуда ж мне знать?

– Говори, баба, на суде зачтется. – Клыч чиркнул спичкой и осветил темнобровое узкоглазое лицо с высокими скулами и сухими, по-старушечьи подобранными губами. Глаза спрятались под ресницы от света. – Только этим и спастись можешь.

Аграфена молчала.

Клыч зажег от первой вторую спичку, вгляделся в женщину.

– Потянет тебя за собой твой Алексей Иваныч. Потом поздно будет прощения просить.

– В Горнах он, – глухо сказала Аграфена, защищаясь от огня спички ладонью. – А где – сама не знаю. Он мне никогда не сказывал.