Тут его никто не услышит. Пусть хоть оборется.

– Па-ап, – капризно протянула Светлана.

– Чего?

– Надень на него ошейник.

– Светка, кончай эти свои штучки! Дело надо делать. А не развлекаться.

– Ну па-ап!

– Отстань, говорю!

– Тогда не буду его допрашивать.

– Не капризничай, не время сейчас.

– А вот не буду, и все.

– Ну, черт с тобой, – вздохнул Сева и полез в какой-то сундук.

Покопавшись в нем, он вытащил ржавый металлический ошейник с приклепанной к нему толстой и длинной цепью.

Крылову казалось, что все в данный момент происходящее с ним совершенно нереально. Что он смотрит по телевизору неизвестный ему ранее фильм ужасов Хичкока. Что сейчас фильм прервется, начнут показывать рекламу жевательной резинки «Дирол» без сахара, и можно будет пойти на кухню, чтобы налить себе чашечку чая. Или открыть бутылочку пива.

– Нагнись, – рассеяв его мечты, приказал Сева своим хриплым голосом, держа Сергея на прицеле.

Крылов был вынужден повиноваться.

– Ты, дочка, сама надень, – сказал Сева, передавая ей ошейник, – а я его под пушкой подержу, а то как бы не кинулся.

Света взяла ошейник, сноровисто надела и закрепила его "на шее узника. Цепь она пропустила через скобу на топке котла, свободный конец обмотала вокруг водопроводной трубы на стене подвала и закрепила его приличных размеров висячим замком. Таким образом, она могла, подтягивая цепь к стене, ограничивать возможность передвижения Сергея.

– Порядок, – удовлетворенно заметил Сева, засовывая револьвер за брючный ремень.

После этого папаша и дочь вышли из подвала.

На прощание Светлана оглянулась и одарила Крылова лучезарной улыбкой, от которой по его спине побежали мурашки.

Глава 23

Подумав и еще раз взглянув на часы, Житков со вдохом отказался от приглашения Смолянского:

– К сожалению, Леонид Демьянович, время не позволяет. Расскажите в общих чертах, в чем суть вашего с ним дела.

Как Смолянский и предупреждал, скорого рассказа не получилось. К тому же Житков часто прерывал его уточняющими вопросами и кое-что был даже вынужден записать.

В заключение Житков предупредил:

– Леонид Демьянович, в поисках Либермана преступники могут выйти и на вас. Это маловероятно, но в принципе возможно. Поэтому прошу вас, спрашивайте, кто к вам пришел, и ни в коем случае не открывайте двери посторонним.

– Хорошо, Павел Иванович, я обязательно последую вашему совету, – покладисто согласился адвокат.

Распрощавшись со Смолянским, Житков, роясь в своей записной книжке, пояснил Хохлову:

– Кажется, наш приятель действительно впутался в тяжелое дело. Вообще-то он неплохо его начал, но ему просто не хватило опыта. И конец этого дела может оказаться очень печальным.

– И мы не сможем ему помочь? – с тревогой спросил Хохлов.

– Попытаемся, – лаконично ответил Житков, набирая очередной телефонный номер.

– А куда ты сейчас звонишь?

– В областное УВД, в отделение по угонам автотранспорта.

– Алло, – в этот момент ответила телефонная трубка.

– Здравствуйте, попросите майора Истомина.

– Я слушаю.

– Привет, Николай, Житков беспокоит.

Срочное дело.

– Слушаю вас, – сразу посерьезнел майор, понимавший: если сам Житков говорит, что дело срочное, то пора доставать из сейфа пистолет.

– Скажи мне, Николай, если покопаться в ваших картотеках, то что можно выудить о человеке с такими приметами: безусловно связан с автокражами и сопутствующим бизнесом; лет сорока – сорока пяти, высокий, плотный, черноволосый, с хриплым голосом; у основания большого пальца правой руки татуировка «Сева»; на этой же руке отсутствует безымянный палец; в его ближайшем окружении фигурирует высокая красивая блондинка лет не более двадцати…

– По имени Светлана, – закончил майор.

– Ее имени я не знаю, – признался Житков.

– Зато я их прекрасно знаю, – усмехнулся майор, – мне не надо и в картотеки заглядывать.

– Кто такие?

– Мужчина, Решетняк Всеволод Константинович, кличка Сева. Дважды судим. Трижды лежал на обследовании в психиатрической клинике, но то ли косил, то ли правда больной, так и не установили…

– А сам-то как думаешь?

– По-моему – псих натуральный.

– Ага, ну, давай дальше.

– Пару лет назад организовал банду по краже и реализации автотранспорта. Три месяца назад мы ее здорово потрясли, но его самого прижать не смогли. Сам он угонами не занимается. Его специализация – изготовление фальшивых документов и реализация краденого.

У него обширные связи, особенно на Кавказе.

– Понятно. А блондинка?

– Его родная дочь. Вот она действительно сумасшедшая. По моим последним данным, она лечится в психиатрической клинике.

– Уже не лечится, – буркнул Житков, – либо выписали, либо сама сбежала.

– Может быть, и выписали. Это такая артистка… Сара Бернар. Когда она захочет, то может сыграть роль абсолютно здорового человека.

Я, конечно, не психиатр…

– Вот тогда и не надо углубляться, – не слишком вежливо прервал его Житков. – Давай вернемся к фактам.

– Давайте, – без обиды согласился словоохотливый майор.

– А где ее мать? Что с ней?

– Та тоже была с большим приветом. Через полгода после рождения дочери покончила жизнь самоубийством. И весьма оригинальным способом.

– Это каким?

– Она опасной бритвой вскрыла себе вены, перерезала горло и спрыгнула с переходного моста на железнодорожный путь.

– Я полагаю, реанимобиль ей не потребовался?

– Нет, потребовались совковые лопаты. Она спрыгнула прямо перед тепловозом скорого поезда.

– Интересно. А теперь самое главное, Николай. Где они сейчас обитают?

– Месяц назад Решетняк жил в арендованном им доме где-то в Поливановке. Точно я не знаю, но могу уточнить.

– Когда тебе перезвонить?

– Минут через семь-десять.

– Не прощаюсь.

* * *

Крылов полагал, что теперь его трудно будет чем-нибудь удивить. Но он опять ошибся. Когда на лестнице появилась Светлана, у него отпала побаливающая после удара Севы нижняя челюсть.

На ней были высокие черные сапоги на высоких же каблуках, черный кожаный бюстгальтер с металлическими нашлепками и черные кожаные штанишки с металлической «молнией» спереди. В руках она держала черную кожаную плетку.

– Ты рад меня видеть, пупсик? – лучезарно улыбаясь, спросила она.

– С чего бы это мне радоваться?

– Но ведь ты так разглядывал меня в конторе.., а потом в машине.., хочешь, я совсем разденусь?

– Еще чего. Простудишься, не дай бог.

Улыбку на ее лице сменила гневная гримаса.

– Ты плохой мальчишка! Я тебя накажу.

Приближаясь к нему, она подняла плеть.

Крылов постепенно отступал, пока не уперся спиной в холодный чугун котла. Он решил дождаться, пока Светлана приблизится к нему, а потом ударить ее ногой так, чтобы отключить надолго, и попытаться освободиться от наручников и ошейника.

Словно прочитав его мысли, Светлана подошла к трубе и выбрала слабину цепи так, что Крылов был почти прикован к котлу. Приблизившись к нему, она рванула его новую летнюю рубашку и разорвала ее пополам.

В том положении, в каком он сейчас оказался, Крылову было очень трудно нанести задуманный удар, но он попытался это сделать. Ничего путного из этого не получилось: Светлана словно ожидала нечто подобное и легко, словно козочка, отскочила от него. Попытка Сергея дотянуться до ускользающей добычи привела к тому, что ошейник врезался ему в горло, вызвав сильную боль и кратковременное удушье. Крылов закашлялся.

– Ты очень нехороший мальчик, – сердито произнесла Светлана, и ее плеть со свистом опустилась на его обнаженную грудь.

* * *

Услышав звонок в прихожей, Смолянский подошел к входной двери и дисциплинированно, как учил его Житков, спросил:

– Кто там?