Алана грустно смотрела на мерцающий огонек лампы. Мысли ее были далеко: она вспоминала ночь, проведенную в хижине, в которой они должны были поселиться с Серым Соколом после свадьбы. Ту ночь она тоже провела одна…

Николас проводил ее до номера и куда-то ушел. Ужин Алане принесли двое гостиничных служащих, однако аппетита у нее не было, и еда осталась нетронутой.

Алана не отходила от окна, высматривая, не покажется ли Николас. От долгого стояния у нее заболела спина, но она все прижималась лбом к холодному стеклу, по которому текли струйки дождя.

Ей было трудно представить себя чьей-то женой. Особенно женой Николаса Беллинджера! В который раз перебирая в памяти события последнего дня, Алана пыталась понять, что побудило Николаса принять столь неожиданное решение. Чем больше она думала о случившемся, тем яснее ей становилось, что все полетело кувырком с того самого момента, когда она явилась в ночной сорочке в комнату Николаса и застала там женщину, которую при виде ее охватило какое-то странное волнение…

Заслышав скрип отворяющейся двери, Алана резко обернулась. Николас внес саквояж. Слуга, вошедший за ним, держал в руке чемодан.

Алане хотелось броситься Николасу на шею, но она не осмелилась. Слуга поставил чемодан в изножье постели, улыбнулся Алане и поспешил уйти.

В синих глазах Аланы возникло недоумение.

– Ты будешь ночевать у меня? – осторожно спросила она, страшась услышать «нет».

Николас мрачно кивнул.

– Да, так будет естественней. Мы же теперь муж и жена. Я постарался оповестить о нашей свадьбе всю гостиницу. Раз уж газета распустила о нас грязные сплетни, нужно, чтобы мы походили на счастливых молодоженов.

– Но зачем? Я не понимаю…

Николас устало опустился на стул.

– Как бы тебе попроще объяснить?

От него пахло спиртным.

– Все это время я торчал в салуне – пил с завсегдатаями за твое здоровье, – недовольно скривившись, сказал Николас. – После того, что натворил этот мерзавец Шелби, я видел один выход – растрезвонить на весь мир, что мы с тобой поженились. Понимаешь?

– Не очень… Ты показал мне газету, но я так и не поняла, чем эта статья могла мне повредить.

– Алана, в Виргинии больше, чем где бы то ни было, от женщины требуются чистота и непорочность. Девушка с запятнанной репутацией погибает в глазах общества. Я не хотел, чтобы это случилось с тобой.

– Но… разве это достаточное основание для женитьбы?

– Ты не должна питать на мой счет иллюзий, Алана, – напряженно произнес он. – Я не мастер говорить комплименты и не обещаю, что буду носить тебя на руках. Но по крайней мере со мной ты никогда больше не будешь знать голода и холода.

– Правда? – в глазах Аланы вспыхнула надежда.

– Правда. Но при этом не ожидай от меня верности. Не буду кривить душой: у меня было много женщин, но ни одну из них я не любил. Мы с тобой поженились не по любви. Ты меня понимаешь?

– Думаю, да… Но в таком случае и ты не должен ожидать от меня верности, не так ли?

Николас нахмурился я.

– Почему это?

– Ах, вот как! Значит, я должна быть тебе верна?.. По-моему, мы так не договаривались. Или я чего-то не поняла? Разве священник не требовал от нас одного и того же?

Николас поморщился.

– Давай прекратим этот нелепый разговор, Алана.

Она опустила глаза, чтобы он не заметил ее разочарования.

– Зачем ты на мне женился, Николас?

– Если коротко, то чтобы спасти твою репутацию. О спасении моей говорить уже не приходится.

– Но почему тебя заботит моя репутация? Я сама отвечаю за свои поступки.

– Ошибаешься. Теперь за тебя отвечаю я. Ты стала членом моей семьи.

– Неужели эта штука, которую ты называешь репутацией, так важна? – недоуменно пожала плечами Алана. – И при чем тут ты? Ты же ни в чем не виноват!

– Алана, тебе этого не понять. Ты выросла в другом мире. Но поверь мне: если бы мы не поженились, тебе пришлось бы очень несладко. На свете много злых, жестоких людей. Я не хотел, чтобы они над тобой издевались.

Алана опустилась рядом с капитаном на ковер и положила руку ему на колено.

– Но значит, я тебе не безразлична, раз ты хотел оградить меня от обид?

Глаза Николаса стали холоднее льда.

– Повторяю, Алана, не питай иллюзий. И ради Бога, не влюбляйся в меня, тебе от этого будет только хуже. Храни в сердце воспоминания о Сером Соколе и не думай обо мне.

Алана попыталась представить себе умершего возлюбленного, но не смогла – новая любовь заслонила его образ.

Взгляд девушки устремился на постель.

– И ты… ничего не ожидаешь от нашего союза?

Николас усмехнулся.

– Отчего же? Надеюсь, холодной ночью ты сможешь меня согреть. Не бойся, больше я ничего от тебя не потребую.

Алана с горечью вспомнила, как устремленные на нее глаза Серого Сокола темнели от желания… В зеленых же глазах Николаса читалось равнодушие.

– Лучше бы ты на мне не женился! – с обидой воскликнула она. – Это только усложнило мою жизнь.

Николас переплел свои пальцы с ее тонкими, изящными пальчиками.

– Не расстраивайся, мы с тобой прекрасно поладим, Алана. Ты умница, я таких умных женщин сроду не видел. Да и храбрости тебе не занимать. А уж гарпунить рыбу, – он расплылся в улыбке, – ты умеешь как никто другой. Мы будем друзьями. Разве это плохо?

– И при этом я должна буду закрывать глаза на твои измены? По-твоему, я похожа на безмозглую дуру? Нет, Николас, этого ты от меня не дождешься! Я уж лучше поселюсь в доме моего отца.

Глаза капитана потускнели.

– Как угодно. Можешь поехать к отцу, а я потом ему все объясню. Надеюсь, он меня поймет.

Алану задело, что Николас не стал ее уговаривать поехать в Беллинджер-Холл, но она не подала виду, а спокойно попросила:

– Пожалуйста, опиши мне дом моего отца.

Николас встал и поднял Алану с ковра.

– Не опережай события, дорогая. Со временем ты и сама все узнаешь.

– А с твоей матерью я познакомлюсь? Он посуровел.

– Наверное, но не волнуйся, она не будет тебе докучать. Я за этим прослежу.

От него повеяло таким холодом, что Алана поежилась: разве можно так люто ненавидеть родную мать? Однако она предпочла воздержаться от расспросов на больную тему и лишь спросила:

– Но теперь-то, когда мы поженились, ты возьмешь меня с собой в Вашингтон?

– Нет. Теперь я, наоборот, надеюсь убедить мисс Уикерс стать твоей компаньонкой, – Николас потянулся и добавил: – Не знаю, как ты, а я с удовольствием вздремнул бы.

С этими словами он снял мундир и принялся расстегивать рубашку. Все его движения были преисполнены какой-то удивительной грации. Он напомнил Алане зверя, вроде бы сонного и расслабленного, но на самом деле в любой момент готового к прыжку.

Она завороженно смотрела на его мускулистую спину и не могла оторвать взгляд. Потом вдруг застыдилась и отвернулась к окну.

Сапоги со стуком упали на пол, кроватные пружины задребезжали. Николас задул лампу, и комната погрузилась в темноту.

– Можешь раздеваться, Синеглазка. Я не буду подглядывать.

Алана дрожащими руками расстегнула воротник платья. Что с ней творится? Почему она так взволнована? Они ведь уже спали рядом в дилижансе.

Платье и нижнее белье так и остались лежать на полу – Алана не потрудилась их поднять. Надев ночную рубашку, она подошла к постели и после колебания откинула одеяло. От Николаса приятно пахло душистым мылом. Случайно дотронувшись до его ноги, Алана отшатнулась, словно ее обожгло это прикосновение хотя ей безумно хотелось очутиться в объятиях капитана.

– Ты спишь? – тихо спросила она.

– Нет.

– Я… я не знаю, как мне себя вести. Ты говорил, я должна тебя согревать.

Николас рассмеялся и обнял жену.

– Насколько я понимаю, ты опасаешься, как бы я на тебя не набросился… Не бойся, Синеглазка. Я не дикий зверь.

– Я и не боюсь. С чего ты взял? – обиделась Алана.