– Я знаю, кто вам это рассказал – это лживая француженка. Так я отвечу: девчонка врет, она просто лгунья.

– Вы так активно отрицаете, не зная, о чем она говорила.

Удар попал в цель. Мужчина покраснел и проглотил слюну.

– Зачем мадам совалась в чужие дела?

– Вы хотите сказать, зачем миссис Дойль вмешалась в ваши отношения? Что же, вам должно быть известно: двоеженство карается законом.

– У меня все обстояло иначе. Я был женат на туземке. Это не считается браком. Она ушла от меня и вернулась в свою деревню. Я не видел ее уже лет шесть.

– И тем не менее вы женаты. Флитвуд молчал.

– Миссис Дойль, – продолжал Рэйс, – в те время она еще была мисс Риджуэй, узнала о вашей жене?

– Да, она узнала, будь она проклята Кто ее просил соваться в чужие дела! Я бы относился к Мэри как следует. Я для нее был готов на все. Она бы никогда не узнала о той, другой, если бы не ее госпожа. Да, будь я неладен, я ненавидел эту даму, да, когда она появилась на пароходе, вся в жемчугах и брильянтах, такая гордая и счастливая, я возненавидел ее в сто раз сильнее, ведь она разбила мне жизнь, а сама давно забыла обо всей этой истории. О, если вы считаете меня убийцей, то ошибаетесь! Я не стрелял в нее. Я ее пальцем не тронул. Могу в этом поклясться.

Он замолчал, тяжело дыша и весь взмокнув от пота.

– Где вы находились прошлой ночью между двенадцатью и двумя?

– Я спал на своей койке, и мой сосед может это подтвердить.

– Мы проверим, – сказал Рэйс, и кивком головы отпустил его.

– Можете идти.

– Итак? – спросил Пуаро, когда дверь за Флитвудом закрылась.

Рэйс пожал плечами.

– Его рассказ вполне логичен. Он, разумеется, нервничает, но это естественно. Надо проверить его алиби, хотя это мало нам поможет. Его сосед спал, и Флитвуд вполне мог уйти и вернуться незамеченным. Надо узнать, видел ли его кто-нибудь еще.

Миссис Аллертон в платье из мягкого серого шелка торопливо вошла в курительную. Она была расстроена.

– Как ужасно, – проговорила она, усаживаясь в кресло.

– Невозможно поверить. Очаровательная женщина, у которой было все для радости, для жизни, – мертва. Я не могу в это поверить.

– Понимаю вас, мадам, – сказал Пуаро участливо.

– Я рада, что вы находитесь на этом пароходе, – продолжала миссис Аллертон искренне, – вы найдете виновного. И я рада, что та несчастная странная девочка не виновата.

– Вы говорите о мадемуазель де Бельфорт? Кто вам сказал, что она не виновата?

– Корнелия Робсон, – ответила миссис Аллертон с едва заметной улыбкой.

– Она так увлечена всеми этими событиями. Возможно, впервые в жизни на ее глазах происходит нечто захватывающее, да, наверное, это останется единственным событием в ее жизни.

Миссис Аллертон взглянула на Пуаро и умолкла.

– Простите, я так много болтаю. Вы хотите о чем-то спросить?

– Если вы не возражаете. Когда вы легли спать, мадам?

– Ровно в половине одиннадцатого.

– Вы быстро заснули?

– Да, мне очень хотелось спать.

– Вспомните, в течение ночи вы ничего не слышали? Миссис Аллертон сосредоточенно задумалась.

– Да, мне кажется, я слышала всплеск и как кто-то бежал – или наоборот. Мне помнится это как-то смутно. То ли сон, то ли явь. Мне подумалось, что кто-то упал за борт, и я проснулась и прислушалась, но было тихо.

– Не знаете ли вы, сколько было времени?

– Нет, боюсь, не знаю. Наверно, лучше не называть времени вовсе, раз я не знаю точно.

– Это все, что вы можете нам сообщить?

– Кажется, да.

– Вы встречались прежде с мадам Дойль?

– Нет. Тим был знаком с ней. Я же слышала о ней от своей кузины Джоанны Саутвуд, но сама я впервые познакомилась с ней только в Асуане.

– Если вы позволите, мадам, у меня к вам есть еще один вопрос.

Миссис Аллертон слабо улыбнулась и проговорила:

– Ах, я жду – не дождусь особого вопроса.

– Так вот. Не потерпели ли вы или ваши родственники материального ущерба от финансовой деятельности отца мадам Дойль, Мелуша Риджуэя.

Миссис Аллертон искренне удивилась.

– Ах, нет! Наши семейные капиталы уменьшались естественным путем… Вы понимаете, повсюду нынче платят меньшие проценты, чем раньше. В нашей бедности никогда не было ничего драматического. Мой муж оставил» нам сравнительно мало денег, но они в целости и сохранности.

– Благодарю вас, мадам. Будьте добры, пригласите сюда вашего сына.

Когда она вернулась, Тим спросил невзначай:

– Допрос закончен? Теперь очередь за мной? О чем тебя спрашивали?

– Только о том, не слышала ли я чего-нибудь прошлой ночью, – сказала миссис Аллертон.

– Но я, к сожалению, ничем не могла помочь. Не понимаю, почему. Ведь каюта Линнет через одну от моей. Я должна была услышать выстрел. Иди, Тим, тебя ждут.

Пуаро повторил те же вопросы. Тим ответил:

– Я рано лег спать, где-то в половине одиннадцатого, должно быть. Немного почитал и погасил свет.

– После этого вы что-нибудь слышали?

– Да. Я уснул, но позднее началась какая-то суматоха, и кто-то назвал имя Фантора.

– Это была мадемуазель Робсон, когда она выбежала из салона?

– Да, вероятно. Потом я слышал разные голоса, и кто-то пробежал по палубе. Потом всплеск. И старый Бесснер кричал кому-то: «Осторожней, не спешите!»

– Вы слышали всплеск?

– Да, так мне показалось.

– Вы уверены, что это не был выстрел?

– Возможно, я слышал и выстрел. Мне показалось, что откупорили бутылку с шампанским. Но это мог быть выстрел. И всплеск мне просто почудился, знаете, по ассоциации – вылетела пробка и вино наливают в бокалы… Сквозь сон мне показалось, что в салоне веселятся, там вечеринка, и мне мешают спать.

– А потом? Что-нибудь еще?

Тим задумался.

– Еще Фантора долго возился в своей каюте и никак не мог угомониться.

– А потом?

– Потом я заснул.

– И больше ничего не слышали?

– Абсолютно ничего.

– Благодарю вас, мсье Аллертон.

Тим встал и вышел.

15

Рэйс в глубоком раздумье склонился над планом парохода «Карнак»: Фантора, молодой Аллертон, миссис Аллертон. Далее пустая каюта Симона Дойля. Чья каюта находится по другую сторону от миссис Дойль? Ага, старая американка. Если кто и слышал что-то определенное, то это именно она.

Мисс Ван Скулер в это утро была сморщеннее и желтее, чем обычно. Ее маленькие черные глазки смотрели злобно и подозрительно. Рэйс поднялся ей навстречу с вежливым поклоном.

– Ради бога, простите за беспокойство, мисс Ван Скулер. Мы весьма признательны вам. Пожалуйста, садитесь.

Мисс Ван Скулер раздраженно зашипела:

– Я не желаю иметь что-либо общее со всем этим. Я возмущена. Не связывайте меня с этим чрезвычайно неприятным происшествием.

– Мы все понимаем. Мы решили поговорить с вами в первую очередь, чтобы в дальнейшем больше вас не тревожить. Мисс Ван Скулер посмотрела на Пуаро более милостиво.

– Я рада, что вы понимаете меня. Я не привыкла к подобным историям.

– Разумеется, мадемуазель, – заговорил Пуаро, стараясь всячески умилостивить старую даму, – именно поэтому мы и хотим как можно скорее освободить вас от всех неприятностей. Итак, не припомните ли вы, в котором часу вчера вечером вы легли спать?

– Я всегда ложусь ровно в десять. Но вчера я легла позже, из-за Корнелии, она задержала меня.

– Понимаю, мадемуазель. Итак, после того, как вы легли спать, слышали ли вы какие-нибудь звуки?

– Я сплю очень чутко, – объявила мисс Ван Скулер.

– Превосходно! Для нас – это просто удача.

– Меня разбудила эта несуразная горничная миссис Дойль, которая так громко пожелала ей спокойной ночи.

– А после этого?

– Я снова уснула. Потом мне показалось, что в мою каюту кто-то вошел, но оказалось – вошли в соседнюю каюту.

– В каюту мадам Дойль?

– Да. Потом послышались шаги по палубе и всплеск.

– Наверное, вы не можете назвать точное время?