«Домовитые» казаки, испугавшись размера восстания и ответственности за убийство князя, предательски напали на Булавина, перебили его охотников. Однако сам Кондратий Афанасьевич с несколькими верными товарищами успел скрыться.
… После ссылки Семена Палия в Сибирь восстание, поднятое им против панов, было жестоко подавлено королевскими войсками.
Петро Колодуб, набравший в Сечи больше трехсот казаков, пожелавших вместе с ним отправиться на помощь Палию, намерения своего осуществить не успел.
Петро остался в Сечи. Вскоре он сделался одним из признанных вожаков запорожской сиромашни. Сечевые «старики» обычно старались тайными подкупами и горилкой прибрать таких вожаков к рукам, превратить их в своих послушных слуг, с помощью которых можно было сдерживать буйных гультяев. Но Петро Колодуб был не корыстен, к горилке большого пристрастия не питал и, не допуская никаких сделок с совестью, решительно и твердо отстаивал интересы сиромашных и новопришлых. Эти качества характера бывшего палиевца особенно наглядно проявились в истории с Лунькой Хохлачом.
Гетман Мазепа, узнав о том, что Лунька и еще несколько беглых селян из его маетностей нашли приют в Сечи, потребовал, чтобы кошевой атаман схватил их и отправил под охраной в Батурин.
Кошевой сперва отказался выполнить это распоряжение, нарушавшее сечевые законы. Тогда Филипп Орлик пригрозил, что гетман задержит посылку в Сечь пороха и свинца. Кошевой и старши?на, посоветовавшись, решили с гетманом не ссориться. Ночью Луньку и других беглых из мазепинских маетностей схватили, связали, отправили в гетманскую резиденцию.
Узнав об этом, Петро Колодуб собрал наиболее преданных ему сиромашных казаков, самоуправно посадил их на принадлежавших «старикам» коней и отбил Луньку с товарищами. Потом явился к кошевому и, сообщив о своем поступке, добавил, что ежели кошевой еще когда-нибудь вздумает отдавать людей в неволю, то он, Петро, придет разговаривать с ним не один, а со всей сечевой сиромашней.
Кошевой стал оправдываться: ведь ссора с гетманом, может навлечь большие неприятности на все войско. Петро, подумав, предложил:
– Отпишите гетману, пане кошевой, что селяне, отбитые голотой, бежали из Сечи…
– Пан Мазепа не такой дурень, чтоб поверил словам, – возразил кошевой. – Тайные его дозорцы враз наше лукавство откроют.
– Без лукавства можно, – ответил Петро. – Селяне, коих домогается гетман, и помимо Сечи найдут места, где укрыться, коли дадите им зипуны и оружие…
Доводы были разумны. Кошевой согласился. Спустя несколько дней Лунька Хохлач с товарищами ушел к донским казакам…
С тех пор прошло три года. Вести о начавшемся на. Дону бунте взволновали запорожцев.
Правда, богатые «старики», побаиваясь, чтобы смута не перекинулась и сюда, неодобрительно покачивали головами. Зато сиромашные и новопришлые проявляли к булавинцам явное сочувствие. Еще бы! У «стариков» и хлеба и пожитков вдоволь, а у сиромашни ни зипунов, ни шапок. Эх, привел бы господь и нам погулять с молодцом-атаманом Кондратием Булавиным! И хотя подробностей о донских делах еще никто не знал, но имя бахмутского атамана, защищавшего голытьбу, произносилось всюду…
Однажды поздним зимним вечером к куреню, где жил Петро Колодуб, подъехали два всадника. Они были в овчинных нагольных полушубках и низко надвинутых, запорошенных снегом лохматых папахах.. Привязав коней у ближней коновязи, приезжие, тихо переговариваясь, пошли к куреню, постучали в дверь.
– Кого черт носит? – послышался оттуда сердитый заспанный голос.
– Открывай, не чертись! – ответил один из приезжих. – Да побуди Колодуба…
В курене зашевелились. Сквозь слюдяное оконце пробился тусклый свет. Щелкнул запор. Приезжие переступили порог и очутились в большой теплой горнице, где на устроенных в два ряда нарах спали казаки.
Оставшееся свободным место занимали большая печь и длинный дубовый стол, вокруг которого стояли скамьи и табуреты.
Светильник трещал и чадил. Строгие лики святых на деревянных иконах колебались в неверном, мигающем свете.
Приезжие, войдя в горницу, сняли папахи, расстегнули полушубки, перекрестились.
Петро Колодуб, протирая глаза рукавом рубахи, спустился с печки и, взглянув на одного из приезжих, воскликнул:
– Лунька! Ты откуда?
– С Дону, братику, – ответил Лунька и, пригладив непокорный рыжий чуб, подошел поближе к Петру, шепнул на ухо: – А чи нет здесь чужих ушей?
– Нету, не боронись…
– С гостем я дорогим… Чуешь?
Петро посмотрел на приехавшего с Лунькой незнакомца, успевшего уже снять полушубок. Был незнакомец в средних годах, сухощав, чернобров. Небольшая темно-русая бородка, нос с горбинкой, смелый взгляд черных глаз. Кафтан подпоясан шелковым кушаком, за который заткнуты чеканные турецкие пистоли. В левом ухе качается большая золоченая серьга.
– Сам батько атаман Кондратий Афанасьевич Булавин, – негромко произнес Лунька.
Казаки на нарах один за другим стали поднимать головы. Толкали спящих товарищей, шептали имя атамана.
Спустившись с нар, шумной ватагой окружили Булавина и Луньку.
– Слава донским казакам!
– Сказывайте, что на Дону! Почто сюда бежали?
Булавин присел к столу, нахмурил брови:
– Измена, браты… Атаман Лукьян Максимов с донской старши?ной предали нас. Ночью, как тати, ударили в спину. Помощь у вас просить хочу…
– Дадим помощь, батько! Все как один поднимемся! Зараз войсковую раду скличем! – перебивая друг друга, загорланили казаки.
Петру насилу удалось установить порядок. Он не сомневался, что сиромашные и новопришлые готовы хоть сейчас подняться на помощь Булавину… Но что скажет старый черт кошевой? Ведь не с пустыми руками надо идти на Дон, а оружие и порох в войсковой скарбнице…
– Не даст, так скинуть его с кошевья к бисовой матери, – подсказал Лунька.
– Костю Гордеенко кричать будем, – вставил один из казаков. – Костя преград чинить не станет!
VI
… Мазепа, узнав о том, что запорожцы избрали кошевым Костю Гордеенко и обнадежили в помощи Булавина, крепко задумался.
Донская смута была Мазепе на руку. Она отвлекала внимание царя, облегчала замышленную измену. Надо бы тайно помочь Булавину…
Но бунт голытьбы внушал страх. Восстание против помещиков и панов могло захватить Украину… Надо бы задержать Булавина…
Черт знает что такое! Против обыкновения гетман растерялся и долго не мог принять никакого решения.
Наконец Орлик посоветовал:
– Булавина оставить в покое, пусть зимует в Кодаке и собирает гультяев. Нам без них легче…
– А ежели они, псы проклятые, обрушатся на нас?
– Мне известно, что атаман собирается на Дон, ваша ясновельможность… Но и другая причина есть не опасаться смуты. Новый кошевой Костя Гордеенко нам зла не учинит.
Мазепа вопросительно посмотрел на писаря:
– Подожди… Ты же сам мне сказывал, что Гордеенко давний бунтовщик и держит руку сиромашных?
– То верно, пане гетмане… До сей поры держал их руку, а ныне служит вам…
– Как? Гордеенко?
– Подкуплен недавно мною, прошу прощенья… Дал тайную присягу быть с вами заодно…
– Хорошо, – похвалил писаря за усердие гетман, – но царское величество как нам уважить и в сомнение не ввести?
– Отправьте против Булавина полтавского полковника Левенца. Он стар и ленив… Атамана же ваша милость тайно уведомит, будто против него идет сюда большое войско.
Гетман совета послушался. Вскоре Булавин оставил Кодак.
Весной он объявился в Пристанском городке, на Хопре. Украину смута миновала…
В это тревожное время гетман получил указ:
«Послать десять тысяч казаков в Польшу в распоряжение коронного гетмана Адама Сенявского, верного союзника царя».
Мазепа решил указа не выполнять. Он пишет Головкину донесение:
«На Сенявского и поляков положиться нельзя. Может, они нарочно замыслили отвлечь от меня десять тысяч казаков, чтобы разделить мои силы и открыть неприятелю нашему путь на Украину…»