На таможне ему в спину смотрели друзья избитого в туалете оперативника, неспособные даже окликнуть. Где-то в городе не спал вечно занятой посол Кимов, уже сообщивший об удачных переговорах с китайцами. На другом конце света его ждали ирландские торговцы, ожидающие сигнала. А где-то далеко, под огромным куполом, затих родной Ефремов. Город мечты, город детства. Через пару лет обученные в тамошней новой академии пилоты полетят к звездам и увидят Марс. А в 2061-м году на красной планете появится настоящий город. И старые друзья смогут то, что ему самому оказалось не под силу.

Как бы хотелось сейчас сесть на самолет до Москвы! Дублин за столько лет успел опостылеть, особенно когда возвращаешься туда, только-только оттерев с рук очередную пролитую кровь. И снова ждешь очередного задания, очередного взгляда под юбку современной политики. Потому что когда-то давно дал слово делать то, что должно — то, чего не могут сделать другие. И вместо звездных далей тебе уготован долгий путь в грязной колее земной подлости. Но нужно идти по этому пути, потому что иначе в нем завязнет твоя страна, твой народ, а с ними и все человечество. Ибо однажды свинцовая крышка энтропии чуть не захлопнулась над Землей, и нельзя дать этому повториться.

То, что он сделал в Токио — лишь капля в море. Один жалкий мошенник, троица порочных наемников, смешное и нелепое кровопролитие. Но дьявол в мелочах, и эти мелочи у дьявола надо отобрать. Для того и трудились Александр с коллегами. Пусть каждый из них может сгинуть, не признанный Родиной, если провалится. Зато будут жить другие.

Алекс поправил узел нового галстука. Надежный инструмент, давший преимущество в драке, уже забрал курьер вместе с испачканным кровью костюмом. Через пару часов не останется ни следа его пребывания в Токио. Кроме мертвецов и страха, поселившегося в Рэндале По. Так обычно и заканчивалась каждая подобная поездка. Но теперь, при разрешении на работу под литерой «Т», все станет намного сложнее.

Приятный женский голос с милым акцентом сообщил, что начинается посадка на его рейс. Алекс отвернулся от окна, где деловито разворачивался на бетоне пузатый самолет, и зашагал к гейтам.

* * *

Из интервью профессора Г. Флеминга, автора документального фильма «Тайные орудия коммунизма: век двадцать первый».

— Профессор, вы утверждаете, что эта таинственная организация не является спецслужбой русских?

— Советский союз, разумеется, остается самой страшной угрозой свободному человечеству. Но даже эта страна вряд ли обладала бы дерзостью, сравнимой с той, что можно заметить в действиях предположительной группы людей, занимающихся самым настоящим терроризмом. Подобное творили разве что неоконсерваторы в США, но даже их ставленники были, прежде всего, агентами влияния. Эти же люди — скорее, некое извращенное подобие рыцарского ордена, цель существования которого состоит в защите и продлении существования СССР и его сателлитов ради утопической цели построения коммунизма. О них мало что известно, кроме нескольких городских легенд, слухов. Люди, с которыми я беседовал, утверждали, что организация, называющая себя СМЕРШ, не подчиняется советскому правительству и не является частью русской коммунистической партии. Они почти вездесущи в странах Восточного блока. Их основная функция — независимая разведка и контрразведка. Проще говоря, они, как и те, у кого позаимствовано это пугающее имя, занимаются зачисткой тайных врагов на передовой современных войн.

— И вы считаете, что это правда? Существование подобной группы…

— Знаете, в нашем мире, где шпионаж и убийства называются «лоббированием интересов», а разорение и саботаж «нестандартными приемами ведения бизнеса», нет более пугающего образа, чем люди, одержимые идеей, бьющие капитал его же оружием. Поэтому я искренне надеюсь, что ошибаюсь. Иначе на этот раз коммунизм не остановить.

Лев Соколов

Солнечный зайчик

Случалось вам гулять с любимой девушкой по родному городу?

Я вот гуляю. Прямо сейчас. Здорово, правда?

На самом деле, не так уж здорово. Во-первых, девушка не знает, что она — любимая. А во-вторых, я не был в родном городе целых три года. Это ведь срок…

Инка мне всегда нравилась. Еще со школы. Но я, чего греха таить, был тогда трусоват. Мы с Инкой с детства дружили. И когда стали постарше, тоже — только дружили. Знаете, как говорят: не можешь любить — сиди и дружи. Не решался я ей признаться. Это красавчикам в любви признаваться хорошо. Хоть пять раз на дню, всем подряд. А я ушастый. Нам некрасивым, признаваться трудно.

В общем, додружился я так до того, что окончил школу, высшее получил, и распределился в… научно-исследовательский институт на другом конце страны. Обычно, мальчишки на север едут. Чтоб, так сказать, овеяться суровыми северными ветрами. Добрать мужества. А у меня наоборот вышло. Уехал взрослеть с севера на юга. Субтропики, пальмы, девушки симпатичные. Они на юге гораздо виднее из-под одежды. Но я все равно постоянно Инку вспоминал.

Ну перезванивались мы с ней. Друзья же. Она меня «верным подругом» называла, когда хотела позлить. Вот, рассказала, как появился у неё. Нереально-ангельский. Имя его она с придыханием произносила. И Глаза у неё были… Короче, встрескалась Инка по уши. Поздравил я её уныло. Вот ведь, говорю, радость какая… Пожал в полной мере плоды собственной трусости.

В тот вечер пошел топить тоску в спиртном. Водку попробовал — тьфу гадость! Жжет, противная, пить невозможно. Ударил по вину. Южное вино хорошее, вкусное. Но с него же не напьешься. Никакого забытья. Только голова кружится. Вот я после бара и докружился до встречного полицейского патруля. Приняли они меня в нежны руки, отвезли в отделение бережно, уложили заботливо, — в отдельную каморку, под чистым одеялом. Я полицейским по пути успел поплакаться о жизненных обидах.

А с утра пожилой майор, по-отечески аккуратно, вставил мне моральный пистон. На предмет, что печаль во спирту топят только слабаки, а настоящий мужчина либо сам ситуацию принимает, либо меняет. Выставили меня из отделения. Я, пристыженный, на работу помчал. А там мне после работы тоже на общем сознании вставили — из полиции ж сообщили. Проработали меня так, что аж сгоряча чуть не женить собрались. Было у наших суровых девушек из бухгалтерского отдела такое предложение. Насилу отбился, и обещал больше с горя не пить. Только с радости.

На том и порешили.

На следующий день — принял я. Не спиртного, ситуацию. Если любишь, так надо радоваться за человека. Главное, пусть тот, нереально-ангелський, Инку счастливой сделает. Ударился я с головой в работу. Тема у нас, правда, была интересная. Наш институт, вообще, зеркала делает. Хорошие, кстати, зеркала. Так что я хоть и молодой специалист — а зеркальных дел мастер. Впахивал ударно. А в родном городе не бывал. Родители-то мои на стройку нового космодрома переехали. Отец инженер-строитель. Так что мне на историческую родину было и не с руки. Насчет Инки подуспокоился. Так, иногда ныло к дождю, как старая рана.

Ну с Инкой, да, все равно перезванивались. И стал я вдруг замечать, что у Инки глаз-то не блестит. Улыбка померкла. Почуял я, путем дедуктивного метода и тонкого чутья: что-то не так с нереально-ангельским. Уточнил все у своей агентуры (как-никак, одноклассников в родном городе полно). Да и с матерью Инкиной у меня отношения замечательные. Она и была мой главный агент, у неё свой интерес.

Короче, оказался нереально-ангельский — козлищем. И это еще эфемизм. Шлялся он по друзьям, пахнущим женскими духами. Жениться обещал. Детей не хотел. Ему и так все замечательно было. А потом и вовсе появилась у него другая, главная женщина в жизни. Рассказал он Инке, что любовь была, но сердцу не прикажешь — и катапультировался в прекрасное далеко.

Фините-ля.

Я как узнал, мне стыдно стало. Хоть в петлю лезь. Это ведь из-за меня все случилось. Из-за моей юношеской трусости. Если бы я в свое время Инке в любви признался. Ну… всякое могло быть. А вдруг бы стала она моей? Не было бы у неё тогда в жизни нереально-козлорогово. А я ей на это даже шанса не дал. Если кого любишь, должен быть готов защитить. А я, выходит, осечку дал, пока свои страхи лелеял.