Военная элита Пакистана была насильно привлечена к участию в операции «Несокрушимая свобода», которая уже приобрела большой размах и которая, как проинформировал Совет Безопасности ООН посол США Джон Негропонте, стала бесконечной войной: «Мы может обнаружить, что наша безопасность требует дальнейших действий, согласованных с другими государствами и организациями».

Хватило бы смелости у какой-нибудь другой страны сообщить ООН, что она считает себя вправе напасть на кого угодно и когда угодно? Совет Безопасности не рискнул оказать сопротивление. Все это было сделано во имя борьбы с врагом, который, как проинформировал конгресс американский президент, состоит из десятка тысяч террористов в шестидесяти различных странах. Тот факт, что «АльКаида» не была способна вновь сыграть по тем же нотам, не вызывал сомнений, поскольку война продолжалась. Для них наблюдать, как рушатся от бомбардировок афганские города и не мстить подобным образом где-нибудь в Соединенных Штатах или Западной Европе, для того чтобы показать свой гнев, а заодно и проверить свое силу, — дело просто невероятное, можно даже сказать — невозможное. Этот момент был широко освещен в индийской и пакистанской прессе, но он не принимался во внимание большинством «специалистов по защите», которые постоянно мелькали на экранах телевизоров во время конфликта[163].

Спустя четыре месяца после начала войны ее принципиальная задача была уже почти забыта. Усама бен Ладен избежал ареста и казни. Лидер свергнутого режима «Талибана», чей арест стал второстепенной целью, сбежал под защитой трех мотоциклистов. К этому времени внимание всего мира уже было обращено на Пакистан. Дестабилизирующее влияние войны в Афганистане всегда сказывалось в этом регионе сильнее всего.

Напряжение между Индией и Пакистаном стало потенциально опасным. Ирония заключается в том, что Пакистаном управляет светский генерал, а Индией — политик-индиец, являющийся ярым исламским фундаменталистом: с определенной точки зрения это идеальная комбинация, способствующая миру. Хотя на определенном уровне такой расклад рано или поздно заставит обе стороны устроить небольшую войну. Генерал Мушарраф мог бы доказать, что на самом деле он далеко не пешка США, а Атал Бихари Ваджпаи, премьер-министр Индии, мог бы повысить свой авторитет и выиграть следующие выборы. Но кто может гарантировать небольшую войну?

Дело в том, что проникновение в оккупированный Индией Кашмир пакистанских группировок, поддерживающих идею джихада, таких как «Лашкар-и-Тайаба» и «Джайш-э-Мухаммед», привело к возникновению альтернативного военного аппарата, который Исламабад финансирует и применяет, но не может полностью контролировать, то есть складывается ситуация, аналогичная случаю с движением «Талибан». Нападение на индийский парламент в декабре 2001 года было совершено одной из этих группировок с целью спровоцировать серьезный конфликт. Некоторые из сторонников джихада вовсе не заботятся о судьбе самого Пакистана. Их цель — восстановить мусульманское правление в Индии. Сумасшедшие? Да, но вооруженные и способные ввергнуть в полный хаос обе страны. Вот где прецедент, созданный Вашингтоном после 11 сентября, мог бы привести к катастрофе, подобный политический ход уже однажды использовался германским и британским правительствами, чтобы дать полковнику Путину своего рода индульгенцию. Смерть 30 тысяч чеченцев и тот факт, что Грозный сровняли с землей, — это вовсе не военное преступление, потому что так решил Запад: повстанцев возглавляли террористы, а значит, они заслужили все свои беды. Логично, что правители в Нью-Дели, считают Индию значительно более важной державой, чем Пакистан, и в экономическом, и в политическом смыслах, и хотят присоединиться к «Клубу стран-тяжеловесов».

Ответственность за мирную инициативу лежит на Индии. Это действительно наиболее сильное государство в регионе. Его лидеры должны это осознавать, поскольку положение Индии в Южной Азии бесспорно. Китай, ее единственный сосед, обладающий аналогичной мощью, однако он вовсе не склонен ссориться с Индией. Да и зачем ему это? Истинные проблемы Индии внутренние: ее неспособность провести социальные реформы, которые положили бы конец кастовой системе; непризнание ею того факта, что жители Кашмира не желают никуда переселяться; постоянные поиски «козла отпущения», который смог бы оправдать ее собственные ошибки. Всех этих проблем не решить при помощи неолиберальной экономики, которая стимулирует конкуренцию и увеличивает напряжение в обществе. Политика, а не экономика — главный путь спасения в данной ситуации. Трагедия Индии заключается в том, что, поскольку она жаждет стать мировой державой, ее политика контролируется целой шайкой мракобесов в союзе с оппортунистами всех мастей. Возможно, когда-нибудь в будущем индийское правительство будет способно видеть что-то дальше собственного носа. Если так, то я дал бы ему — не важно, индуистское оно будет, мусульманское или христианское, — один совет, заключенный в философской поэме, известной как Тао Те Чинг, в которой раскрывается суть таоизма:

Дорогой друг!

Помнишь, как ты подошел ко мне после крупного антивоенного митинга в ноябре 2001 года (по-моему, это было в Глазго) и спросил, верующий ли я человек? Я до сих пор не забыл ни того, насколько ты был шокирован, когда я ответил «нет»; ни комментарии твоего друга («наши родители предостерегали нас относительно вас»); ни гневных вопросов, которыми вы двое начали забрасывать меня, словно дротиками. Все это заставило меня задуматься, и эта маленькая книжка — мой ответ тебе и всем остальным, задающим подобные вопросы в Европе и Северной Америке. Когда мы разговаривали, я сказал, что моя критика религии и тех, кто использует ее в политических целях, — это вовсе не стремление казаться дипломатичным на людях. Эксплуататоры и манипуляторы всех мастей всегда лицемерно использовали религию для достижения собственных эгоистических целей. В действительности это еще далеко не вся история. Есть, конечно, искренне религиозные люди в разных уголках мира, которые сражаются за бедняков, но сами они обычно находятся в конфликте с господствующей, нередко навязанной им религией. Иранские аятоллы несколько раз имели дело с мусульманами, которые проповедовали религиозный радикализм.

Если бы я искренне верил, что этот радикальный ислам — путь к гуманизму, я бы, не колеблясь, говорил об этом публично, каковы бы ни были последствия. Я знаю, что многие из твоих друзей любят повторять имя Усамы, и я знаю, что они от души радовались событиям 11 сентября 2001 года. Они были не одиноки. Эти события потрясли весь мир, но они не имели ничего общего с религией. Я знаю аргентинских студентов, которые вышли из аудитории, когда преподаватель начал критиковать Усаму. Я знаю русского подростка, который послал по электронной почте сообщение с одним только словом — «Поздравляю!» — своим русским друзьям, чьи родители живут неподалеку от Нью-Йорка, и они ответили: «Спасибо. Это было здорово». Помнится, мы уже говорили о греках, которые на футбольном матче отказывались выдержать двухминутное молчание в память о погибших и оплакивать правительство, которое их обманывало, и нарушали тишину антиамериканскими песнями и возгласами.