Он печально покачал головой.

— Ты прав. Они, вероятно, сожгут меня заживо у позорного столба… Или предадут огню прямо на скамье подсудимых. Блядь, вот и пытайся кому-нибудь помочь в наши дни…

Мы уговорили Люси спуститься к машине, сказав ей, что пришло время «ехать встречаться с Барброй». У нас не было никаких проблем в том, чтобы убедить ее забрать с собой все рисунки, но она никак не могла понять; зачем мой адвокат захотел взять ее чемодан. «Я не хочу смутить ее, — протестовала она. — Она будет думать, что я пытаюсь навязаться к ней в гости или еще что-нибудь в этом роде».

— Нет, она не такая, — быстро сказал я…

Но это было все, что я мог сообразить. Я чувствовал себя как Мартин Борман. Что произойдет с этой бедной идиотиной, когда мы от нее избавимся? Тюрьма? Проституция? Что бы сказал в этой ситуации Доктор Дарвин? (Естественный, как его… Отброс? Какое правильное слово? Рассматривал ли Дарвин идею временной непригодности? Липа «временного помешательства»? Мог бы Доктор отвести в своей теории место для такой штуки, как ЛСД? ) Все это, конечно, академично. Люси зависла над нами дамокловым мечом, который вполне мог бы рубануть по нашим шеям. Другого выбора у нас абсолютно не было, — оставалось только бросить ее на произвол судьбы и надеяться, что память у нее ебнулась. Впрочем, некоторые кислотные жертвы — особенно психованные монголоиды — имеют странную, известную идиотской науке склонность вспоминать случайные детали, и ничего больше. Возможно, что Люси проведет еще два дня в тисках полной амнезии, а затем выскочит из нее, не помня ничего, кроме нашего гостиничного номера во «Фламинго»…

Я подумал об этом… Но оставалось все-таки одно — увезти Люси в пустыню и скормить ее останки ящерицам. К такому я не был готов; пожалуй, подобный вариант был несколько тяжеловат для той хуйни, которую мы пытались обезопасить. Для моего адвоката. К этому все и сводилось. Так что проблема заключалась в том, чтобы выработать золотую середину и направить Люси в том направлении, где она не захочет взяться за ум и спровоцировать роковой ответный удар.

Деньги у нее были. Мой адвокат убедился в этом. «По меньшей мере 200 долларов, — сообщил он. — И мы всегда можем позвонить легавым в Монтану, где она живет, и сдать ее».

Я не горел желанием это делать. «Послать ее на фиг в Вегасе нехорошо, но передать ее властям будет еще хуже», — чувствовал я… В любом случае не обсуждается. Не сейчас. «Какой же ты чертов монстр, оказывается? — заметил я. — Сначала похитил девочку, затем изнасиловал, и сейчас ты хочешь отправить ее за решетку».

Он пожал плечами: «Просто мне пришло в голову, что у нее нет свидетелей. Все, что она скажет о нас, будет совершенно неубедительно».

— О нас? — переспросил я.

Он удивленно воззрился на меня. Я видел, что его мозги прочищаются. Кислота почти полностью отпустила. Это означало, что Люси тоже, по возможности, скоро оклемается. Пора рубить концы.

Люси ожидала нас в машине, слушая радио с шалой улыбкой на лице. Мы стояли от нее в десяти ярдах. Если кто-нибудь видел нас со стороны, то, наверное, предположил, что мы ведем какой-то омерзительный, беспредельный спор относительно того, у кого «права на девочку». Обычная сцена для автостоянки в Вегасе.

Наконец мы решили, забронировать ей номер в «Американе». Мой адвокат гуляючи подошел к машине и выяснил под каким-то предлогом ее фамилию, а затем я заскочил внутрь и позвонил в отель, сказав, что я ее дядя и хочу, чтобы с ней обращались очень бережно и предупредительно, потому что она художник, и поэтому выглядит немного нервной, раздраженной и легко возбудимой. Гостиничный клерк заверил меняете они окажут ей должное внимание.

Затем мы довезли ее до аэропорта, сказав, что мы собираемся обменять «Белого Кита» на шестисотый «Мерседес», и мой адвокат поведшее в холл со всем барахлом. Люси по-прежнему находилась в прострации и невнятно бормотала, когда он волок ее за собой. Я заехал за угол и стал ждать.

Спустя десять минут он вразвалку дошел до машины и забрался внутрь.

«Трогайся медленно, — сказал адвокат, — Не привлекай внимания».

Когда мы выбрались на Бульвар Лас-Вегаса, он рассказал, что дал одному из носильщиков в аэропорту 10 баксов — проследить,, как его пьяная подружка доберется до «Американы», где у нее забронирован номер.

— Я сказал ему, чтобы он убедился, что она туда действительно добралась, — пояснил он.

— Думаешь, доберется?

Он кивнул.

— Чувак сказал, что еще за пять долларов, которые я ему дал, он оплатит проезд и попросит таксиста развлекать ее всякими анекдотами. Я втюхал ему, что у меня неотложное важное дело, но я прибуду туда через час — и если эта девочка не будет зарегистрирована, я вернусь в аэропорт и вырву ему легкие.

— Это хорошо, — сказал я. — В таком городе трудно щеголять утонченными манерами.

Он усмехнулся.

— Как твой адвокат я советую, тебе сообщить, куда ты подевал чертов мескалин.

Я подъехал к тротуару. Саквояж был в багажнике. Он вытащил две пилюли, и мы съели по одной — солнце опускалось за поросшие кустарником холмы на северо-западе города— По радио доносилась хорошая мелодия Кристофферсона. Мы проехали назад в город сквозь теплые сумерки, расслабившись на красных кожаных сиденьях нашего электрического белого «Коупа да Вилле».

— Может, отдохнем сегодня вечером, — . предложил я, как только мы пронеслись мимо «Тропиканы».

— Правильно, — сказал он. — Давай найдем хороший ресторан с дарами моря и отведаем немного красной рыбы. Меня гложет сильнейшая тоска по красной рыбе.

Я согласился.

— Но сначала мы должны вернуться в отель и освоиться на новом месте. На скорую руку искупаемся и выпьем немного рома.

Он кивнул, откинувшись назад на сиденье и уставившись в небо. Ночь опускалась в замедленном темпе.

4.

Никакого спасения дегенератам…

Порицание кровожадного джанки

Мы миновали стоянку во «Фламинго» и проехали вдоль задней стены, через лабиринт, к нашему крылу. Никаких проблем с парковкой, никаких неприятностей в лифте, и в номере, когда мы зашли, стояла мертвая тишина: полумрак, мирная идиллия, высокие гладкие стены, окна, выходившие на лужайку с подстриженной травой и бассейн.

Признаки жизни в комнате подавал лишь красный мигающий свет на индикаторе сообщений. «Наверное, обслуга номеров, — предположил я. — Заказал немного льда и выпивки. Думаю, что их приносили, пока нас не было».

Мой адвокат всплеснул руками. «У нас и так этого добра полным-полно, — сказал он. — Но мы могли бы получить еще больше. Да, черт возьми, скажи им, чтобы присылали».

Я поднял трубку телефона и связался с администратором. «Что за сообщение? — спросил я. — Тут мигает огонек индикатора».

Клерк, похоже, замешкался. Я слышал шелест бумаг.

— Ах да, — сказал он, наконец. — Мистер Дьюк? Да, для вас есть два сообщения. Первое: «Добро пожаловать в Лас-Вегас, от Национальной Ассоциации Окружных Прокуроров».

— Прекрасно, — сказал я.

— … и еще одно, — продолжил он. — Позвоните Люси в «Американу», номер 1600.

— Что?

Он повторил сообщение. Ошибки не было.

— Вот дерьмо! — пробормотал я.

— Прошу прощения? — переспросил клерк.

Я бросил трубку.

Мой адвокат снова осуществлял в ванной Большой Проблев. Я вышел на балкон и уставился на бассейн, эту почкообразную плоскость яркой воды, мерцавшей под нашим номером. Я чувствовал себя как Отелло. Я успел провести в этом городе всего несколько часов, а мы уже положили основу классической трагедии. Герой был обречен, он только что посеял семена своего собственного падения….

Но кто был Героем этой похабной драмы? Я отвернулся от бассейна и встретился лицом к лицу со своим адвокатом, выползшим из ванны и обтирающим свой рот полотенцем. Его глаза были стеклянными, прозрачными как хрусталь.

— Этот проклятый мескалин, — промычал он. — Какого хуя они не могут делать его не таким чистым? Может быть, смешать его с «Роллейдс» или еще чем-нибудь?