1965

Солдат

Мимо лип прибрежных оробелых,
Мимо длинных, длинных, длинных сел
В сапогах больших, от пыли белых,
Полк пехотный шел —
С развеселой песнею военной.
А последним, замыкавшим ряд,
Был в строю совсем обыкновенный,
Роста невеликого солдат.
На спине был щит от пулемета,
Ранец, как положено бойцу.
Пел он громче всех, и струйка пота
Медленно стекала по лицу.
Пыльная дорога. Полдень. Душно.
Это стало все давно былым…
Вспомнил же его я потому, что
Это я был им.

1946

«Я видел мир…»

Я видел мир
Таким, какой он есть,
Тот страшный мир
С яругами кривыми,
Со степью снежною,
Где места нет,
Чтоб сесть,
С примерзшими к винтовкам
Часовыми,
С путем бессонным
От костра к костру,
С березами,
Издерганными ветром,
С весенним ливнем,
Что, пробив листву,
Гудя, уходит в землю
На полметра.
Я видел мир,
Где черная вода
Из мелких лужиц и канав
Целебна,
Где в небо звездное
Взлетают города
И к сапогам
Ложатся слоем щебня.
Сейчас висит он,
Стихший до утра,
Какой-то незнакомо-оробелый,
В дрожащей кайле
У конца пера,
Безмолвной ночью,
Над бумагой
Белой.

1951

«Спит сержант на концерте…»

Спит сержант на концерте,
Упав на барьер головой.
…Там актеры как черти
По сцене бегут круговой.
В тонких юбочках феи
Там ножками бьют на лету.
Знатоки, корифеи,
Ценители в первом ряду…
Спит сержант на концерте.
(Он топал по вмятинам шпал!..)
Захотелось до смерти
Уснуть… Головою упал.
Гуд все глуше и глуше.
А вот и последний хлопок.
И гигантские лужи
Стоят у гигантских сапог.
Спит сержант на концерте.
(Дороги вовсю развезло!..)
Как спалось мне под Верди!
Как было тогда мне тепло!

1966

Двадцать пятого года рожденья

Вчера мы писали диктанты,
Чертили на досках круги,
А утром уже интенданты
Нам выдали сапоги.
В широкой армейской шинели
Мы ростом казались малы,
Мы песни заливисто пели,
Скребли, провинившись, полы.
Когда же, идя на ученья,
Мы путали ногу подчас:
— Двадцать пятого года рожденья! —
С усмешкой кивали на нас.
Но фронт наступил!
     Мы мужали
В сражениях день ото дня,
С соседом до битвы сдружаясь,
Друзей после битв хороня.
Орудия, танки, повозки
Гремели по городам,
И пели по-чешски и польски
Веселые девушки нам.
А в час, когда звезды студены,
Над онемевшей рекой
Немецкие аккордеоны
Рыдали рязанской тоской…

1946

«…С правого берега…» (А. Чуянов)

…С правого берега привезли группу раненых. Один из них, бородатый, с забинтованной головой, обратился к бойцам с просьбой дать закурить. Ему протянули несколько кисетов с махоркой. Кто-то поинтересовался:

— Что там в городе делается?

— Да сам черт не разберет. Видишь? — Раненый хмуро показал рукой в сторону Волги. — Весь город в огне. Немец забрался на Мамаев курган, туго нашим приходится. Все горит: дома, заводы, земля, металл плавится…

— А люди?

— Люди? Стоят!..

(Из воспоминаний члена Военного совета Сталинградского фронта А. Чуянова)

«…Пехотинцы на переднем крае…» (И. Людников)

… Пехотинцы на переднем крае не раз добрым словом вспоминали пушкарей, минометчиков, и теперь я имел возможность лично поблагодарить мастеров меткого огня. От батареи к батарее сопровождал меня командир артиллерийского полка майор Соколов. Перед выстроившимся расчетом одного из орудий майор остановился, скомандовал:

— Федоровы, ко мне!

Не торопясь, но широким шагом подошли к нам два рослых артиллериста — молодой и уже в летах.

— Командир орудия сержант Федоров Петр явился по вашему приказанию! — доложил младший.

— Заряжающий ефрейтор Федоров Василий! — представился старший.

Майор Соколов не без гордости пояснил:

— Отец и сын. Сын командует, отец подчиняется.

И тут, к досаде майора, получился конфуз. Старший Федоров, косясь на сына, стал жаловаться:

— Служба службой, но уж больно суров сержант. Со всех один спрос, а с меня вдвойне. Кому и втерпеж, а мне — никак…

— А кто командовал в бою, за который награду получаете? — спросил я заряжающего.

— Сын командовал, сержант Федоров Петр…

(Из воспоминаний Героя Советского Союза генерал-полковника И. Людникова)

Старики

«Командир батареи» —
Звался я.
   Воротник
На мальчишеской шее
Был безмерно велик.
Командира солдаты
За спиною, тайком,
Седоваты, усаты,
Называли сынком.
Не чета ни придирам,
Ни льстецам-добрякам,
Был отцом-командиром
Я своим старикам.
Я бранил их, коль были
Ноги мокры у них.
Письма им из Сибири
Я читал от родных.
Как посмотришь,
   пожалуй,
Несерьезная рать!
Да, и старый и малый
Шли на фронт умирать…