Сэр Уильям Драмонд в «Edipus Judaicus» говорит:

Но почему миссионеры так жестоко насмехаются над вайшнавами и поклонниками Кришны за предполагаемое грубо неприличное значение их символов, теперь, когда вне всякого сомнения уяснено, и уяснено наиболее непредубежденными писателями, что Хрестос в преисподней – подразумевается ли под этой преисподней могила или ад – обладал подобным же образом сексуальным элементом уже от самого происхождения этого символа.

Ныне этот факт больше не отрицается. «Братья Розы и Креста» средних веков были такими же добрыми христианами, как и другие в Европе, но тем не менее все их обряды были обоснованы на символах, значение которых было преимущественно фаллическим и сексуальным. Их летописец Харгрейв Дженнингс, лучший современный авторитет по розенкрейцерству, говоря об этом мистическом братстве, описывает как

Протестом – от кого? Ответ: протестом от распятой Розы, величайших и наиболее раскрытых изо всех сексуальных символов – Ионы и Лингама, «жертвы» и «убийцы», женского и мужского принципа в природе. Откройте последний труд этого автора, «Фаллицизм», и посмотрите, в каких ярких выражениях он описывает половой символизм в том, что является наиболее священным для христиан:

Совсем не всех «Сынов мудрости», даже не истинных розенкрейцеров. Ибо последние никогда не стали бы вкладывать в такое тошнотворное изображение, выставлять в чисто чувственном и земном, чтобы не сказать в животном свете, величайшие благороднейшие символы природы. Для розенкрейцера Роза была символом природы, всегда плодородной и девственной Земли или Изиды, матери и кормилицы человека, считающейся женской, и представляемой египетскими посвященными как девственная женщина. Подобно всем другим олицетворениям природы и Земли, она есть сестра и жена Озириса, так как эти два персонажа отвечают олицетворенному символу Земли; как она так и Солнце являются потомством одного и того же таинственного Отца, потому что Земля оплодотворяется Солнцем – согласно самому раннему мистицизму – посредством божественного вдувания. Именно чистый идеал мистической природы олицетворялся в «Девах Мира», в «Небесных Девицах», и позднее в человеческой Деве, Марии, Матери Спасителя, Salvator Mundi, ныне избранного христианским миром. И именно персонаж еврейской девушки был приспособлен богословием к древнему символизму,[532] а не языческий символ был переделан на новый лад.

Мы знаем через Геродота, что мистерии были занесены из Индии Орфеем, героем, намного предшествовавшим Гомеру и Гесиоду. В действительности очень мало известно о нем, и до очень недавнего времени орфическая литература и даже Аргонавты приписывались Онамакриту, современнику Пизистрата Солона и Пифагора; считали, что он скомпилировал их в нынешнем виде к концу шестого века до Р. X., или 800 лет спустя времен Орфея. Но нам говорят, что в дни Павзания была жреческая семья, которая подобно брахманам с Ведами, передавала по памяти все орфические гимны, и что обыкновенно их передавали таким образом из одного поколения в другое. Помещая Орфея на 1200 лет до Р. X. официальная наука – такая осторожная в своей хронологии и всегда старающаяся выбрать период времени, как можно более поздний – тем самым признает, что мистерии или, другими словами, драматизированный оккультизм, относится к еще более ранней эпохе, нежели халдеи и египтяне.

Теперь можно упомянуть падение мистерий в Европе.

Как было предсказано великим Гермесом в его диалоге с Эскулапом, действительно настало время, когда нечестивые иностранцы обвинили Египет, что он поклонялся чудовищам, и ничто, кроме букв, высеченных на камнях его памятников, не выжило – загадки, непонятные потомству. Его священные писцы и иерофанты стали скитальцами по лицу Земли. Те, которые остались в Египте, были вынуждены под страхом профанации священных мистерий искать убежища в пустынях и горах, формировать и учреждать тайные общества и братства – такие, как ессеи; те, кто переплыли океаны и отправились в Индию и даже в (ныне называемый) Новый Мир, обязались торжественной клятвою хранить молчание и сохранять в тайне священное знание и науку, таким образом они были укрыты от человеческих взоров глубже, чем когда-либо. В Центральной Азии и в северных приграничных странах Индии торжествующий меч ученика Аристотеля смел со своего завоевательного пути все остатки когда-то чистой религии, и ее адепты отступали все дальше и дальше от этого пути, ища убежища в наиболее утаенных местах земного шара. Цикл... заканчивался, и с появлением Македонского завоевателя пробил на часах Рас первый час для исчезновения мистерий. Первые удары их последнего часа прозвучали в 47 году до Р. X. Алесия,[533] знаменитый город в Галлии, Фивы кельтов, столь прославленный за свои древние обряды посвящения и мистерии, был, как это хорошо описывает Ж. М. Рагон:

Во время первого века до нашей эры пробил последний час великих мистерий. История показывает, что население Центральной Галлии восстало против римского гнета. Страна была подчинена Цезарю и восстание было сокрушено. В результате гарнизон Алесии (или Алисы) был перебит вместе со всеми ее обитателями, включая друидов, жрецов училищ и неофитов; после этого весь город был разграблен и сравнен с землей.

Бибрактис, такой же большой и знаменитый город, расположенный недалеко от Алесии, погиб несколько лет спустя. Ж. М. Рагон, описывает его конец следующими словами:

Таков был последний город в Галлии, в котором угасли для Европы тайны посвящений великих мистерий, мистерий Природы и ее забытых оккультных истин. Свитки и рукописи знаменитой Александрийской библиотеки были сожжены и уничтожены тем же самым Цезарем,[536] но в то время как История резко осуждает деяния арабского генерала Амруса, который наложил последний штрих на этот акт вандализма, совершенный великим завоевателем, – она не находит ни одного слова, чтобы сказать о последнем, что он уничтожил почти такое же количество драгоценных свитков в Алесии; также о разрушителе Бибрактиса. Пока Сакровир – глава галлов, который поднял восстание против римского деспотизма при Тиберии и был разбит Силием в 21 году нашей эры – сам себя заживо сжигал вместе с остальными заговорщиками на погребальном костре перед вратами города, как нам рассказывает Рагон, – город подвергался разграблению, и все его литературные сокровища по оккультным наукам погибли в огне. Когда-то величественный город Бибрактис стал ныне Аутун, поясняет Рагон.