— Так я же хотел, как лучше… Думал подозрения отвести. А то мне почему-то все время кажется, что за нами следят. — Болтиков вдруг выпрямился, вытер платком вспотевший лоб. — Знаешь, Антек, отпусти ты лучше меня к моему пиву. И мне спокойнее будет, и тебе меньше хлопот…

— Дура!

— Сам дура, — вяло огрызнулся Болтиков. Он знал, что Антек все равно его не отпустит.

Поздний вечер. Тускло горят электрические лампочки, негусто разбросанные по территории стройки. Только в котловане, где работает экскаватор, стоит мощный и ровный свет прожекторов. Но вот машина умолкает, гаснут прожекторы — экскаваторщик закончил работу.

Не успел еще растаять в темноте его смутный силуэт, не успели отзвучать шаги, как одна доска в заборе сдвинулась в сторону и в образовавшуюся щель просунулась мальчишечья голова. Вот уже маленькая фигурка, крадучись, приближается к столбу с электрическим рубильником. Да это же Василек! Оглядевшись по сторонам, он включил рубильник. Вспыхнул прожектор. Василек уже смелее подошел к экскаватору, по ступенькам взобрался в кабину, сел за рычаги управления. Экскаваторщик не разрешил ему поуправлять машиной. Ну и не надо. Он сам… Вот кнопка пускателя. Нажим — и мотор заработал. Василек перевел один рычаг — ковш стал медленно опускаться. А какой же рычаг теперь? Нет, с одного взгляда это не так-то просто запомнить. Это не трактор, который Василек знает назубок. Разве вот этот попробовать… Василек потянул второй рычаг. Что это — раздался какой-то негромкий скрежет, машина вздрогнула и замолкла. Все ясно: он что-то испортил. Надо бежать. Василек поспешно спустился с машины, метнулся к забору, проскользнул в ту же щель и уже готов был облегченно вздохнуть, как вдруг почувствовал, как чья-то железная рука схватила его за шиворот.

— Дяденька, пустите! — отчаянно крикнул он, узнав в темноте шофера с того большого самосвала.

— Тс-с-с! — шофер (это был Антек) крепко зажал ему рот. — Не ори! Как звать-то тебя?

— В-василий… — с трудом произнес Василек свое имя.

— Та-а-к, Василий… Значит, вредительством занимаетесь?

— Я… х-хотел только попробовать…

— Знаем мы эти «попробовать»… Говори, кто подослал тебя?

— Никто не подсылал… Я сам пошел.

— Ну ладно, айда к начальнику, там разберутся.

Василек не знал, что делать, откуда ждать спасения. Даже не пытаясь убегать, он покорно шел впереди шофера. Вдруг Антек остановился.

— А может, не говорить начальнику? Что-то жалко мне тебя стало… А?

— Н-не знаю… — промямлил Василек.

— А у тебя найдется тысяч десять на ремонт?

— Н-нет…

— Ну, тогда пойдешь в тюрьму. — Антек говорил спокойно, будто о каких-нибудь пустяках. — Годиков на пять… Из пионеров, конечно, вылетишь. — Он оглянулся вокруг. — Кроме меня, никто тебя не видел. Ежели не говорить никому, так, может, все и обойдется…

— Дяденька, не говорите, — взмолился вдруг Василек. — Я больше никогда не буду ничего трогать, что запрещается… Н-никогда не буду!

Антек помедлил с ответом.

— Ну что ж, могу и помолчать. Только чур: услуга за услугу. Я тебе доброе дело сделаю, а ты — мне… Идет?

— Идет! — с радостью согласился Василек.

— Ты, кажется, в одном шалаше с пионервожатой живешь?

— Нет.

— Э-э, — разочарованно протянул Антек, — тогда дело сложнее. Но, если ты настоящий мужчина, — справишься.

— А-а что вы хотите? — все еще дрожащим голосом спросил Василек.

— Что хочу? Я тебе сейчас скажу. Вы, я слыхал, нашли дневник партизана Степана Казимирова…

— Нашли, — с готовностью подтвердил Василек. — Трудно было, а все же нашли.

— Это я знаю. Молодцы, ребята. — Антек крепко сжал Васильку руку выше локтя. — Потому я к тебе и обращаюсь с просьбой. Вижу, с кем имею дело. Мне бы очень хотелось посмотреть этот дневник. Может, ты возьмешь его у пионервожатой? Я потом верну… почитаю и верну.

— Хорошо, я попрошу у нее, — согласился Василек.

— Э, нет. — Антек помахал пальцем у его носа. — По некоторым соображениям мне бы хотелось, чтоб ты это сделал незаметно, чтоб она даже не знала, что ты брал дневник. А потом ты положишь его на место. Ну как, сделаешь?

— Постараюсь, — низко опустив голову, еле слышно пробормотал Василек.

— Ну, тогда иди! — Антек отпустил мальчика. — Только смотри, никому ни-ни… А ежели проговоришься… — Антек не кончил своей угрозы. Он молча сжал руку Василька, сжал так, что у того вырвался глухой стон.

Василек вернулся в шалаш очень поздно. Он еще долго бродил по темному лесу и все думал, думал. Даже не про экскаватор. Особенно тревожила его просьба этого высокого шофера. Почему он хочет заполучить дневник тайно? Разве нельзя попросить открыто! Почему он так строго наказывал, чтобы Василек никому не проговорился об этом? Даже пригрозил… Как тут быть?

Василек привык по каждому более-менее важному делу советоваться с друзьями, с тем же Толиком, с Женькой. Тогда и решения как-то легче находились. А если дело уж совсем серьезное, — ну, скажем, выбор маршрута для путешествия, — тогда они все вместе шли к своей пионервожатой, к Зинаиде Антоновне, и советовались с ней. А как теперь? Он не может ни друзьям, ни пионервожатой даже заикнуться об этом деле. А дело, видно, посерьезнее, чем выбор маршрута…

Осторожно, чтобы не разбудить ребят, Василек пробрался на свое место и стал раздеваться. Странное дело, он никак не мог расстегнуть пуговицы рубашки — мешала противная дрожь в руках. С трудом раздевшись, он нырнул к Толику под одеяло.

Сначала тревога как будто немного улеглась. Он даже попробовал уснуть, убедив себя, что утро вечера мудренее. Но сон не шел. Василек приподнялся на локте, прислушался и тронул товарища за плечо.

— Толька, Толька! Проснись.

Толик потянулся, не открывая глаз, спросил:

— Кто это?

— Я… Василек. Толик сел.

— Ну, что?

— Сначала поклянись, что никому не скажешь.

— Что еще за тайны такие?

— Нет, ты поклянись, — настаивал Василек.

— Честное слово, никому ничего не скажу! Василек несколько секунд помолчал, как бы набираясь смелости, потом тихо произнес:

— Беда, Толька…

— Что еще?

— Беда, большая беда.

— Да говори же, в чем дело, не тяни!

— Я… — Василек не успел больше произнести ни слова. За стенкой шалаша вдруг послышался чей-то громкий кашель. У Василька от ужаса вытянулось лицо. Он осторожно пробрался к выходу, выглянул. В трех шагах от шалаша, под деревом, стоял тот шофер. «Так и есть, следит». Василек торопливо вернулся и юркнул под одеяло.

— Кто это там? — недоуменно спросил Толик.

— Н-не знаю, так кто-то… — лязгая зубами, ответил Василек.

— Ну, так что ты мне хотел рассказать?

— Н-ничего.

— Как ничего! Ты же говорил, беда какая-то…

— Это я так, пошутил.

— Хороши шутки! — недовольно буркнул Толик, переворачиваясь на другой бок.

Василек ой как не хочет, чтобы Толик вот сейчас заснул. Он пробует растормошить друга:

— Толь, а Толь, сколько мы тут еще пробудем?

— Недолго. Спи.

Легко сказать «спи», а если мысли, тревожные, невеселые мысли, не дают тебе сомкнуть глаз? Вот ведь хотел Василек поступить по-пионерски, рассказать обо всем товарищу, посоветоваться с ним, как быть. Но оказывается, этот длинноногий шофер слов на ветер не бросает. Следит, чего доброго, убить может. У него такие глаза… А зачем ему дневник Степана Казимирова? И почему он не может сам пойти к Зинаиде Антоновне, попросить? Нет, тут что-то неладно…

От всех этих мыслей у Василька разболелась голова.

Незаметно подкралось утро. Сквозь небольшие щелочки в крышке шалаша стал пробиваться свет занимающегося дня. А Василек все еще ни на что не мог решиться. Он и не подозревал, как тяжело быть одному, без товарищей, без их поддержки.

Василек полежал еще немного, потом осторожно выполз из шалаша, осмотрелся. Убедившись, что поблизости никого нет, он так же осторожно вернулся и снова принялся тормошить Толю за плечо.