— Это поистине тяжелая артиллерия нашей пропаганды, — с гордостью заключил Сергей Федорович. — Вдохновенное слово писателей зажигает сердца солдат отвагой, жаждой подвига и лютой ненавистью к фашистским захватчикам.

Слушая начальника политуправления, я невольно вспоминал, как велико желание бойцов своевременно получить свежую газету. И поэтому чаще можно было услышать жалобу на то, что не доставили на передовую газеты, чем на задержку с доставкой хлеба. Разделы «Прямой наводкой» во фронтовой газете «Красная Армия» и приложение к ней под названием «Громилка», в которых к позорному столбу пригвождались фашистские палачи, зачитывались до дыр. Нетрудно было представить, сколько восторга вызывало у бойцов появление в подразделениях самих авторов «Прямой наводки» и «Громилки».

Галаджев сказал, что прибывшие с ним политработники останутся в войсках подвижной группы до конца операции. Это была приятная для нас весть.

Пока командными инстанциями утрясался вопрос о направлении главного удара, наш малочисленный штаб трудился не покладая рук. Вычерчивали карту, на которой наглядно отображались задачи соединений и частей на первый и последующие дни наступления, готовили боевые распоряжения войскам, составляли план разведки, набрасывали схему связи с перспективой ее дальнейшего развертывания. Но многое не делалось: не хватало рабочих рук. Приходилось мириться с отсутствием плана тылового обеспечения, таблиц радиосигналов, кодированных карт. А это в ходе операции чрезвычайно затруднило нам управление войсками. Причина одна: спешка. Фактически на подготовку операции отводились одни сутки. Вечером 4 декабря было отдано боевое распоряжение на наступление, а с утра 6 декабря оно должно уже начаться. Чтобы тщательно спланировать и обеспечить такую сложную операцию, нашему небольшому штабу, конечно, требовалось намного больше времени. Мои товарищи сделали все, что было в их силах.

Почему главком настойчиво стремился начать наступление как можно скорее? Он, конечно, хорошо понимал, что нараставший с каждым часом кризис на правом фланге нашего фронта можно ликвидировать только немедленным переходом в решительное наступление фронтовой подвижной группой. Вместе с тем ему было известно, что 5 и 6 декабря начиналось общее наступление войск Западного и Калининского фронтов под Москвой. Основная задача возлагалась на войска Западного фронта. Они должны были разгромить западнее и южнее столицы главные ударные группировки фашистов, ядро которых составляли танковые соединения. Одновременно Калининскому фронту надлежало разбить 9-ю немецкую армию и, освободив Калинин, выйти в тыл вражеским войскам, действовавшим против Западного фронта. Силы правого крыла нашего Юго-Западного фронта должны были содействовать общему успеху разгромом елецкой группировки и выходом на коммуникации фашистских дивизий, прорвавшихся на южные подступы Москвы.

Таким образом, операция, которую мы готовили, являлась составной частью начинавшегося под Москвой контрнаступления. Поэтому очень важно было согласовать ее по времени с действиями Западного фронта.

До начала атаки оставалось часов восемь, когда наш разведчик полковник Каминский доложил генералу Костенко, что перед фронтом нашей группы выявлена свежая 95-я немецкая пехотная дивизия. О том, что она входила в состав группировки, наступавшей на елецком направлении, нам было известно и раньше, но то, что эта дивизия развертывается сейчас против нас, настораживало.

Не прошло и получаса, как от генерала В. Д. Крюченкина поступило срочное донесение: «В районе деревни Замарайка захвачен офицер — квартирьер 95-й пехотной дивизии. Он показал, что штаб дивизии находится в Малых Ольшанах, а самого квартирьера командир дивизии направил в село Борки готовить помещения для штаба дивизии…»

Судя по тому, что командир новой немецкой дивизии собирался расположить свой штаб в селе, на подступах к которому уже развернулись части нашего 5-го кавкорпуса, нетрудно было догадаться, что противник и не подозревает, какая угроза нависла над ним.

Костенко заинтересовался пленным и приказал доставить его в Касторное.

Была уже полночь, когда меня вызвал на переговоры генерал Бодин. Он опять скрупулезно расспрашивал о положении наших частей, об их готовности начать утром наступление. Я заверил его, что войска готовы и выступят в срок.

Мое сообщение о показаниях пленного офицера встревожило начальника штаба фронта. Несколько успокоился он, узнав, что появление новой фашистской дивизии не вызвано раскрытием немцами нашего замысла.

Прочитав все мои сообщения, Павел Иванович резюмировал:

— Можно считать, что исходное положение для наступления войсками занято. Теперь необходимо еще раз предупредить Руссиянова и Крюченкина, чтобы действовали решительно, не ввязывались в лобовые бои, а обтекали противника с запада. Передайте генералу Костенко: хотя маршал разрешил ему действовать прямо на север в расчете, что это приведет все же наши войска во фланг главных сил елецкой группировки немцев, но при сильном сопротивлении на этом направлении необходимо немедленно поворачивать на северо-запад и искать незанятые промежутки для выхода в тыл противника. Думаю, что Руссиянов и Крюченкин понимают это, а если нет, то нужно своевременно сказать им об этом…

Затем начальник штаба передал жалобу генерала Фалалеева: наши войска не обозначают свою передовую линию, и поэтому летчики боятся ударить по своим. Он поинтересовался, получили ли мы средства связи. Я ответил, что получили лишь вторую радиостанцию от генерала Добыкина, а остальные средства, которые должны были поступить из управления бывшего Брянского фронта, еще не прибыли.

В заключение генерал Бодин сообщил, что 13-я армия за прошедший день перерезала шоссе, ведущее от Ельца на Ефремов. Одна дивизия ворвалась на восточную окраину Ельца, другая окружает его с северо-запада.

ДВИНУЛИСЬ!

В ночь на 7 декабря никому из нас не удалось поспать и часу. Многие офицеры штаба всю ночь пробыли в дивизиях. Мы задумали перед началом наступления главных сил пустить ночью передовые отряды — по батальону от каждого стрелкового и по усиленному эскадрону от каждого кавалерийского полка. Они должны были установить состав и группировку сил противника перед фронтом действий наших войск.

Под утро в штаб доставили пленного офицера. Допросом его занялся сам Ф. Я. Костенко.

Немецкий капитан так промерз, что продолжал трястись мелкой дрожью даже в жарко натопленном помещении. Одет он был весьма «импозантно»: на хромовые сапоги натянуты чехлы, сшитые из овчины, поверх офицерской фуражки — пуховый платок.

— Вы что, капитан, в таком виде и перед своим начальством являетесь? — с едва заметной усмешкой спросил Федор Яковлевич.

Выслушав перевод, пленный стал торопливо развязывать платок, долго возился с крепко затянутым узлом. Стащив наконец платок и скомкав его, капитан извинился: он, мол, так внезапно оказался в плену, что никак не может прийти в себя.

— Какую задачу имеет ваша дивизия? — спросил Костенко.

— Об этом сказано в захваченном при мне приказе, господин генерал.

— Я хочу услышать это от вас.

— Наша дивизия, господин генерал, к концу сегодняшнего дня должна выйти на рубеж Солдатское, Урицкое. Высокое Большое, занятый русскими, и подготовить на нем зимние позиции.

— А что известно немецкому командованию о русских войсках перед фронтом вашей дивизии?

— Командир нашей дивизии господин генерал фон Армин объявил, что перед нами лишь небольшие русские отряды прикрытия, которые при энергичной атаке отходят, не принимая боя. Он вчера поставил дивизионной разведке задачу — заблаговременно обнаружить любые приготовления русских к нападению, но пока ничего наша разведка не заметила, иначе я не оказался бы в плену…

Все, что рассказал офицер, точно совпало с теми сведениями, которые мы почерпнули из захваченного у него боевого приказа по 95-й пехотной дивизии. Сомнений быть не могло: немцы проморгали наши приготовления. Окончательно убедившись в этом, генерал Костенко повеселел. Одно его продолжало смущать. Если с дислокацией 95-й пехотной дивизии, стоявшей перед нашими кавалерийскими частями, все было ясно, то о силах противника перед гвардейской стрелковой дивизией приходилось пока лишь гадать. Генерал Руссиянов донес, что его разведчики захватили пленных из 134-й пехотной дивизии. Но вся ли она там стоит или отдельные ее подразделения — из показаний пленных солдат установить не удалось. Более обстоятельные сведения могли дать передовые отряды, и мы с нетерпением ждали сообщений о результатах их ночной вылазки. Наконец от генералов Крюченкина и Руссиянова поступили краткие донесения о том, что бой передовых отрядов прошел успешно. Нападение их оказалось для немцев совершенно неожиданным, противник понес серьезный урон.